ВНИМАНИЮ АВТОРОВ И ЧИТАТЕЛЕЙ САЙТА KONTINENT.ORG!

Литературно-художественный альманах "Новый Континент" после усовершенствования переехал на новый адрес - www.nkontinent.com

Начиная с 18 июля 2018 г., новые публикации будут публиковаться на новой современной платформе.

Дорогие авторы, Вы сможете найти любые публикации прошлых лет как на старом сайте (kontinent.org), который не прекращает своей работы, но меняет направленность и тематику, так и на новом.

ДО НОВЫХ ВСТРЕЧ И В ДОБРЫЙ СОВМЕСТНЫЙ ПУТЬ!

Юлий Зыслин | Путь к Цветаевой

К 125-летию Марины Цветаевой и «20-летию Вашингтонского музея русской поэзии и музыки»

Так сложилось, что до конца 1970-х годов я мало знал о Марине Цветаевой и вообще о Серебряном веке русской культуры. В школе конца 1940-х годов мы даже Есенина толком не проходили. В учебнике по литературе о нём что-то было лишь в примечаниях. (Кстати, Сергей Есенин был во внимании у Пастернака, Мандельштама и Цветаевой, которая считала, что он опоздал своим рождением на 10 лет). Символизм был объявлен тогда советской властью декадентским, т.е. презираемым. Поругивали даже Валерия Брюсова, хотя он служил новой власти и его даже издавали. Термина «Серебряный век» вообще не существовало. Купить книги об этом времени русской культуры конца XIX – начала ХХ веков у меня никаких возможностей не было. И вдруг моя жена Светлана достаёт мне из-под полы за баснословные деньги сборники стихотворений Цветаевой, Ахматовой и Пастернака (они сейчас экспонируются в моём музее как его начало). Почитав это всё, наконец, внимательно, а мне было уже тогда под пятьдесят, я пережил огромное потрясение. Прежде всего, от Марины Цветаевой. И «заболел» её творчеством на всю оставшуюся жизнь. Первым моим песней-романсом на стихи МЦ стало тогда стихотворение «Вот опять окно…»

Вот опять окно,
Где опять не спят,
Может, пьют вино,
Может, так сидят.

Или просто рук
не разнимут двое
В каждом доме, друг
Есть окно такое…
23 декабря 1916 г.

И я начал всерьёз заниматься Серебряным веком русской культуры, собирать соответствующую литературу, т.к. она стала постепенно более доступной (и всё это привёз в Америку). Так я «освоил» ещё Мандельштама, Ахматову, Гумилёва, Волошина, а потом и очень многих поэтов Серебряного века. И даже посвятил им кое-какие свои стихи и песни.

Моему увлечению Цветаевой поспособствовала полуофициальная автобусная экскурсия 1982 года «Москва Цветаевская». Она стала следующим моим потрясением от Цветаевой.

Борисоглебский переулок, д.6. Здание ДМЦ

1980-годы. До ремонта. Фото из архива Н.Брызгаловой
1991 г. После ремонта к 31 авг. Фото А.В.Ханакова
2009 г. Фото автора
Тверской бульвар, 1996 (похоже и на Чистопрудный и Покровский бульвары, 1996)
Чистые пруды, 1996
Дом МЦ на Покровск. б., 2009

Экскурсия начиналась в Борисоглебском переулке (тогда ещё переулок. Писемского) у обшарпанного здания, где теперь сверкает Дом-музей Марины Цветаевой. Она была проведена как произведение искусства: с большой любовью к поэту и мастерством, на высокой эмоциональной ноте, с тёплым, вдохновенным чтением её стихотворений.

Придя после экскурсии домой, я ничего не мог делать, ни о чём другом думать, как только о Марине Цветаевой. И немедленно родилось стихотворение, а позже и песня, – «Борисоглебские оконца», к 90-летию Марины Цветаевой:

Марину помнит старая Москва –
Трёхпрудный переулок и Волхонка,
И Сивцев Вражек, и Тверской Бульвар,
Борисоглебские оконца.

Марину помнит Кремль золотой,
Москва-река в одеждах неизбитых.
И монастырь на площади Страстной,
Сейчас и сам едва ли не забытый…

(впоследствии возникло ещё несколько посвящений МЦ и 20 песен на её стихи).

Мне, конечно, импонировало, что упомянутые цветаевские места Москвы в принципе были хорошо знакомы. Я ведь коренной москвич и родился на Тверской улице, дом 14, где в XIX веке в салоне Зинаиды Волконской бывал Пушкин (за месяц до отъезда в Америку здесь прошёл мой прощальный творческий вечер, где, конечно, звучали стихи и Марины Цветаевой). Это метров 50 от Тверского бульвара с памятником Пушкину, установленному в 1880 г., прямо напротив Страстного монастыря. Бульвару и памятнику, как воспоминаниям детства, сёстры Цветаевы посвятили трогательные строки. До Трёхпрудного переулка, где родились Муся и Ася в доме номер 6, было ещё метров 300 (дом не сохранился).

Кремль, который МЦ показывала в 1916 г. Мандельштаму, я фотографировал ещё во время ВОВ, хотя это было строжайше запрещено. А про Страстной монастырь мне рассказывал в 1947 г. удивительный человек, который помнил всё, что он учил в дореволюционной гимназии, когда мы пересекали с ним Пушкинскую площадь после занятий в экстернате, что помещался в Дегтярном переулке. А о Москве-реке, что говорить? Река есть река, набережная есть набережная. Это всегда волнительно.

Таким образом, я родился недалеко от места рождения Марины Цветаевой.

Кстати, последние 28 лет до отъезда в Америку я жил примерно в 700 м от места рождения Бориса Пастернака, что на углу Оружейного пер. и 2-ой Тверской-Ямской ул. Одновременно это было недалеко (многократно ходил туда пешком) и от Трёхпрудного переулка, и тем более от Патриарших прудов. На Патриарших прудах жил мой тесть, здесь же я брал уроки гармонии у пианистки из ГИТИСа. И на катке здесь я не раз катался. На том самом катке, где юные Марина и Анастасия Цветаевы резали лёд своими коньками, причём Анастасия Цветаева беговыми. Здесь же Ася познакомилась с Борисом Трухачёвым. В результате этого возникла замечательная Цветаевско-Трухачёвская ветвь. С некоторыми потомками возникшего тогда любовного союза (а именно с внучками Анастасии Ивановны Цветаевой – Ольгой и Маргаритой) имею счастье быть знаком, и даже, смею надеяться, дружен (Рита и её дочь давно находятся в Америке, а Оля с недавних пор живёт на два дома – один российский, другой американский).

Арбатские переулки не случайны в моей судьбе. Мамины сёстры, мои родные тётки, жили в районе Арбата и Никитских улиц. Я у них часто гостил. Одна сестра мамы, тётя Пера, – прямо напротив театра им. Евгения Вахтангова в огромном доме под №34 – подъезд со стороны Калошного пер. (сейчас здесь министерство культуры РФ). Здесь же 10-летним мальчишкой встретил 22 июня 1941 г. и помню эти дни, бомбоубежище, свист бомбы, которая попала в здание театра, что на углу Николо-Песковского пер., где в доме №11 снимал этаж у коллеги И.В. Цветаева композитор Александр Скрябин. С его женой Татьяной Фёдоровной Шлёцер Марина Цветаева была дружна и посещала её до самой её смерти. Шлёцер и посвящен цикл «Бессоница» со стихотворением «Вот опять окно…»). Другая мамина сестра жила на Малой Никитской улице. Многократно от Арбата к тете Бете я проходил по Николо-Песковскому пер., через Собачью площадку, Борисоглебский (Писемский) переулок, пересекал Поварскую улицу, шёл мимо церкви Большого Вознесения, где в деревянном её предшественнике венчался Пушкин и где в сегодняшнее время проводятся панихиды по Марине Цветаевой. Моя старшая сестра училась ещё до войны в Гнесинке, а много позже в Доме Шуваловой и в музее Скрябина устраивались концерты камерной музыки, которые я аккуратно посещал (последний раз в 1996 г. за неделю до отъезда в Америку). Тут же надо сказать, что почти все арбатские переулки я мог проходить с закрытыми глазами. А уж Сивцев-Вражек знал досконально, ведь Калошный пер. упирался в эту улицу.

Автор Юлий Зыслин
Автор Юлий Зыслин

Моя невеста Светлана (ныне прабабушка наших семерых правнуков) жила у Никитских ворот, прямо напротив памятника Тимирязеву, что в другом по отношению к памятнику Пушкину конце Тверского бульвара. На этом бульваре я знал каждый кустик, каждую дорожку, каждое дерево.

30 лет (1932-1962 гг.) я прожил на Чистых прудах. Это значит, рядом с Покровским бульваром, где было последнее место проживания Марины Цветаевой перед отъездом в 1941 году в Чистополь-Елабугу. Опять же все улицы и переулки этого района были мне хорошо знакомы. И мимо дома №14/5 на Покровском бульваре проходил десятки раз, конечно, ничего не зная про Марину Цветаеву. Рядом с этим домом был небольшой детский парк, где временами ежедневно, кроме зимы, проходили наши волейбольные баталии. И Лялил пер., где жила Валерия Цветаева, сводная сестра Муси и Аси. (Перед отъездом в Америку я сфотографировал цветаевские места в Москве, и они представлены в моём американском музее). Рядом с моим домом на Чистых прудах находился кинотеатр «Колизей» (ныне театр «Современник»), здание которого построил архитектор Роман Клейн, сподвижник И.В.Цветаева, автор здания «Музея изящных искусств им. Александра III». Кстати, в районе Чистых прудов есть ещё несколько зданий Романа Клейна. С большой вероятностью часть этих работ, если не все, не прошли мимо внимания Марины Цветаевой.

Основанный И.В. Цветаевым, известный в мире художественный музей на Волхонке я посещал и в детстве, и в юности, и в зрелом возрасте. В течение 5 лет я жил в новостройке вблизи Северного речного порта, откуда в 1941 г. Марина отправилась навстречу своей гибели в Елабуге.

У Цветаевой есть такие слова: «…Ты ищешь дом, в котором родилась я – или в котором я умру». Я специально не искал, а просто по линии жизни оказывался в нескольких цветаевских местах Москвы, ничего не зная о них. Так, наверно, мне было суждено.

Судьба распорядилась и так, что я попеременно встретил трёх энтузиастов – Е. Тихомирова, Л. Козлову, А. Ханакова, давно болеющих Цветаевой. Это окончательно повернуло мою жизнь в сторону Марины Цветаевой, её творчества, биографии, судьбы…

Первым среди них был Евгений Ильич Тихомиров, бывший военный, ставший краеведом и экскурсоводом. Он руководил маршрутом туристического теплохода «Иван Сусанин» по линии Московского турбюро, которое проводило и экскурсии по цветаевской Москве. В 1989 г. я попал на этот теплоход по профсоюзной путёвке. Говорили, что это как будто бывшая яхта румынского короля Михая. Впереди теплохода располагался чудный застеклённый салон, названный здесь библиотекой. И я начал здесь через день петь свои песни на стихи поэтов Серебряного века, в том числе, и цветаевское «Вот опять окно…». Этот небольшой теплоход ходил по нескольким водным туристическим маршрутам. Я трижды поплавал на нём. Один из маршрутов у Тихомирова был по Каме в Елабугу. Он дал мне почитать свой дневник, где была описана биография МЦ, её пребывание в Елабуге и гибель здесь. Описание Елабуги и Петропавловского кладбища было столь образным, что здесь же на теплоходе возникло стихотворение, а потом и песня «Где могила поэта Марины Цветаевой?».

Есть могила в Елабуге рядышком с соснами.
Им нельзя горемычную не вспоминать…

Я дважды побывал в Елабуге и убедился, что у Тихомирова в дневнике всё описано точно.

В 1991 г. произошло важнейшее событие на моём пути к Марине Цветаевой.

Цветаевские места МЦ

Улица Кузнецкий мост, 2009
Сивцев Вражек, д.19, 1996

Музей изобразительных искусств, 1996.

к/т «Колизей» и метро на Чистых прудах
Дом, где жили Скрябины

В мае этого года я побывал в Феодосии и Коктебеле. В Феодосии с утра слушал лекции о методе дыхания Бутейко, после чего каждый день на автобусе ездил в Коктебель, где как раз проходили «Волошинские чтения» (о них мне рассказал в Москве пианист и культуролог Максим Кончаловский, все программы которого прошли в моём московском музыкально-поэтическом салоне «Свеча»). Побродил по берегу залива, купил глиняные колокольчики, посетил могилу Волошина, написал посвящённое ему стихотворение «Волошинский залив» (эти колокольчики теперь в Америке).

В Коктебеле я, конечно, захотел спеть стихи Волошина. Но все устали от длинных заседаний, и моё выступление было скомкано. Зато участница Чтений ярая цветаевка Лилит Николаевна Козлова быстро сориентировалась и организовала встречу в местной гостинице. Её поддержала княгиня Нина Ивановна Вяземская, муж которой был знаком с Волошиным (много лет я был с ней в переписке, а, будучи в том же году в Елабуге, заказал по её просьбе панихиду по Марине Цветаевой). Кажется, я тогда в Коктебеле пел всю ночь. Это были стихи, прежде всего, Волошина, Пастернака и, конечно же, Цветаевой, для которой Коктебель и Волошин были святынями. Даже что-то записали для московского радио. По крайней мере, мне потом сделали копию. (Эта огромная бобина приехала со мной в Америку). Но главное, мы на всю жизнь подружились с Лилит Николаевной. Профессор генетики, поэт, писатель, альпинистка, литературовед, великий знаток творчества и биографии МЦ, она общалась с Анастасией Ивановной Цветаевой, настойчиво и плодотворно занималась поиском могилы МЦ. Темой гибели и поиском могилы МЦ занимались многие, но, к сожалению, до сих не всё ясно. Сейчас в этом направлении работает заслуженная елабужанка Елена Поздина, которая, надеюсь, подведёт итог всем поискам.

От Козловой я узнал о Цветаевском братстве, куда она меня внедрила и где меня встретили очень тепло. Это были энтузиасты и знатоки цветаевской темы, живущие по всей России (Москва, Подмосковье, Новосибирск, Казань, Каунас и др.) и регулярно общающиеся друг с другом. Много лет я был с ними, как и с Н.И.Вяземской, живущей в Питере, в переписке и храню их письма.

В этом же году Лилит Козлова повезла меня в Александров, Елабугу и Тарусу. Есть фотодокументы.

В Александрове летом 1991 г. открывался музей сестёр Цветаевых. И я спел на его открытии два стихотворения МЦ. Осенью мы отправились в Тарусу на VI Цветаевский костёр («народные литературоведческие встречи в лесу»). А там, оказывается, меня уже знали и ждали и попросили попеть стихи МЦ (подробнее о Тарусе).

Организатору цветаевских костров в Тарусе Александру Васильевичу Ханакову кто-то прислал с Камчатки (!) мои посвящения Марине Цваетаевой (у него образовалась огромная коллекции посвящений МЦ, более 2.5 тысяч, часть которых он издал в 1992 г. отдельной книжкой «Венок Цветаевой», что стало первым изданием такого рода). Он стал меня разыскивать, звонил мне на работу, но мне ничего не сказали, и мы тогда с ним разминулись.

Я говорю об Александре Васильевиче Ханакове. Мы с ним дружим до сих пор. В Тарусе в 2016 г. прошёл ежегодный, традиционно осенний 31-й Цветаевский костёр, а в Вашингтоне – 21-й. Я привёз в Америку угольки с VI-го Тарусского костра.

В 1991 г. побывал ещё в Болшеве и Питере. В результате познакомился и подружился со многими цветаевцами, стал посещать все цветаевские мероприятия, много узнал нового о МЦ, её семье и судьбе и о проблемах цветаеведения.

Эти поездки вошли в мою книжицу «От Елабуги – до Чёрной речки», которую издал А.В. Ханаков в 10 экземплярах как самиздат.

В результате моя цветаевская болезнь обострилась и не отпускает до сих пор.

В Америке мною написаны по цветаевской тематике три книжки, несколько сборников и песен, проведены сотни выступлений, осуществлена публикация более 100 статей. На основании семейного мемориала в Вашингтоне выбиты инициалы МЦ. Мой биологический отец был ровесником Марины Цветаевой. Он расстрелян в 1938 г. в Бутово, где «похоронен» и расстрелянный на Лубянке 16 октября 1941 г. муж МЦ Сергей Эфрон.

Мне кажется, что я физически ощущаю цветаевскую энергию и сегодня, находясь в столице США. Не мистика ли это?

Настало время за Марину
Нам чашу благодарную испить:
Уж очень драгоценны вина –
Удастся ли сполна все оплатить?

Сполна, конечно, не удастся. Но пытаться надо…

Юлий Зыслин

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.