ВНИМАНИЮ АВТОРОВ И ЧИТАТЕЛЕЙ САЙТА KONTINENT.ORG!

Литературно-художественный альманах "Новый Континент" после усовершенствования переехал на новый адрес - www.nkontinent.com

Начиная с 18 июля 2018 г., новые публикации будут публиковаться на новой современной платформе.

Дорогие авторы, Вы сможете найти любые публикации прошлых лет как на старом сайте (kontinent.org), который не прекращает своей работы, но меняет направленность и тематику, так и на новом.

ДО НОВЫХ ВСТРЕЧ И В ДОБРЫЙ СОВМЕСТНЫЙ ПУТЬ!

Виктор Власов. Лютая месть

vlasovINT

Здорово, что мои друзья живут рядом – в пяти многоэтажных домах. Из моего окна видать высокий фонарный столб и эти дома, где живут милые ребята. Сейчас я сделаю уроки и выбегу на улицу. Серёга будет ждать возле фонаря, ага, возле теплотрассы с помойкой, где постоянно копошатся бомжи. Глядя в окно, бабушка их называет «барбосами» или «санитарами леса». Она качает головой и предупреждает, что если не буду слушаться маму, то стану таким же. Я слушаюсь, стараюсь, по крайней мере. Но мама не всегда права, так я думаю. И так думает мой лучший друг Серёга Базаров.

Наконец-то ставлю точку после длинного предложения, дописанного торопливо, после двух замечаний бабушки. Да, я с ней делаю уроки. Русский язык, математику, природоведение. Почти все домашние задания производятся под её надзором. Только английский язык у меня получается делать самому. Спросите: как так? Отвечу: я люблю этот предмет. Кстати, почему я делаю уроки часто с бабушкой, потому что мама работает допоздна. Да, я стараюсь ответить на вопросы, которые могут возникнуть. Дедушка учит думать, прежде чем говорить что-то важное и по возможности «анализировать» встречную реакцию собеседника. Он говорит, что так поступает сам, находясь на руководящем посту в цехе колёсных пар.

Выбегаю за дом. А там – друган-Серёга. Залез на теплотрассу и смотрит в открытый люк. Оттуда валит дым.

– Только что бомжи как драпанули… – докладывает он, улыбаясь. Говорит быстро, а глаза горят. Я смотрю на него, а тот машет руками и готов танцевать – он всегда рад, когда выхожу к нему. Он ждёт как никто другой. – Пошли за Дюшесом! Потом в гаражи… курить!

– Бомжей видел? Барбосов?.. – спрашиваю, заглядываю к нему в глаза.

– Ха-ха! – гогочет он. – Они клей чуфанили и пить захотели, наверное. Там вентиль большой, помнишь, когда залазили?.. Ошпарились офигенно!

– Конечно! – энергии во мне много. Она буквально выбивается из меня, заставляя прыгать и двигаться, как боец Жан Клод Ван Дам из фильма «Кикбоксёр», когда тренируется с учителем.

Теплотрасса и фонарь – пункт ожидания. Я почти всем друзьям говорю, где меня ожидать. Кроме Андрея – он постоянно за гаражами и мы идём к нему сами. В теплотрассе прячется Максим «Паровоз» Ваганов и его друг Вадя Борманов (его называют «Борман»). Я не знаю, кто такой «Борман» – наверное, типа Бармалея кто-то. У мамы или у бабушки спросить забываю вечно. Почему Макс Ваганов «Паровоз»? Потому что курит много. Дымит и дымит, забираясь в теплотрассу. А потом клей нюхает, напяливая пакет на голову. Вадя «Борман» ему пакеты каждый день приносит – я видел, как он с охапкой мятых полиэтиленок носился по двору и спрашивал у знакомых, где Ваган.

Вон гаражи – за последней пятиэтажкой. Идём по трубам осторожно, чтобы не упасть в стекловату. Заворачиваем за ржавый и маленький гараж, видим Андрея, высокого такого и сильного. В красной футболке без рукавов. В джинсовых шортах, разрисованных чёрным маркером. Он сидит на корточках и курит, слушает Маринку, красногубую, полураздетую. Не знаю, как описать её одежду, похожую на ленточки. Выдувает дым колечками и кивает. Он – крутой, круче нас и шпаны на Старой Московке. Он всех обзывает и над всеми смеётся.

– Привет, паца! – жмёт он руку сначала мне, а потом Серёге. Руки у него красноватые, а ногти тёмные и длинные, серые на кончиках. Загар у него превращается в красноту. Он рыжий парень, и светлая кожа неправильно впитывает лучи солнца, я так думаю.

– Ваганетка с больной пипеткой чуфанит носки и бензин! – смеётся Андрюха «Рыжий». Только мы (друзья) называем его Рыжим, остальным он запрещает. А кто нарывается, того он ставит на счётчик и даёт пинков. – Вчера Бормана пнул, он такой подлетел от удара с пырой, а Ваган сваливал от меня. Бежит и орёт: помогите, убивают!

– Ваще нормально, Дюша, замутил! – кричит Маринка, пританцовывая на месте. Она – «шестёрка» Андрея (он так сказал и просил не говорить ей). – Я плюнула Вагану на спину, когда он убегал, лохопёр!

– Читайте! – приказывает Рыжий, обеими руками указывает на стену гаража.

«Мы – самые крутые, никого не боимся, все лохи чуфаны, Борман – бомж, Ваганетка – пипетка!»

Ближние к трубам и кустам стены исписаны, изрисованы рожицами московкинской шпаны. Вот круглая физиономия Паши «Памперса», а там – овальный «яйцеголов» Гоша «Даун». Пашу Осеева называют «Памперсом» из-за ширины и толщины его попы. А Гоша «Даун» – потому что тянет гласные звуки в словах. Хотя и согласные он говорит, словно запинаясь, зависая. Его током «колбасит» каждый раз, когда начинает говорить. Только дауны, вероятно, разговаривают как он.

Я читаю несколько раз и хохочу. Рассматриваю шедевры Андрея, нацарапанные ножиком и Маринки – губной помадой. Серёга тоже ржёт, колотит по гаражу найденной в кустах палкой. Андрей матерится, докуривая сигарету. Грозит всех в одно место послать, кто ему не нравится. На его шее проступают красные пятна. Они всегда появляются, когда он курит вторую сигарету.

Маринка предлагает ещё две «Мальборо»: мне и Серегё.

– Кто не курит – лошок и малолетка! – комментирует она, кривляясь.

Я отказываюсь – родители не простят, не представляю что будет, если узнают… а Серёга зажигает спичку и быстро засовывает «сигу» в рот, перекатывает на обветренных губах, затягивается, щуря глаза. Жмурится и урчит, поглядывая на меня и на Андрея. Он уже три раза курил с Рыжим. Сигарета и дым преображают его, придавая значимости, он становится круче.

– А ты – чо? – дёргает она головой, указывая на меня носом. – Маменькин сынок что ли? Давай затянись, как мужик. А я тебя поцелую!

Я пожимаю плечами, наблюдаю с интересом за Серёгой. Он выдувает длинную струю дыма – на «Дауна» Гошу. Признаться, я завидую его смелости.

– До дома выветрится, – отвечает Серёга на мой вопрошающий взгляд. – Не ссы ты.

– Не-е! – отскакиваю. Не могу, правда, хоть убейте.

– Ну и не надо, не пацан, значит, – отмахивается Маринка, небрежно пряча сигарету в пачку.

– Молодец, пацан, крутой, паря! – смеётся Рыжий и встаёт, сплёвывая на стену гаража – прямо на криво нарисованный лоб «Памперса». – Пойдём на завод! Его забросили давно. Там кирпичей дофига битых. Там моя штаб-квартира. Все знают про него. Даже Вася Квасов, алкаш – и тот знает, где бутылок много, чебурышек по рублю. Там нарики колются и пьют пиво. Маринка допивала пиво, потом пьяная ходила, дура.

– Офигел что ли? – кидает она. – Щас уйду от тебя!

– Пошли, харэ вопить, – зовёт Андрей. – Банок жестяных там, знаешь сколько?

Андрей – самый высокий из моих друзей и самый смелый. Родители ему разрешают далеко гулять и не делать домашнюю работу. Это всё потому, что мама и папа живут отдельно, а воспитывает его бабушка с дедом. Отец приезжает по выходным, в остальные дни он работает в Горьковском районе. Не знаю, кем. Андрюха говорит, что бандитом работает. Привозит вкусное и гильзы от патронов. Новые фильмы на кассетах достаёт бесплатно и обещает купить приставку «Sony Playstation».

– Мы идём на завод, – повторяет Дюшес браво, размахивая длинными руками, марширует, как солдат. Он точно пойдёт в армию, вон какой здоровый. Мой отец говорит, что в армию берут крепких. Я учусь в пятом классе, до армии мне очень далеко. Даже, наверное, Китай ближе.

О заброшенном кирпичном заводе я только слышу от друзей. Вася Квасов там каждый день пропадает – ищет стеклянные бутылки, чтобы сдавать и получать деньги. Допивает остатки пива и коктейля, поэтом он такой… шатается постоянно и часто смеётся без причины. Ногами передвигает как «пришибленный дубиной» – так мой папа говорит, когда видит его из окна. Фамилия у Вася «говорящая», он пьёт много кваса и бродит поэтому как дурной. Квас же бродит сильно, если перестоит в жбане. Квасная чага попадётся старая или хлеб с плесенью и всё – квасу, наверное, хана. А Вася пьёт его двухлитровыми «торпедами» и ещё по паласу не ходит. Вася Квасов не ходит по паласу – классно!

– Здесь на Московке все лохи, ага же Маринка? – задирая голову, громко уточняет Андрюха, сверлит недовольным взглядом проходящих мимо пацанов-малолеток. – Я всем люлей навешу. Даже наркоманам! Видел Лильку-пердуху, она толстая. Сидит на уроке вчера, глаза выпучит как перданёт, дурында. Мы такие га-га-га, заорали ваще над ней, припухли! Моя Маринка намного лучше!

– Ой, спасибо! – она запрыгивает на него и целует в губы. А ему не нравится – он кривится и отталкивает её.

– Свали ты нафиг, сдурела? – плюётся Андрей, вытираясь тыльной стороной ладони.

Остаётся позади мой дом. Открываются два моста, по которым бесконечно носятся машины, а под ними проходит заветная дорога по частному сектору в камыши, к озеру «Восточке» и к таинственному заводу. Идём вдоль ветхих одноэтажных домов с обшарпанной краской. Пахнет навозом. Слышится лай собак и весёлый крик ватаги пацанов. Выглядывает из окна бревенчатого дома седой мужик в белой майке. Волосатый как павиан – видел эту обезьяну в «Мире животных». Курит папиросу и сплёвывает смаяно и противно. Тяжело кашляет перед затяжкой.

– Шарики вон смотрите, пацаны. Три штуки! – указываю вверх обеими руками. Красные, как Маринкины губы и далёкие, как мираж. Здорово на них смотреть. Их три штуки – я, Серёга и Андрей. Маринки среди них нет. Она мне не нравится, если честно. Но Андрей отрывается вперёд, а за ним ускоряют шаг Маринка и Серёга. Даже старик не смотрит в небо. Курит и плюётся по-прежнему. Обидно как-то.

Два длинных чернявых пацана, много старше Андрея, пристают к девчонке, разукрашенной, как пасхальное яйцо, размалёванной ярче нашей спутницы. Они нависают над ней, а она сидит на низкой железной изгороди и широко улыбается, жмурится от лучей солнца. Они по очереди говорят с ней нагло и целуют резко. Олеся (слышу, как зовут) хохочет звонко и оглядывается по сторонам, вытягивая тонкую голову. Один парень (Славка) прямо неистово набрасывается и тискаёт её, чмокает только в щёку, а второй («Африканец», имени не слышу – только прозвище) – норовит попасть в губы, но она сильней сопротивляется. Второй разговаривает непонятно, жуя буквы и протягивая звуки. Он будто объедается вязкой массы. Лоснится чёрная шевелюра на его голове, блестят два золотых кольца на пальцах. Одно кольцо большое – печатка здоровенная с камушком крупным, алмазом, видать.

– Обжабался, дурень, Африка! – тихо комментирует Андрей, не поднимая на них глаз. – Наркоманы. Курят навоз, долбаки! Он в Нигерии алмазы отмывает, раб чёрный.

Даже Дюша не позволяет себе такого поведения. И колец у него нет, кроме кожаного напульсника. Эти двое, наверное, отмороженные.

– «Африканец» достаёт наркоту, – громче уже поясняет Рыжий. – Торгует, делец, ему на зоне место.

– Олеська со всеми переспала на секторе, я её знаю, общалась, – щурясь, с пренебрежением кидает Маринка. – Проститутка.

Идём долго. Мне очень жарко.

– Зырте, поцы! – показывает пальцем Андрей и кричит от радости.

Камыши расступаются, являя озеро. Воздух над ним зыбко дрожит, вода сверкает на солнце. Я снимаю футболку. Андрей и Серёга уже по пояс оголены. Но наша миссия – не озеро. А жаль. Хотя нет.

– Сколько времени? – сдавлено спрашиваю. Мне долго нельзя гулять.

– Не ссы, Витёк, – отмахивается Андрей. – Найдём клад и на озеро махнём. Маме твоей скажу, что бабушке помогали на даче.

– Ладно, – неуверенно отвечаю. Знаю, что поймут.

– Здесь где-то Орлик живёт недалеко, – вдруг заговаривает Серёга осторожно. Он всю дорогу молчит и слушает Андрея, а тут на тебе. – Купается на «Восточке» с интернатовцами. Они из детдомов все, козлы. Мой отец не советует шляться далеко здесь. Одного мальчика нашли в камышах утопленного. Без руки. Отец сказал, правда.

– Брось ты, Серьго, не пугай, – смеётся Андрей вымученно. – А то Маринку найдут в кустах с дырявой жопой!

– Пошёл ты, баран Рыжий, – цедит она сквозь зубы, громко хлопает ему по спине ладошками. Рыжий ржёт и тычет в неё пальцем, содрогаясь от смеха телом.

– Не зайду за тобой больше, блина-а, – грозит она кулаком и серьёзна как никогда. – Сигарет не дам больше, дурак тупой.

Только мы наступаем на извилистую дорогу, заваленную крошкой из строительного мусора, как откуда ни возьмись появляется толпа пацанов-старшаков, как Андрей, видать, возрастом. Восьмиклассников и старше. Интернатовцев и детдомовцев, скорее всего Они похожи на орков из «Властелина Колец», из романа Джона Толкина, который с удовольствием прочитал на днях. Худые и длинные, чёрные, даже чернее и неприятнее, чем художественные орки. Омерзительнее чем двое тех приставучих с «Африканцем». Кривые как деревья-Энты. Они быстро приближаются, окружают и повторяют невразумительное. Я не пойму, что они хотят и говорят просто. Боюсь. Не надо было идти сюда.

– Костя, ладно тебе, я там спрятал чебурашки… – начинает Андрей глухим голосом, примирительно подняв руки. – Ай, Костя, блин…

Мелкий белобрысый и постоянно кривляющийся пацан подбегает и бьёт Андрею в живот. Так сильно, что Рыжий закашивается и сплёвывает как будто сейчас курит.

– Кия, Рыжий! – орёт он, мерзко коверкая голос. – Я занимаюсь карате, бля.

Снова бьёт Андрея кулаком, но в грудь. Потом пинает по ноге.

– Я тебя щас изобью, шпала!

Толпа интернатовцев улюлюкает и матерится. Перемещается хаотично по дороге, топчет пыльную землю. Шаркает подошвами, раздражая слух. Они извиваются на месте, вытягиваются, затем садятся на корточки и присматриваются как слепые. И смеются громко и противно, колотя воздух здоровенными кулачищами, торчащими из рук-кувалд. Требуют драки и крутят головами, подзадоривая друг друга. Ни малейшего в чёрных глазах сострадания. Ни одного здравого взгляда. Их просто много, лиловых столбов в шортах и майках. Они сливаются в чёрное огромное пятно, растекающееся по дороге и расплывающееся по воздуху едким дымом от покрышек, словно клякса-инопланетянин. Из серии про «Человека-паука», когда он дрался с «Веномом» – тоже «Человеком-пауком», но из химических отходов. Погодите, я не могу думать ни о мультиках, ни о кино. Они – заполоняющее воздух своей чернотой и густотой облако смрада. Своей злой энергией от матерков и от множество грязных сандалий они чудятся монстрами в человеческих обличиях. Я их так вижу. И Серёга так видит, скорее всего. Маринка ничего не говорит и сжимается с каждым ударом по Андрею. Вот он плачет, превращаясь в маленького ребёнка. Совсем не похож на героя и нашего лидера Рыжего. Его жаль. Мне хочется плакать и Серёга тоже. Маринка разворачивается убегает и зовёт на помощь, крича, плача. Кто-то вырывается из толпы и догоняет её, хватая за волосы. Обзывает шлюхой и толкает обратно.

Дальше я помню плохо, а точнее выкидываю из головы моменты… Мой страх избавляется от них сам, у меня шок очевидно. Я горько рыдаю, глухо зову на помощь. Перед глазами расплывается. Мне больно. Очень. Кулаки и ноги летят со всех сторон, я даже лиц не могу разобрать и фигур, кажется, я попадаю в чёрную дыру. И не выберусь. Жутко находится в безнадёге. Можно терпеть наказание, но в безнадёжности – крайне плохо. Кто ощущал это – тот поймёт.

Мы идём назад, точнее нас ведут, и всё время бьют, пинают, обзывают. Угрожают убить, потом распилить, утопить, сжечь, похоронить под плитами на заводе. Все и не только Костя Орлик, белобрысый урод, втыкает в нас конечности, изощряется гогочет от удовольствия. Маринку обещают изнасиловать, а потом продать за границу. Андрея – избить до полусмерти, меня и Серёгу замучить, как свидетелей, вскоре задушить. Главное я не знаю, почему нас бьют. Может, Андрей что-то сделал нехорошее, а может Маринка. Непонятно.

– Хватит, интернатовцы, вы – детдомовцы! – психует Серёга. – Мой отец вас убьёт сам.

Его душат, делают на нём борцовские приёмы, швыряют, толкают, шпыняют. И каждый раз мерзко комментируют.

– Сначала мы тебя зароем, потом не найдут… – неизвестно кто ему отвечает. Невидно.

– Эй, охринели, ну-ка разбежались, шпана! – кричит из окна снова высунувшийся старик в майке.

Мне становится легче и ребятам тоже. Фашисты отпускают нас сразу.

– Ща выхожу, – выплёвывает он сигарету в палисадник. Остаётся в окне и зовёт нас.

Лично мои ноги двигаются быстро-быстро. Я рад и друзья уже улыбаются. И незаметно, вроде бы, мы оказываемся возле его окна. Говорим с дедом живо, дышим исходящем от него запахом табака.

– Тут стойте, пацаны, – он осторожно и недоверчиво смотрит на непринуждённо беседующих изуверов. Орлика с ними не видать. – Ладно, бегите!

И мы бежим. Нас догоняют, конечно. Продолжают издеваться, угрожать (пишу сейчас об этом и хочу вернуться назад во времени и наказать каждого их них).

Мой мозг отключается. Не помню ни себя, ни друзей. Как возвращаюсь домой – не знаю. Может, переношусь в пространстве?

– Где синяки? – просит отец снять футболку. Кулаки у него сжаты, он готов сейчас наказать обидчиков.

Меня осматривает вся семья: мама, папа, бабушка и дед. Даже кошка смотрит пристально и такими большими чёрными глазами.

– Нет синяков, – кивает отец. – Били аккуратно, видать. Я их убью, скотов! Найдём их, не переживай, Витюня.

Я рыдаю. Не сильно уже, много слабее. Жаль себя, нет доказательств избиения даже.

– Бля, их в натуре порешу!

Мама звонит Андрею, затем Серёге. Да, нас избивали, обзывали, грозили убить, отпустили потом. Не понятно, за что. Костя Орлик всех ловит и бьёт. Милиция знает, что он такой и ничего ему не делает. Боится, наверное.

– Где он учится? В какую смену?

Учится Костя в девятом классе, в школе 110, в школе, где прямо на уроках нюхают клей, матерятся и курят наркотики. Там учителям всё поровну. Так объясняет Андрей по телефону, но мой отец обещает поймать его и шпану.

Ловит. На следующий день буквально. Вместе со мной. Но не Костю, а ребят из его компании – Дениса Плащинского и Пашу Чернового. Паршивый Орлик, по их нытью, то ли уехал, то ли заболел…

Мы подъезжаем на папиной машине к школе и ждём. Первая смена заканчивается и вот – злая компания выходит. Они «скубают» семечки с подсолнухов и весело разговаривают. Матерятся, конечно. Орут, стреляя взглядом по сторонам.

– Кто из них? – резко спрашивает отец, готовясь выйти.

– Не помню точно. Те двое точно били…

Дальше наказание обидчиков происходит по настолько быстрому сценарию, что я смотрю на папу, а вижу «Супермена», который наказывает Лекса Лютера и Брейняка…

– Дяденька, что мы сделали? – только и слышу протяжные крики.

Мой отец, отбирая у них подсолнухи, хлещет этим «орудием» им по щекам и лбам, пинает так сильно под зад, что они подлетают и вопят, матерится он, конечно, тоже. Но ему прощаю. Побитыми псинами бегут эти «люди». Кто-то забывает портфель и даже кепку. Свершается месть. За меня и друзей. Я чувствую себя отлично, как сейчас помню, прямо завожусь в машине, бью воздух и кричу:

– На, получи, сволочь!

Признаюсь, дорогие читатели, что порой вспоминаю этот скверный момент всякий раз, когда проезжаю озеро «Восточное» и уже снесённый «подчищенный» временем и правительством завод. А Костю Орлика найти не могу ни в социальной сети, ни просто в поисковиках. Много раз искал. У меня до сих пор «чешутся руки», я хочу с ним сразиться. Честно или нет, но как получится по-уличному. Пусть это нечто мальчишеское, но это во мне. Я думаю иногда о личной мести. Ребята из его компании говорят, что он переехал в другой район, и они с ним не общаются. Того случая с избиением не касаются. Ни Денис «Плащ», ни Паша «Чучмек» не помнят ребят, которых провожали пинками и кулаками. Может, им стыдно? Ни разу не говорю о том случае с друзьями. Неприятно. А деда того видел несколько раз – из окна-то. Помочь нам толком не смог потому, что передвигается на коляске. А на завод я попадаю гораздо позже. И озираюсь по привычке…

У каждого в жизни происходит запоминающееся, хорошее и плохое. Но одним хватает сил ужиться с этим, забыть или использовать как дополнительный запас эмоций, а вторые – думают о прошлом по-прежнему и ждут момента… Такова жизнь и таковы люди.

Виктор Власов

Оставьте ответ

Ваш электронный адрес не будет опубликован.