ВИКТОР БЕРДНИК

ВИКТОР БЕРДНИК

Короткие рассказы


МАГИЧЕСКАЯ СУММА

Мой отъезд из Одессы в Америку сопровождался странными событиями. Или эти события представлялись странными только мне — уже отрезанному кусочку прежней жизни, до сих пор общей с людьми меня окружавшими? Прошло двадцать лет и многое из того времени выветрилось из памяти. Тем удивительнее помнить вещи, казалось бы, незначительные, которые, спустя годы, приобрели совершенно неожиданный смысл...

Деньги у меня одалживали и раньше, наверное, потому к просьбе помочь наличными я в последние годы привык. Ну, мало ли какие у людей обстоятельства? Другое дело, что теперь она исходила от человека, прежде достаточно близкого. С ним — товарищем юности мы не виделись уже очень давно. И вдруг тот появляется на пороге квартиры, по адресу, где никогда не бывал. Трудно сказать, что побудило его разыскать меня за месяц до отъезда. Как бы то ни было, мой товарищ нанёс тогда визит ещё и по банальной причине — занять тридцать рублей.

— Ты знаешь, я уезжаю, — моё признание прозвучало словно в пустоту, когда он, заботясь о чём-то своём, аккуратно складывал в бумажник помятые пятёрки. Сосредоточенно так складывал — изображением Спасской башни в одну сторону. И абсолютно равнодушный к переменам в моей жизни.

— Насовсем, — добавил я, неуверенный в том, понятно ли ему куда уезжаю и зачем.

— Дело совсем не в деньгах, — мне захотелось его предостеречь, — погоды те уже всё равно не делают. Тридцатником больше, тридцатником меньше. Да попроси ты и сотню, я дал бы без колебаний. Или две. Вопрос в другом: собираешься их вернуть?

— Ну, разумеется, о чём речь? — его почти расстроило моё предположение. Однако не сильно. И, похоже, нисколько не оскорбило. Я почему-то уже твёрдо знал, что деньги он не отдаст. Как и предвидел, что это последняя наша встреча. Так и получилось. Он даже проститься не пришёл.

Теперь я думаю, неужели сумма в тридцать рублей может быть ценой предательства дружбы? Пусть даже прошлой. Или ценой предательства вообще? Не двадцать, не пятьдесят и не тысяча! Ведь и Иуда Искариот получил от первосвященников именно тридцать сребреников...


ЭМИГРАНТСКАЯ МУДРОСТЬ

Что ни говорить, а любопытство — крайне коварное свойство характера. Особенно, если стремление к постижению сути вещей — сугубо бытовое и всецело обращено к успехам ближнего. Альбина была именно той женщиной, которой требовалось знать о своих приятелях всё. Или почти всё. Ведь вместе с этими людьми она, ликуя, покинула Советский Союз, стоически делила неизбежные неудобства в Италии, с нетерпением, как и остальные, ждала решение американского консула... Да и в Штаты Альбина попала практически одновременно со всеми знакомыми. Ну, как оставаться безучастной к ним, начавшим здесь, как и она, с полного нуля?

Муж Альбины, Роман, в отличие от жены, не испытывал ни малейшего интереса к подробностям жизни сначала былых соотечественников в Виннице, потом — случайных попутчиков в Риме и, наконец, нынешних сограждан в Нью-Йорке. Его не волновало насколько те проворнее в делах, чем он, или прозорливее в экономических прогнозах на будущее. И не заботило Романа, на какие деньги одни смогли себе позволить расторопно приобрести квартиру, а другие — вложиться в надёжный бизнес. Он просто однажды подумал:

«...А не всё ли равно? Зачем мне нагружать себя бесполезным знанием о том, как кто-то завоевывает Америку?..»

Подумал и тут же понял, что в собственном безразличии к фактам чьего-то процветания и заключается его уверенность в собственных силах.

Вопросами терзает дьявол, ответами успокаивает бог.

РОДИНА

В компанию приятелей двоюродного брата Денис затесался случайно. Поехал развеяться к тому в Сан-Франциско и неожиданно попал на традиционное в Америке барбекю, на которое их пригласили по случаю конца трудовой недели. Сообщество, собравшееся здесь скоротать пятничный вечер — такие же, как Денис эмигранты со стажем, — гуляло широко. Русская водочка, калифорнийское вино, пиво лучших сортов. Веселились от души: шутили, каламбурили, поднимали тосты. Как вдруг прозвучал очередной тост, негаданно не оставивший Дениса равнодушным:

— Господа, выпьем за нашу новую родину! — с пафосом идейного вождя провозгласил один из гостей.

Денис лишь пригубил из рюмки и уже не мог не произнести свой тост. Пока он собирался с мыслями, опять налили, и Денису, отчего-то внезапно взволнованному, представился шанс повернуть хмельную болтовню сотрапезников в неожиданно серьёзный разговор.
— Товарищи! — начал он с обращения, уже лет двадцать как преданного забвению и давно оставленного в прошлой советской жизни вместе с её официальным языком.

— Я не постесняюсь этого слова, — усмехнулся Денис, словно произнёс его в пику предыдущему оратору.

— Товарищи — хотя бы уже по счастью собраться вместе за щедрым столом под крышей гостеприимного дома — и товарищи по несчастью, не одолеть всё это гастрономическое великолепие…

Он галантно поклонился в сторону хлебосольных хозяев и продолжил:

— Мне тоже хочется сказать о родине...

Вот ведь какая странная штука – о ней я не забыл и вспоминаю чаще, чем мог предположить, подавая в ОВИР документы на выезд. И понял, что родина не только страна, где нам было суждено появиться на свет, но и духовный багаж, который каждый из нас привёз с собой. Это и язык, и традиции, а самое главное, память о незабываемом месте, где мы выросли, встретили любовь и родили детей. Теперь мы в Америке, но я абсолютно уверен, что присутствующие здесь, может, какой хлам и выкинули за ненадобностью, но только не тот самый драгоценный багаж. И мы не променяем его ни на какой новый. За это и предлагаю выпить!

На мгновение гости притихли, чуть ошарашенные, однако, дружно осушили рюмки и теперь не решались ни поддержать неожиданный тост, ни возразить прежде незнакомому человеку. Неловкое молчание прервал самый смелый.

— Всё верно. Моя Одесса-мама мне снится… ох, как часто. Не из детского же дома сюда приехал. До сих пор за «Черноморец» болею, — проговорил он, то ли грустно, то ли иронично.

— «Черноморец» — не команда, одесситка — не жена! — добродушно поддел его сосед напротив, рассмешив присутствующих когда-то известной городской шуткой, и задумчиво добавил, — ну, как по тому времени не скучать? Были молодыми, рьяными, беззаботными. Ни страховок тебе, ни “мортгиджей”. Ни повышенного сахара, ни холестерина в крови. Эх, и чего нельзя возвратиться в те счастливые годы?

Гости вдруг наперебой стали вспоминать, как всё-таки неплохо жилось в СССР, хотя прежде в том каждый боялся откровенно признаться. И гость, чествовавший новую родину, тоже не отставал.

Одни хотят вернуться в прошлое, чтобы с чистого листа начать жизнь, другие — затем, чтобы прочувствовать ещё раз то, что им когда-то довелось.


ПИСАТЕЛЬНИЦА ПО СЛУЧАЮ

На презентациях книги мне никогда раньше бывать не приходилось. Тем более, по личному приглашению её автора. Удостоился я такой чести уже в Америке. И не где-нибудь в захолустье, а в Лос-Анджелесе, и не в какой-нибудь захудалой библиотеке на общественных началах, а в одном из магазинов самой крупной в стране компании по продаже книг «Barnes & Noble».

Книгу написала моя знакомая, Барбара, — второразрядная американская актриса, пережившая развод с Патриком — известным голливудским продюсером, и, очевидно, пожелавшая поведать о вероломстве муженька публично. Правда, в коротенькой аннотации к её автобиографичному роману о том не упоминалось и читателю предлагалось повествование женщины, которая через душевные страдания обрела независимость.

«...Далеко целишь, — подумал я скептически, хорошо зная Барбару и принимая из её рук подписанный экземпляр книги. Однако хоть и купил я книгу из вежливости, в итоге, прочитал её не без интереса, невольно сравнивая версию Барбары о причинах расставания с мужем, с клубком сплетен вокруг взаимоотношений бывших супругов. А о чём только не трепали злые языки! И о роскошном «Мазератти», подаренном Патрику его новой женой. И о том, что в своё время Барбара якобы его тоже от кого-то увела. Судачили о своенравном характере Патрика, о взбалмошности Барбары, припоминая их шумные домашние разборки.

Пожалуй, человека можно принудить ко всему, кроме исповеди. Вот только действительно ли исповедовалась Барбара на страницах, написанных её рукой, или просто решила доказать бывшему мужу, что и она чего-то стоит? А не случилось ли так, что моя знакомая просто захотела заработать, бесстыдно переворошив семейное грязное бельё и выставив его на всеобщее обозрение? Я задаюсь этими вопросами и останавливаясь взглядом на обложке книге с автографом Барбары…

У некоторых желание обмазать кого-нибудь дерьмом гораздо сильнее брезгливости испачкать им же собственные руки.


Публикация подготовлена Семёном Каминским.