ВНИМАНИЮ АВТОРОВ И ЧИТАТЕЛЕЙ САЙТА KONTINENT.ORG!

Литературно-художественный альманах "Новый Континент" после усовершенствования переехал на новый адрес - www.nkontinent.com

Начиная с 18 июля 2018 г., новые публикации будут публиковаться на новой современной платформе.

Дорогие авторы, Вы сможете найти любые публикации прошлых лет как на старом сайте (kontinent.org), который не прекращает своей работы, но меняет направленность и тематику, так и на новом.

ДО НОВЫХ ВСТРЕЧ И В ДОБРЫЙ СОВМЕСТНЫЙ ПУТЬ!

Владимир Вестер. Николай Эрдман

Николай Эрдман
Николай Эрдман

«Но припомните, как это раньше делалось. Раньше люди имели идею и хотели за нее умирать. В настоящее время люди, которые хотят умирать, не имеют идеи, а люди, которые имеют идею, не хотят умирать. С этим надо бороться. Теперь больше, чем когда бы то ни было, нам нужны идеологические покойники».

Краткий монолог из пьесы драматурга и поэта Николая Эрдмана «Самоубийца», написанной им в 1928-м, впервые прозвучал в Москве со сцены Театра сатиры в 1982-м. Премьера, наконец, состоялась на родине автора. Несколько спектаклей после премьеры тоже состоялись. Но постановку быстро и резко из репертуара вырезали. Пять раз она возобновлялась и на другой день закрывалась, и уже только после 1985-го, в начавшиеся годы перестройки, стала спектаклем регулярным, с обязательным дефицитом билетов на каждый выход актеров на сцену. «Идеологические покойники», продолжая являться действующими функционерами, былую мощь свою утратили, и зрители увидели метания души героя пьесы, Семен Семеныча Подсекальникова, собиравшегося от полной безысходности выстрелить в себя из пистолета и от соседей по квартире получившего массу советов, как это торжественней сделать, чтобы «стать покойником навсегда» в гениальной трагикомедии, созданной, как выразился один из американских критиков творчества Эрдмана, «быть может, самым великим драматургом ХХ века». И если бы он продолжил писать пьесы и не был замордован советскими живыми «идеологическими покойниками», то встал бы в один ряд с Беккетом и Ионеско. Абсурд, выраженный им в выдающейся драме, не только советский, но общечеловеческий. Он ужасающе очевиден для всего минувшего века и для века, за ним наступившего.

Товарищи с еще не до конца омертвевшими душами, романтики революционные, дали добро на поставку в 1925 году первой пьесы 25-летнего Эрдмана «Мандат». Ее потрясающе, с блеском и присущему ему размахом, поставил Мейерхольд в своем театре ГосТИМ. Зрители за пять лет увидели спектакль почти 500 раз. Увидели они и молодого Эраста Гарина в роли героя «Мандата» — Гулячкина, выписавшего самому себе «канцелярскую бумагу» о том, что он – это он. Угадал выдающийся автор громадную бюрократическую составляющую нашей жизни, художественно вывел на сцену заскорузлый закон «без бумаги ты не человек», и актеры это сыграли, и еще раз, как в выдающихся произведениях Мольера, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Сухово-Кобылина, состоялось то, о чем никогда не говорили большевики и чего ужасно боялись: «искусство сильнее любой идеологической установки».

Думали они наоборот, когда Эрдман развил и продолжил трагикомические темы «Мандата» в «Самоубийце». Теперь уже не бумага, а выстрел в себя как «пропуск вон из этой жизни, без возвращения назад». И символична последняя сцена пьесы: торжественно-гротескные проводы Подсекальникова на тот свет. Зрители видят в театральных декорациях Поминки по Живому Человеку, понимают, что сгинет навсегда «простой советский безработный», а у живых потом одни только танцы на следующих, почти опереточных, похоронах. Живые, кстати, впервые увидели это сценическое великолепие не у нас, а в Швеции в 1969-ом. Несколько раньше, но в том же году «Самоубийца» был впервые переведен в ФРГ на русский язык. Потом он вышел в Англии по-английски, был поставлен в Лондоне Шекспировской труппой и шел в театре на Бродвее и еще в десятках театров по всему миру. Но не у нас. Друг Николая Эрдмана, Юрий Любимов, предпринял попытку в 1965-ом поставить пьесу на сцене Театра на Таганке. За эту постановку дружно ратовал весь коллектив театра и написал письмо в Высшие Идеологические Инстанции. Однако не спас спектакль даже огромный сундук, придуманный Любимовым, куда в финале должны были уходить действующие лица постановки – как люди прошлого и давно минувшего: как бы вроде теперь у нас таких нет и нигде не встречаются. Но действовавших наших «идеологических зомби» даже сценический сундук не ввел в заблуждение. Сталина из Мавзолея вынесли, почти десять лет назад состоялся ХХ съезд, однако по-прежнему работало то, о чем еще в 1928-м писала газета «Рабочая Москва» в статье под названием «Попытка протащить реакционную пьесу. Антисоветское выступление в Театре им. Мейерхольда».

На день выхода статьи пьесу навсегда закончили репетировать у Мейерхольда. Взялся за постановку Театр Вахтангова, но и туда «большие люди» пришли и всех предупредили. К.С.Станиславский при читке автором «Самоубийцы» хохотал и время от времени выкрикивал: «Гоголь! Гоголь!». И написал письмо И. В. Сталину с просьбой «в порядке эксперимента» разрешить постановку. И. В. Сталин разрешил «сделать опыт». Пьесу стали репетировать во МХАТе, и репетиции все закончили, и был закрытый просмотр, на который в сопровождении крупной свиты приехал Лазарь Каганович. Каганович спектакль посмотрел, ужасно на него осерчал, сказал, что думает про такие пьесы товарищ Сталин, и все дальнейшие просмотры и показы категорически запретили. И тем не менее, как вспоминал сам Эрдман, вся актерская труппа до поздней ночи сидела потом за хорошо накрытым столом, несмотря на «полный и непреодолимый провал». Молодость, надежды на «более светлое завтра» взяли верх. Завтра, как известно, наступило, и пропали в нем сотни и тысячи писателей, поэтов, художников, артистов.

Короче говоря, нечто ожидаемое, но запредельно мрачное десятилетиями творилось и с этой пьесой, и со всей жизнью драматурга Николая Робертовича Эрдмана, родившегося, как сказано в его биографии, «в 1900 году в Москве в семье бухгалтера из обрусевших немцев». В возрасте 9 лет начал писать стихи, в юности находился под влиянием творчества В. В.Маяковского, был знаком с А.Мариенгофом и С.Есениным, по поэме которого «Емельян Пугачев» в 1965 году создал интермедию для постановки Ю.Любимовым в Театре на Таганке. Через сорок шесть лет после публикации первого стихотворения Эрдмана «Осени осенью осень…» в журнале «Жизнь и творчество русской молодежи».

В 1922 году он был уже известен театральной Москве. В ней появился красивый, элегантный, остроумный юноша, талантливый представитель молодежи; имажинист, издавший в том же 1922-ом поэму «Автопортрет», тщательно вписанный в московские улицы и переулки; начинающий драматург, писавший либретто для оперетт и скетчи для кабаре. На премьеру его буффонады «Шестиэтажная авантюра» в кабаре «Кривой Джимми» попали в 1923-ем далеко не все, кто хотел оказаться в «Кривом Джимми». И тот же наплыв желающих в 1924-м в кабаре «Палас» на премьеру его пьесы «Гибель Европы на Страстной площади». И не забыли в Театре сатиры, что открылся этот театр в 1924-м обозрением «Москва с точки зрения», написанным Н.Эрдманом в соавторстве с В.Массом и товарищами по «актуальной драматургии». Далее – сенсационный сатирический «Мандат» с очевидным подтекстом и удавленный живыми идеологическими трупами «Самоубийца».

Арестовали Николая Эрдмана в 1933-м Гаграх, во время съемок кинокартины режиссера Александрова «Веселые ребята»: для нее он и В.Масс написали филигранный сценарий. За ними обоими и пришли не самые веселые ребята с пистолетами и в штатском, прибывшие в Гагры вовсе не только купаться в Черном море. Слава богу, что не расстреляли, а сослали в Енисейск. Некоторые очевидцы полагали, что арестовали из-за того, что на приеме в Кремле артист Качалов своим известным голосом прочитал басню Эрдмана, которую Сталин воспринял как прозрачный намек в свой адрес. Но вероятна и такая версия, что Самый Главный Драматург Советского Союза ничего не забыл и ничего не простил. «Самоубийца» — высокохудожественное свидетельство того, что смертельно опасен весь этот советский социализм со всеми его «мертвыми идеологическими установками». Как такое простить? А по сему – немедленно вырезать обоих сценаристов из титров «Веселых ребят», что Александров и сделал. Не место в них сосланному драматургу, автору каких-то басен, как и другу его. Надо, чтобы советские зрители хохотали в зале, но не читали фамилии таких авторов, которые в своих пьесах, как Эрдман в «Мандате», позволяют реплики, вроде «Вы в Бога верите?» «Дома верю, на службе нет». У нас теперь наоборот. У нас теперь в обороте еще более мертвые идеологические установки, хотя и «Мандат», и «Самоубийца» не запрещены. Возможно потому, что не понимают глубинного смысла произведений. А как поймут, так, может, снова запретят. Этого, будем надеяться, не случится.

А с драматургом Эрдманом случилось то, что после Енисейска местом его проживания был назначен Томск, где он для местного театра написал инсценировку романа «Мать» М.Горького. Потом ему разрешили переехать в Калинин, и там он работал над сценарием фильма «Волга-Волга», в котором, как известно, в главной роли Игорь Ильинский. В 1938 нелегально приехал в Москву и на квартире М. Булгакова читал первый акт своей незаконченной пьесы «Гипнотизер». Булгаков написал письмо Сталину: разрешите, товарищ Сталин, жить драматургу и сценаристу Эрдману в Москве. Однако не получил никакого ответа Михаил Афанасьевич – скорее всего, потому, что Сталин Булгакову ни на какие просьбы давно уже не отвечал. Во время Великой Отечественной Войны служил в армии в странной части, среди «лишенцев» и бывших священников, и все в ней служившие не имели ни винтовок, ни армейского обмундирования. Во время службы заболел и был отправлен в Саратов, куда пришел от Лаврентия Берии вызов в Москву: на должность художественного руководителя Ансамбля песни и пляски НКВД. Предельно горькая ирония судьбы драматурга, однажды сыгранной им самим перед зеркалом. Он перед этим зеркалом был в форме офицера НКВД и, глядя на себя, сказал: «Такое ощущение, что сам себя пришел арестовывать».

Это, быть может, похоже на притчу, легенду или на что-то еще в тому же духе и смысле. На то событие, которое, как где-то сказано, «вроде уже было, но все равно еще будет». И соседи Подсекальникова еще не раз организуют его сценические «проводы на тот свет», а Гулячкин выпишет себе «мандат» в спектакле, прославившем некогда актера Эраста Гарина и охарактеризованном Мейерхольдом: «Современная бытовая комедия, написанная в подлинных традициях Гоголя и Сухово-Кобылина. Наибольшую художественную ценность комедии составляет ее текст. Характеристика действующих лиц крепко спаяна со стилем языка». А мы еще не раз вспомним Николая Робертовича Эрдмана, выдающего Мастера, который о себе говорил: «Я, товарищи, по профессии — зарытый в землю талант». И выразившего в слове и действии «зеркальное отражение» нашей действительности, в которой и мы пока еще живы, и наши «идеологические мертвецы».

Владимир Вестер

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.