ВНИМАНИЮ АВТОРОВ И ЧИТАТЕЛЕЙ САЙТА KONTINENT.ORG!

Литературно-художественный альманах "Новый Континент" после усовершенствования переехал на новый адрес - www.nkontinent.com

Начиная с 18 июля 2018 г., новые публикации будут публиковаться на новой современной платформе.

Дорогие авторы, Вы сможете найти любые публикации прошлых лет как на старом сайте (kontinent.org), который не прекращает своей работы, но меняет направленность и тематику, так и на новом.

ДО НОВЫХ ВСТРЕЧ И В ДОБРЫЙ СОВМЕСТНЫЙ ПУТЬ!

Документально-художественные экзерсисы

Полная авторская версия

Спектакль «Это тоже я. Вербатим» один из афишных в театре «Практика», который полтора почти десятка лет назад задумывался как театр новой драмы, молодой драматургии. И работа недавних студентов естественно и однозначно вписывается в тренд театра «Практика». Поставил его Дмитрий Брусникин и Юрий Квятковский, исполняют его участники Мастерской Дмитрия Брусникина и является он копродукцией Мастерской и театра «Практика».

В финале спектакля «Это тоже я. Вербатим» все два десятка участников его, недавние выпускники Школы-студии МХАТ, под фонограмму песни Виктора Цоя о переменах, выходят на сцену в черных трико-унисекс, встают в каре и жестами передают содержание хита прошлых лет. В музыкальном номере, одном из нескольких на протяжении спектакля, который продолжается больше двух часов, обозначена и четко выражена специфика его — динамизм разворачивающегося перед зрителями действия, напор молодых сил и командный дух, собранность и токи времени — настоящего, которое здесь в театральном воплощении, вбирает в себя нынешнее и дальнее прошлое как единое целое.

Можно отметить тут еще и то, что по содержанию своему — в монологах, диалогах и шлягерах российских и зарубежных — спектакль есть живая, прожитая, освоенная душой и сердцем цитата, которая передает и то, о чем идет речь в каждом номере его, и отношение к сказанному от лица рассказчиков.

В комментарии к спектаклю сообщается, что художественный руководитель «Практики» Иван Вырыпаев несколько лет назад увидел экзамен по вербатим студентов курса Дмитрия Брусникина. И пригласил их в театр для постановки по тому, что делали первокурсники, на профессиональной сцене.

Заметим, что возможность из монологов обычных горожан сделать полноправное и убедительное сценическое действо точно отражает специфику театра «Практика».

Таким образом, спектаклю «Это тоже я. Вербатим» — уже четыре года. И при том каждый раз он исполняется живо, свежо и ярко, как в первый раз. Во всяком случае, при просмотре его нет ощущения накатанности, самоигральности или усталости артистов от того, что они делают в образах, которые показывают зрителям.

Два слова скажем о предыстории жанра.

Вспоминается постперестроечный спектакль «Свалка» во МХАТе имени Горького, современный вариант пьесы « На дне». На сцене доронинского театра воссоздана свалка, образ и собрание людей, которые по стечению обстоятельств оказались на краю социума, вне нормального бытия.

Сценическая композиция построена была из монологов персонажей, что должно убеждать, какой плохой оказалась жизнь из-за социальных и иных перемен (!).

Получилось нечто тягомотное, нравоучительное, где хорошо обученные артисты технично и правильно, по Станиславскому, отыгрывали те роли, которые им были получены. После знакомства со спектаклем оставался осадок некоей безысходности, что противоречит специфике искусства, и театрального, в том числе.

Потом была мода на вербатим, когда профессиональные драматурги записывали разговоры с прохожими, и на основе их делали свои спектакли. Но дальней перспективы у этого направления на российской сцене не случилось. Достаточно вспомнить скандальный показ отечественного варианта американской постановки «Монологи вагины», чтобы уяснить, что вербатим — жанр, только кажущийся простым. На самом деле от тех, кто работает в нем, требуется так, уважительность, талант и вкус.

Надо не просто подойти к человеку и стать расспрашивать его, а войти с ним в контакт, расположить к себе. А потом выбрать из сказанного собеседником или собеседницей не все подряд, а именно то, что прямо и явно выражает личность говорившего.

У артистов Мастерской Дмитрия Брусникина это получилось. И в результате вместо придуманных монологов на заданную тему, на характерность персонажей они собрали серию высказываний реальных людей разных возрастов. И сделали из этого органичный и многоуровневый по восприятию театральный коллаж (шеф-драматург Андрей Стадников).

Здесь дано высказаться людям разных поколений, взглядов, убеждений и индивидуальностей. Молодые артисты не играют своих персонажей, не копируют буквально манеру их разговора, а передают способ их мышления, обнаруживают в каждом личное начало, показывают, как и насколько раскрывается здесь тот или иной человек.

Основа общения — монолог или диалог. Нередко разным героям «Это тоже я. Вербатим» задаются одни и те же вопросы, что интересно, как возможность сравнить в ответах на них своеобразие данного, конкретного человека.

Сцены в обычном понимании в театре «Практика» — нет. Перед рядами зрительских кресел квадратная площадка, покрашенная в черный цвет. В данном случае, когда артисты выходят, за единичными исключениями в центр ее или сидят как бы в кафе за небольшим столом — точно выражается атмосфера записи интервью — на улице, в переходе, в электричке. И в том, как артисты Мастерской раскрывают штучность каждого персонажа, как раз и проявляется различие между беседой в городе и тем, как она воссоздана на сцене. Артисты не играют физиологию — молодость или старость, не напирают на типажность, не ограничивают для зрителя монолог о каждом из интервьюированных первым впечатлением, а передают состояние того, кто пытается, порой коряво, порой жестко, порой эмоционально рассказать о себе.

Пожалуй, в таком постижении чужого опыта и в художественном воспроизведении его на глазах публики и есть мастерство, то, что уводит от натурализма к искусству.

Илья Абель
Автор Илья Абель

Участники спектакля от имени горожан говорят о том, что те любят, что их раздражает, об их мечтах и заблуждениях, о том, что для них любовь, патриотизм, Родина, политика, Президент России, как и о многом другом. Их рассуждения наивны в чем-то, странны и даже комичны (Особенно в начальных эпизодах спектакля нередко слышится в зале смех, ближе к концу его — реже, что закономерно, поскольку постепенно спектакль вводит зрителя в соучастие услышанному. Получается, что, говоря о частном восприятии будничного, каждый персонаж спектакля «Это тоже я. Вербатим» высказывает позицию большой или не очень группы соотечественников. А в ходе обнаружения самобытности каждого из встреченных студентами вне стен театрального учебного заведения выходит, что себя они открывают не только молодым людям, а через них, с их помощью — и зрителям, которые, по мере развертывания действия, становятся также слушателями интервью.)

Артисты относятся к тем, от имени кого обращаются к зрительному залу, если не с уважением, то, во всяком случае, с попыткой понять, то бишь, доброжелательно. Не комикуя, не выставляя их зашоренность или недалекость на осмеяние, а давая им возможность высказаться, как могут и умеют. То есть, тут следует указать на такт, на культуру общения, что уводит зрелище чужих судеб и характеров от комикования, пренебрежения, сокращая дистанцию между теми, кто рассказывает, теми, кто играет, и теми, кто смотрит и слушает. Если говорить о чувстве, которое возникает при просмотре спектакля — это прежде всего соучастие. Всех и всем, потому, что это наши сограждане — грубые, резкие, порой злые или отчаявшиеся, обычно несчастные и отщепенцы по сути своей, наши современники, те, кто чаще всего без чьей-либо помощи борются со своими проблемами.

В каждой части спектакля — 15 номеров. Поскольку сама по себе форма обозрения бытовых реалий достаточно открыта, кажется, что спектакль «Это тоже я. Вербатим» может быть свободным по композиции. Но все не так. Композиция первой и второй частей спектакля выстроены с филигранной выверенностью, сосуществуя по законам стыка, контраста, продолжения того, что начато в предыдущих номерах.

Так, в первой части есть монолог лесбиянки, содержанки, православного моралиста, проститутки и милиционера. Во второй части, например, подряд идут рассказы о жизни трех старушек — двух одиноких и одной семейной. Они каждая говорит про свою боль, без надрыва, но так, что невозможно выслушивать сказанное равнодушно.

Поначалу герои спектакля кажутся если не чудиками, то сумасшедшими. Вот в самом начале после музыкального вступления начинает свой сбивчивый и завиральный монолог юноша, который пришел на медкомиссию в военкомат (Василий Михайлов). Ясно, что у парня не все в порядке с головой, но есть у него свое видение жизни, своя горечь и свое мнение о том, что правильно и как должно быть и будет в стране, если он станет президентом России. Потом почти скороговоркой рассказывает об учебе сына в элитном экономическом ВУЗе мать (Анастасия Великородная) и ее сын (Петр Скворцов). Постепенно смех, как непосредственная и оправданная вроде бы реакция на услышанное, возникает все реже, поскольку выясняется, что перед нами не паноптикум, а, в общем-то, нормальные люди, загнавшие себя или обстоятельствами загнанные в тупик, со сложившимися мыслями и доводами, как-то состоявшиеся в рамках собственных возможностях. И они настоящие. Знакомясь с тем, что звучит от их имени, вспоминаешь рассказ Чехова «Припадок» о студенте с чувствительной душой, который, попав в публичный дом, стал восклицать , что публичные женщины там — живые. Понятно, впечатление от того, что демонстрируют артисты Мастерской Дмитрия Брусникина несколько иное, более оптимистическое, но все же нечто схожее с тем, что знакомо по чтению рассказа Чехова тут есть.

(Примечательно, что на больших, похожих на телевизорные, экраны, подвешенных к потолку над сценой, сообщаются краткие сведения об интервьюируемых — имя, возраст, город; иногда текст сопровождается фотографиями тех, с кем на камеру общались студенты театрального учебного заведения. Так что, у зрителей есть возможность сравнить картинку и то, что делают артисты, стоящие перед ними, разговаривающие от лица конкретных людей. И такое сопоставление убеждает, что театр в данном случае не добивается безусловной копии реальности, а создает ее, что называется, близко к тексту в буквальном смысле определения.)

Композиционная сдержанность, связанность существует не только внутри каждой из частей спектакля, а и между ними. Так, в начале спектакля немолодой уже мужчина-мажор рассуждает, путаясь в фактах и персоналиях о войне 1812 года, а во второй части, почти о том же, но на примере Троянской войны и Второй мировой говорит его сверстник (Алексей Маратов), который и держится не столь уверенно, и силится что-то вспомнить из того, что учил когда-то.

Мария Крылова словами своей юной героини говорит о любви — радостно, наивно. И почти также — в другой части спектакля — о том, как пришла к вере в бога. Характер тут чуть намечен, это именно молодость, с максимализмом, определенностью реплик и тревогой из-за вхождения во взрослую жизнь.

Таким образом, затронуто в спектакле все , что касается выбора, который каждому нужно сделать — веры, профессии, уклада жизни. И то, к чему может привести тот или иной выбор, будучи неправильным или вынужденным.

И именно благодаря тому, что спектакль тщательно собран и показан, после всего увиденного в нем не остается все же ощущения безысходности, поскольку во всех, кому довелось высказаться в данном случае, есть что-то живое, настоящее, потому так логична в качестве лейтмотива заключительная песня о переменах, показанная пластическим этюдом всеми участниками Мастерской Дмитрия Брусникина. Здесь намек и на праздничные парады разных времен советских и постсоветских, и своеобразный флэшмоб, и заключительная цитата. Но одновременно перед нами и намек на фильм «Страна глухих» Валерия Тодоровского, поскольку артисты передают слова песни Цоя жестами глухонемых, пусть не в полном соответствии с тем, как следует в общении неслышащих людей, но так, что каждое спетое слово приобретает визуальный эквивалент.

Заметим, что отсыл к кино — заметен в спектакле «Это тоже я. Вербатим», прежде всего из-за того, что среди персонажей его не просто обычные наши сограждане, но те, типажи которых на волне перестройки были востребованы отечественным кино.

Таким образом, финал спектакля утверждает и то, что надо преодолеть не только стереотипы восприятия людей, но и не оборачиваться все время на то, что горько, ужасно и трагично. Не для того, чтобы делать вид, что ничего такого нет, а для того, чтобы не повторять прошлого в настоящем и будущем.

Заметим, что перед финальным выходом всех участников спектакля идет диалог с бабушкой Татьяной (Дарья Ворохобко), которая собралась идти в церковь на Красную площадь. Несомненно, слова старушки напоминают фразу Верико Анджапаридзе из фильма Абуладзе «Покаяние»: «Эта дорога не ведет к Храму!». Старушка, одетая в кроссовки, запутавшаяся во времени и пространстве, рассказывает о своей жизни, путая воображаемое и реальное. И вызывая одновременно и улыбку и печаль своим нехитрым повествованием. Уходя, она спрашивает у девушки, которая вызвалась ее отвести в церковь, кто это такие, показывая на зрителей в зале. Напоминает реплика старушки известную сцену из спектакля Театра на Таганке, когда на зрительный зал направили артисты громадное зеркало. И зрители увидели себя на сцене рядом с артистами, что было неожиданно и современно.

Самое простое использование тут цитат — включение в ход спектакля шлягеров разных лет и исполнителей. Звучат песни, которые исполняли Принс и Шульженко, Агузарова и Ноль, Аукцыон и 5Nizza. Они не только органично развивают то, что в качестве разговорной речи звучало до них, а и являются и интермедией, комментарием к тому, что слышали и видели зрители только что. К тому же, в них — время, тот фон, который сопутствовал интервьюируемым до того, как их встретили молодые люди — студенты, попросившие их рассказать о себе.

Музыкальные номера, бывшие до того также частью учебного процесса, войдя равноправно в ткань сценической композиции, по-своему раскрывают ее содержание и неординарность.

Несколько слов стоит сказать об артистах. Очевидно, что перед нами хорошо подготовленная к работе на профессиональной сцене команда. Молодые люди работают уверенно, свободно, в их появлении на сцене есть раскованность, азарт и правда существования в образе.

Однако, несомненно и то, что при достаточно заметной подготовленности нынешних артистов среди них есть и те, кто на фоне отлично поставленного и представленного спектакля выглядят наиболее выразительно.

Это Даниил Газизуллин, в образе деревенского парня, сержанта полиции. Он говорит быстро-быстро, негромко и оглядываясь, как бы все время контролируя свои слова и действия. И совсем другой он, когда от имени персонажа говорит как о патриотизме, так и о том, что тот во время срочной службы не пропускал ни одной юбки в Германии и в Польше, как и в России.

Это и Алиса Кретова в образе проститутки, которая в неглиже готовится на глазах у публики к выходу из дома, проговаривая свою историю падения без эмоций, информативно и буднично.

И, несомненно, это Анастасия Великородная, которая играет несколько ролей. Наиболее удачные это — директор магазина, где дама на пляже все сказала про свою биографию, старушка, задавшая вопрос Путину, и исполнение песни «Три вальса», памятной по выступлениям Клавдии Шульженко. (Кажется, что она обращается к конкретному зрителю, исполняя шлягер прошлых лет возможно, даже лично ко мне).

Другое дело, что в спектакле нет практически ни одного номера, где размышления героев замыкались только на характерности. Вот Анастасия Великородная от имени восемнадцатилетней девушки говорит о том, что не любит кавказцев и мечтает уехать в Германию. И речь здесь не только о ксенофобии, банальном мышлении, а и о желании вырваться из тупиковой повседневности. Ближе к концу спектакля она же с Михаилом Плутахиным показывает семейную пару. Ее героине — 75 лет, мужу — 79. Они говорят о политике, о разногласиях, о том, что у них нет детей. И вдруг, в той же интонации женщина рассказывает о том, как чудом осталась жива в последнем вагоне разбомбленного поезда, когда с матерью ехала в эвакуацию из блокадного Ленинграда, как мать нашла ее в деревне, где жили те, кто уцелели из пассажиров того поезда после налета фашистов. И тут законы катарсиса вступают в действие, как это практически заметно в монологах и ответах всех героев спектакля, когда видно, как подлинное, искреннее, человеческое пробивается сквозь коросту поверхностных выводов и прямолинейных суждений.

Пожалуй, в этом — основа успеха спектакля «Это тоже я. Вербатим».

Несколько слов стоит сказать о художественной подаче рассказываемого участниками спектакля. Тут и совмещение сейчас происходящего с записью городских или дорожных пейзажей (видео — Михаил Заиканов). Здесь неброские, но соответствующие услышанному от персонажей костюмы Аси Соловьевой и лаконичные декорации Алексея Цеглова. Среди них — стол, стул, сиденья в пассажирском вагоне. Все это время от времени передвигается по сцене по мере необходимости — самими артистами, а костюмы подчеркивают возраст персонажей, их вкусы и стиль жизни, о чем можно говорить в связи с каждой показанной в спектакле ролью, поскольку костюмы здесь восполняют достоверность образа персонажа при краткости его рассказа о себе.

И два слова о музыке. Начинается спектакль томительно звучащим саксофоном (что напоминает монолог из «Взрослой дочери молодого человека»). Саксофон звучит и дальше, как бы обозначая дистанцию между тем, что сказано героями и тем, что есть их душа. Артисты Мастерской Дмитрия Брусникина играют на гитарах, на синтезаторе, на ударных, а номер с песней группы «Аукцыон» настолько удачен, что это практически маленький спектакль в спектакле.

Но особенность последнего в том, что, объединяя все, исполняемое артистами, спектакль «Это тоже я. Вербатим» не дробится на отдельные фрагменты, не теряет своей целостности, своего лейтмотива — внимания к тому и к тем, что и кто рядом, что и делает его художественно завершенным театральным монологом в лицах и ситуациях.

(Апарт можно сказать только следующее: хоть это и соответствует тематике и стилистике спектакля, все же несколько неуместным кажется заведомый натурализм — курение, распитие пива, мат, звучащий без купюр для большей приближенности к повседневности. Правда, и в этом есть момент цитирования — современной российской литературы, отечественных театра и кинематографа.)

Финальный же аккорд на песню Цоя показывает, что у артистов серьезные намерения. В этом смысле можно говорить, что спектакль «Это тоже я. Вербатим» переходный, как возраст. Его начали показывать зрителям на сцене «Практики», когда молодые люди были еще студентами, теперь они же — выпускники 2015 года, профессиональные артисты, резиденты театра «Практика». Это сохраняет Мастерскую Дмитрия Брусникина как творческую данность и решает вопрос с площадкой, что всегда трудно, когда речь идет о новой театральной институции.

И убеждает в том, что названный спектакль, положительно принятый публикой и зрителями, стал заслуженно прорывом, событием театральной жизни столицы. И не только ее одной.

Илья Абель

Фото спектакля «Это тоже я. Вербатим» с сайта praktikatheatre.ru

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.