ВНИМАНИЮ АВТОРОВ И ЧИТАТЕЛЕЙ САЙТА KONTINENT.ORG!

Литературно-художественный альманах "Новый Континент" после усовершенствования переехал на новый адрес - www.nkontinent.com

Начиная с 18 июля 2018 г., новые публикации будут публиковаться на новой современной платформе.

Дорогие авторы, Вы сможете найти любые публикации прошлых лет как на старом сайте (kontinent.org), который не прекращает своей работы, но меняет направленность и тематику, так и на новом.

ДО НОВЫХ ВСТРЕЧ И В ДОБРЫЙ СОВМЕСТНЫЙ ПУТЬ!

Из Аренсхоопского дневника

Олег Глушкин
Автор Олег Глушкин

В Аренсхоопе – уютном немецком городке на берегу моря я прожил месяц в тишине и безмолвии. В библиотеке здесь почти нет книг на русском языке. Перечитываю на корешках знакомые фамилии писателей. Томас Манн, Иоганнес Бобровский, Элиас Канетти… Канетти я узнал сравнительно недавно. Советовал мне его прочесть мой друг немецкий поэт Клаус-Юрген Лидтке. Меня поразил роман «Ослепление». Согласен с оценкой Айрис Мердок, назвавший этот роман «великой книгой нашего столетия» Я думаю, стоит еще раз перечитать его. Не то же положение у меня, что и у главного героя романа Петера Кина – синолога и книжника. Я ведь тоже лишен своего места.

Тереза, ставшая его женой и вытеснившая Кина из его собственного дома, пожар, поглотивший и героя и книги, фантасмагория – гротеск и иллюзии, капитуляция интеллекта перед действительностью – все сумел мастерски соединить Канетти. У него ведь тоже не было своего постоянного дома. Родился в Болгарии, куда его предки вместе с тысячами других евреев-сефардов были изгнаны из Испании, учился в Швейцарии, жил в Вене, вынужден был спасаться от фашистов в Англии. В семье говорили на латино – еврейско-испанском – который считали своим испанские и португальские предки. Был воспитан в немецкой культуре. Писал только на немецком. Говорил, что его родина – немецкий язык. Родина изгнала его. Роман «Ослепление» написан еще до прихода к власти фашистов, но многое в нем уже предсказано. Канетти был сродни Кафке. Недаром он прокомментировал письма Кафки. Изгнание и неустроенность рождают мир гения. Роман по достоинству был оценен только через пятьдесят лет после его написания. Канетти стал лауреатом Нобелевской премии в конце своей жизни. Он больше ничего подобного «Ослеплению» не написал. После геноцида, после смерти почти всего европейского еврейства мог ли он писать. Я не читал его философских работ. Судя по пересказам их содержания, он пытался разобраться – почему мирные обыватели так быстро превращались в палачей. Объяснить это невозможно. Пережившие войну, уцелевшие уже не способны были к холодному анализу катастрофы. Нелли Закс, изгнанная из Германии еврейка, спасшаяся в Швеции, за свои гениальные стихи была удостоена Нобелевской премии, и была близка к сумасшествию. Поль Целан, не менее гениальный поэт, бросился в Сену. Канетти не совершал бездумных поступков. Страсти бушевали в его душе. Да и по внешнему виду он был далеко не Кафка. Этакий ухоженный благообразный старик с пушистыми седыми усами. Но как надо было гореть изнутри, чтобы написать «Ослепление» – этого никому не дано знать.

 

Выключаю свет. На веранде – сцене, освещенной луной, – стоит вангоговский стул. Могу представить сидящего на нем. Это человек в белых одеждах. Умудренный опытом. С глазами, не потерявшими блеск. Он сидит почти неподвижно и не видит меня. Возможно, это Канетти. Он маленькой щеточкой подправляет свои усы. Что-то бормочет, естественно на своем латино. Звать переводчика бесполезно. Мы забыли язык предков. Он встает и подходит к моему широкому окну. Он ничего не видит. Я притаился, как будто и нет меня на этом свете. Теперь мы на равных. Его ведь тоже нет. Наши библиотеки разорены и осквернены. Ослепление – вот что выпало на нашу долю. Лунный свет смягчает боль. Выжили – выпал счастливый жребий. Но можно ли быть счастливым и знаменитым на земле, где убивали младенцев. Уйдем к морю, не оставляя следов на песке. В шуме волн оно хранит память о людях, говоривших на латино.

В Германии никак не могу заставить себя избавиться от мыслей о Холокосте. Понимаю, что уже несколько новых поколений вступило в жизнь, что не причастны они, что было покаяние. Но невозможно забыть гибель шести миллионов. Много раз приходилось разговаривать с теми, кто участвовал в той кровавой бойне. Конечно, все они утверждали, что воевали в вермахте, были простыми исполнителями приказов. Им всем пролила бальзам на душу Хана Арендт. Не могу оспаривать ее вклад в философию. Она была ученица Хайдеггера, в свое время и я был увлечен его экзистенциалистской философией. Тогда я не знал, что Хайдеггер был антисемитом и задолго до массовых репрессий изгонял из института профессоров евреев. Но она-то знала! Она ведь сама была вынуждена спасаться от кровавого молоха нацизма. После войны спасала от законного суда Хайдеггера. Оказывается, их связывала не только философия, но и взаимная любовь. Он не дожил до ее новых открытий. Ему бы они пришлись по душе. Ему ведь так хотелось забыть Холокост и свое в нем участие. И вот через много лет верная ученица Хайдеггера делает выводы, которые с удовольствием подхватывают сегодня в Германии. Теперь я понимаю, почему так настоятельно мои немецкие друзья советовали прочесть ее труды. Не говорили о ее взглядах, а соблазняли тем, что она жила в Кенигсберге! Даже предлагали перевести и напечатать в нашем журнале «Запад России». Сами немцы, ощущая свою вину, никогда бы не решились на такие выводы, какие сделала она. А здесь выдающийся философ, еврейка подкидывает очень нужную идею. Побывав в Иерусалиме на процессе Эйхмана, она изобретает идею «банальности зла».

Эйхман главный организатор массовых убийств предстает в ее понимании простым исполнителем. Нет, он не садист, он обычный чиновник, педантично выполнявший приказы. Да прикажите мне убить хоть одного человека, я этого не сделаю. Пусть лучше меня лишат жизни, чем я отберу жизнь у безвинного. Кстати, при массовых так называемых акциях, когда детей стариков и женщин расстреливали, наполняя их телами глубокие рвы, можно было отказаться от участия в убийствах и за это не наказывали. Уничтожение неугодного фюреру народа проводилось с большим энтузиазмом и при содействии местных жителей. Разобраться до конца в истоках этого безумия, наверное, никому не удастся. Но сделать из убийц обычных бюргеров, со слезами умиления слушающих скрипку, заботящихся о собственной семье и любящих своих детей – смогла только Арендт. Уверен, в будущем ее теорию разовьют в Германии. Нация не хочет вечно нести на себе вину. У нас постепенно Сталина из разряда убийц переводят в великие вожди. То же самое, возможно, будет и с Гитлером. Хорошо, что об этом я уже не узнаю.

Еще одно любопытное добавление. Философские труды Арендт в шестидесятые годы пришлись по вкусу одному из бывших идеологов нацизма Гансу Ресснеру, занимавшему высокие посты в СС. Отсидев свой срок в британской тюрьме, он стал издателем. И вот Ганс Ресснер, «старый наци», начав издавать еврейку-философа, поставил на свой письменный стол ее портрет. Пожилой, циничный антисемит, который не избавился, по словам свидетелей и очевидцев, от нацистской сути до конца жизни, публиковал труды женщины-философа, писавшей о «банальности зла».

Не удивлюсь, если и в Калининграде поклонники Арендт издадут ее труды. Ведь она наша знаменитая землячка.

Организованное жестокое истребление европейского еврейства не имеет никаких оправданий. Убийцы должны были быть наказаны. Но их было слишком много. Ведь чтобы умертвить шесть миллионов, нужны не десятки, а сотни тысяч убийц. Одни доносили, где живут или скрываются евреи, другие вели обреченных к местам расстрела, третьи готовили к газовым камерам: собирали вещи, стригли длинные девичьи волосы, чтобы потом набивать ими матрасы, копались в пепле, выискивая золотые коронки, копали рвы, аплодировали во время восстания Варшавского гетто, когда фашистский стрелок попадал в выпрыгивающего из огня еврея, да и перечислить ли все – и в страшном сне не приснится то, что творилось наяву. По некоторым подсчетам исследователей в убийстве евреев участвовали 200 тысяч немцев и еще порядка 200 тысяч жителей других стран – многочисленные полицейские отряды и зондеркоманды включали в себя и русских, и украинцев, и литовцев, и эстонцев. Некоторые спасали свою жизнь, убивая по приказу, но большинство шли в палачи добровольно. Им было разрешено убивать и грабить – и это доставляло им удовольствие. В целом ряде городов убийства евреев начинались еще до прихода немцев. Мою бабушку Адосю убили ее же соседи-мародеры, когда она вместе с другими евреями Невеля пыталась скрыться в лесу. В зверском убийстве моих родственников в пригороде Ленинграда Стрельне тоже участвовали их соседи. Если так легко человек совращается на убийство себе подобного, то вправе ли он называться человеком? Зверь должен взъяриться, почуяв кровь. Так волки бросаются на раненую жертву. Акулы нападают на человека, когда появляется кровь. Евреи для фашистов были первой дразнящей кровью…

Где истоки всего? Застарелые религиозные мифы? Постоянные узаконенные погромы и гонения на протяжении всей истории? Слепая вера фашистским лидерам? Алчность, желание поживиться имуществом жертвы? Кровожадноть, которая пробуждается вседозволенностью? Легенды о несметных богатствах евреев… Безнаказанность…

Ведь и после крушения фашизма большинство убийц избежали наказания. Из сотен тысяч палачей только несколько тысяч наказаны. Большинству дали умереть естественной смертью в тепле своих домов. Осталось совсем немного из тех сотен тысяч убийц. Теперь они ветераны и получают всякие ветеранские пенсии и пособия. Я каждый день встречаю их здесь на ухоженных улицах, они сидят на скамейках, лежат в шезлонгах на берегу моря, пьют пиво в многочисленных ресторанах. Мой семитский профиль смущает их, они хотели бы забыть прошлое. Надеюсь, что сны не подвластны им, и в эти сны врываются смертные крики и отчаянные мольбы о помощи женщин, детей, стариков, задыхающихся во рвах, хватающих последние глотки воздуха в газовых камерах, заживо сгорающих в огне восставших гетто.

Надо все-таки отделить зерна от плевел. Несколько сотен тысяч убийц – это же не все население Европы. Большинство были равнодушны и безмолвны, они тоже в некотором роде причастны, но не нам их судить. Лучше поговорим о тех, кто спасал евреев. Таких людей не так уж много, но их существование доказывает, что можно сохранять человеческое лицо даже при самой жестокой диктатуре. «Тот, кто спас одну жизнь, как будто спас целый мир» – так выгравировано на медали «Праведник народов мира». Ею награждают тех, кто спасал евреев во время войны. Их 18000. Среди них такие известные герои, как Оскар Шиндлер и Рауль Валленберг, спасшие десятки тысяч, среди них и те, кто спас хотя бы одного человека.

У мемориала Яд Ва-Шем в Иерусалиме есть аллея праведников. В честь каждого праведника здесь посажено дерево. Есть среди них и японец Сугихара. Имя его присвоено целому парку в Иерусалиме. И он этого достоин. Он был консулом Японии в Литве и выдал евреям около шести тысяч транзитных виз. Визы эти спасли им жизнь. Визы он выдавал, несмотря на запрет своего правительства. На площади у здания консульства день и ночь дежурили сотни несчастных. Это были в основном польские евреи. Они пришли в Литву пешком. Им нужно было как можно скорее уехать в другую страну. Консульства всех других стран отказали – спасение можно было найти только в японском консульстве. Тахиро Сугихара сам заполнял визы. Сугихара исповедовал философию бусидо – пути самурайского меча, согласно этой философии благородный самурай должен совершать «благие жесты», не думая о своем спасении. Целый месяц он почти не вставал от письменного стола. Он спешил. Советские войска уже входили в Литву. Польские евреи знали, что это их не спасет. Сугихара был вынужден закрыть консульство. Он перешел в гостиницу и там продолжал выписывать визы. Когда он уезжал, то даже за столиком купе Сугихара продолжал заполнять формы и выбрасывал транзитные визы в окно вагона.

В Литве встречали советских «освободителей», литовские евреи не успели уехать. Коммунистов сменили фашисты. Сейчас мы знаем, что из 240 тысяч евреев, проживающих в Литве, были убиты 225 тысяч. Убивать начали еще до прихода немцев. Помню через наш город Великие Луки тоже бежали из Польши, чтобы спастись старики и дети. Их вылавливали милиционеры, чтобы депортировать в лапы фашистов, в то время бывших нашими союзниками.

Сегодня на свете живут около 50 тысяч потомков каунасских беженцев, спасенных Сугихара. Вот вам и фашистская Япония. Кроме Японии только Доминиканская республика согласилась принять евреев-беженцев без ограничения. Везде были квоты. Конгресс США отверг предложение об открытии Аляски для еврейских беженцев. Пароходы с еврейскими беженцами не могли пристать к берегу. Их не принимали к причалам почти во всех странах. В феврале 1942 года советская подлодка потопила пароход «Струма», где находилось более 700 евреев из Румынии. За исключением одного человека все погибли. Гибель евреев могли остановить правители многих стран, но сделали это только маршал Маннергейм в Финляндии, генералиссимус Франко в Испании и король Дании. В Копенгагене я видел его скульптуру, на мундире – шестиконечная звезда, он надел ее в знак протеста против уничтожения евреев. Это было в оккупированной фашистами стране. Датские евреи были на плотах и пароходах переправлены в нейтральную Швецию.

Вот так получается, в Германии, где все так уютно и мирно, меня всегда не оставляет кровоточащая тема Холокоста. В прошлый раз я написал здесь рассказ «К. и Анна», писал повесть «Анна из Кенигсберга» и сейчас сердце мое сжато. Хожу один по вечернему городу, останавливаюсь у дома, где жил Эйнштейн. На доме до сих пор нет мемориальной доски. Бреду к морю. Так пустынно вокруг. В городе никого. Застыли в вечерних сумерках сиреневые свечи, цветет черемуха. Люди спят. Здесь рано ложатся. Стараются говорить тихо. Нигде вечером не услышишь громкой музыки. Покой и процветание вокруг. И за все время пребывания здесь я не встретил ни одного еврея. Можно написать на въезде в город: «Juden frei». Рассказывают, что до войны здесь жило очень много еврейских семей. Много евреев приезжало сюда на лето, на отдых к морю. Сегодня я брожу здесь единственный.

Олег Глушкин

Об авторе.

Глушкин Олег Борисович. Родился в 1937 года в городе Великие Луки, Псковской области. В войну эвакуирован с семьей на Урал. В 1960 г. окончил Ленинградский кораблестроительный институт. В Калининград приехал в 1960 году по распределению. Работал на заводе “Янтарь” докмейстером с 1960 по 1965 гг. В 1962 году были опубликованы первые рассказы. Затем была написана повесть о заводской жизни, которая слишком правдиво отразила эту жизнь и после которой в течение 12 лет в Калининграде путь к изданиям был закрыт. В эти годы был участником семинаров и конференций молодых писателей Северо-Запада (Ленинград) и писателей-маринистов (Архангельск, Мурманск,  Москва). С 1965 по 1985 годы работал в рыбной промышленности, выходил в море на рыболовных судах. Повести публиковались в московских и ленинградских журналах и альманахах. С 1975 по 1990 годы руководил молодежным литературным объединением “Парус”. Издано 20 книг прозы.

В 1990 году избран председателем Калининградской писательской организации. В 1991 году основал журнал “Запад России” и был его главным редактором. Подготовил и издал русскую часть антологии произведений писателей, живших и живущих на территории бывшей Восточной Пруссии. За реализацию этого проекта удостоен звания лауреата шестой Артиады народов России (2001 г.) За вклад в развитие культуры Калининградской области и расширение контактов между Российской и Европейской культурой поучил Диплома Канта (2000 г.) Награжден в 2004 году золотой медалью «За полезное» за просветительскую деятельность. Удостоен премии «Вдохновение» за книгу рассказов «Пути паромов», премии «Признание» за роман «Саул и Давид». В течение десяти лет руководил литературным объединением Балтфлота. Входит в бюро Региональной организации писателей Калининградской области и в исполком Калининградского отделения ПЕН-центра. Избран Сопредседателем Союза российских писателей.

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.