Инна Костяковская. Предчувствие полёта
Яд
«С той стороны зеркального стекла»
мир кажется светлее и прекрасней,
не по щеке, по вечности текла,
слеза моей тоски огнеопасной.
Сюжет, который тлеет много лет…
Такой знакомый каждому сюжет:
Ненужные стихи – сильнейший яд,
и изнутри тебя сожгут до праха
предчувствия полёта или краха,
и тихий пульс, и громкий звукоряд…
Стихи
Жизнь степной кобылицей
обгоняет ветра,
всё, что завтра случится –
станет былью вчера.
Где величье погони?
Громкий царский кураж?
И скульптурные кони
может, только мираж?
Но я слышу, я чую
и дыханье, и запах!
Или сердце врачую
их движеньем на запад?
Маки, чертополохи,
бесконечный ковыль…
Каждой новой эпохи
серебристая пыль…
Моим книгам…
Книги мои – между жизнью и смертью
в картонных ящиках на балконе.
О, вдохновенье, ты – яд в конверте,
или роса на зелёной кроне?
Может, когда-то и вырвусь на волю
от мыслей, рифмованных как попало.
О, вдохновенье, ты – сгусток боли
из слов, которых всегда так мало…
Надежда, как бабочка эфемерна,
раз время её превращает в пепел.
Но всё на свете закономерно,
даже душная смерть в картонном склепе.
***
Ю.К.
Открой огонь на поражение,
убей меня в который раз!
Я знаю это выражение
холодных глаз!
Убей за все мои беспечности,
за бесполезность слов и дел,
за день, что тает в бесконечности,
за век, что мимо пролетел!
Открой огонь на поражение!
Я без тебя и так мертва!
Что жизнь? Одно воображение,
одни слова…
***
За то, что я была другой,
на прежних не похожа,
за то, что чувствовала боль
не сердцем – тонкой кожей,
за то, что смена дней и лет
и даже настроений
меняла жизненный сюжет
моих стихотворений,
за то, что тихой не была
и не была покорной,
за то, что горькая молва
твоё щипало горло…
Прошу, пожалуйста, прости
за беды и ненастья,
с тобою утро провести –
и то – большое счастье!
***
Когда качнётся старый маятник
и стены прочные разрушит,
кому и где поставят памятник,
кому враньём отравят души?
А, может, перепишут заново,
перепечатают страницы?
Сто лет бушует это зарево.
Сто лет в нём пропадают птицы.
Друзья! Не ждите перемен!
Всё безнадёжно. Глухо. Слепо.
Летите прочь от этих стен
в другое небо!
***
Куда мы уходим?
В какие такие края?
Когда отцветут все букеты мелодий,
когда навсегда отшумят тополя,
куда мы уходим?
Когда мы исчезнем,
в какой превратимся поток?
В какое созвездие, облако, песню?
Когда мы уходим в назначенный срок,
Когда мы исчезнем…
Куда мы уходим?
В мир света, покоя, добра?
Где новая флейта играет о старом походе,
где так же скрипит обречённость пера…
Куда мы уходим?
Друзьям
Нет, никто не хотел умирать.
Ни вчера, ни сегодня, ни завтра.
Где-то плачет далёкая арфа.
Где-то скрипка умеет страдать.
Поменяв на валюту рубли,
оставляя квартиры и дачи,
уезжали в края, где иначе,
где свободно дышать мы могли.
Мы теперь перед вами в долгу,
Мы – дышали, а вы – задыхались…
Ах, простите, что мы не остались
разделить с вами страх и пургу!
Нет, никто не хотел умирать,
речь, конечно, о смерти духовной,
о столице, о первопрестольной,
что за правду умеет карать.
Что меняется в карме веков?
Что должно навсегда измениться?
И когда же закончит столица
поиск вечных смертельных врагов?
***
Мы на память имеем право.
Это то, что не отобрать.
Помним вечного Окуджаву,
помним Галича звукоряд.
Как бы ни было в жизни плохо,
как бы жизнь не ломала нас,
незнакомкой прекрасной Блока
душу лечим в который раз.
Мандельштама струной напевной,
чистотой гумилёвских строк,
аскетизмом Анны Андревны
каждый день познаем урок
повседневного смысла буден,
или праздников торжество.
Путь надежды бывает труден:
Жизнь. Поэзия. Естество…
Инна Костяковская