ПЕРВЫЙ СРЕДИ ХУДШИХ. «ЕВРЕЙ ЗЮСС — БЕССОВЕСТНЫЙ ФИЛЬМ», РЕЖИССЕР ОСКАР РЁЛЕР

ПЕРВЫЙ СРЕДИ ХУДШИХ. «ЕВРЕЙ ЗЮСС — БЕССОВЕСТНЫЙ ФИЛЬМ», РЕЖИССЕР ОСКАР РЁЛЕР

Екатерина ПЕТРОВСКАЯ

Еврей Зюсс — Бессовестный фильм
Jud Süss — Film ohne Gewissen
Германия, 2009
Режиссер: Оскар Рёлер
В ролях: Тобиас Моретти, Мартина Гедек, Мориц Бляйбтрой, Ральф Бауэр, Паула Каленберг

Фильм «Еврей Зюсс — Бессовестный фильм» Оскара Рёлера — редкий случай совпадения названия и сути. Авторы картины 2009 года, задуманной как реконструкция съемок антисемитского фильма «Еврей Зюсс» 1940 года, хотели отгородиться от своего материала названием, но влипли: новый немецкий фильм сам оказался на редкость бессовестным.

Фильм «Еврей Зюсс» Файта Харлана был снят по личному распоряжению Геббельса в 1940 году, чтобы оправдать открытую травлю евреев. Геббельс сам с каким-то сладострастием участвовал в разработке сценария, а затем лично руководил съемками и постоянно вмешивался в съемочный процесс.

«Антисемитский фильм, какой мы только можем себе пожелать», — писал Геббельс в своем дневнике. Фильм стал не просто антисемитской агиткой, но невероятной по мощности бомбой замедленного действия. Как сказал один эсэсовец в фильме 2009 года: «Если раньше у нас были ребята, которые еще сомневались, то теперь, после фильма, таких не осталось». В чем же они сомневались?
В том, что евреи — другие, что даже ум их сеет зло, что они грязны если не душой, так телом (или наоборот — неважно); что их очарование обманчиво, в душе они преступники, а не жертвы… и так далее. Фильм 1940 года освобождал маленького человека от последних остатков совести. Фильм якобы снят по роману Лиона Фейхтвангера, только в фильме все перевернуто: не еврейская, а арийская дочь подвергается насилию и гибнет, не еврей, а все остальные — жертвы.

Фильм рассказал историю еврея Йозефа Зюсса Оппенхайма, который в 1733 году стал финансовым помощником герцога Вюрттенбергского. Фердинанд Мариан, сыгравший еврея Зюсса, «был первым немецким актером, — пишет его биограф Фридрих Книлли, — который дал евреям, стыдящимся своего происхождения, образ героя, полного самосознания». Но лишь на час. Целый час немецкий зритель того времени наблюдает за очаровательным, умным, блестящим Йозефом Зюссом, и затем вдруг фильм стремительно и неумолимо раскрывает карты. Зюсс оказывается насильником, истязателем, вруном и трусом. Развязка фильма сопровождается криками: «Убей еврея!». Но последняя сцена фильма очень неоднозначна. Зюсса вешают на городской площади под бой барабанов. Справедливость торжествует, но народ как-то странно безмолвствует.

И может быть, именно из этого неловкого и беспомощного молчания, помноженного на абсолютное ощущение правоты, и рождается все остальное: хорошо сработанная костюмированная драма становится инструментом массового убийства. Даже простому добряку-бюргеру после этой картины становилось страшно за себя и ясно, что евреев надо изолировать, а лучше, чтобы они вообще куда-нибудь делись. А то — чума! Бюргер так хотел полюбить этого очаровашку, почти ведь полюбил и был обманут в лучших чувствах, предан! Да, такие они евреи: очаруют, а потом обманут, совершат преступление, изнасилуют твою дочь, предадут друга, продадут душу. В сущности, нацистский фильм создал эстетическую основу для принятия так называемого «окончательного решения еврейского вопроса». Фильм имел грандиозный успех. Его показали даже на Венецианском фестивале в сентябре 1940-го. Фурор, море восторгов, среди них — рецензия-дифирамб молодого Антониони. А режиссер Файт Харлан получил награду фестиваля «за лучший иностранный фильм» — не за «Еврея», впрочем, а за «Великого короля» в 1942 году. В этой картине участвовали 15 тысяч статистов. Наверное, уже только арийских.

Геббельс, а потом и Гиммлер распорядились, чтобы фильм посмотрел не только массовый зритель, но и всё СС и иже с ними. Чуть позже «Еврей Зюсс» вошел в программу подготовки для тех, кого посылали на массовое уничтожение евреев в Восточной Европе, и стал обязательным «ликбезом» для работников концлагерей.

А теперь представьте себе, что немецкий режиссер Оскар Рёлер берется сегодня за такой материал в современной Германии, где только младенцы еще не успели покаяться в грехах прапрадедушек. И Рёлер снимает фильм об истории другого, очень страшного фильма так, как будто вообще не в курсе, с каким материалом имеет дело. Как будто в стране нет тысяч книг, консультантов, свидетелей и свидетельств: Рёлер снимает китч. Китч бывает красивым, но красиво Рёлер не умеет. Поэтому он нагнетает драматизма, но получается мелодрама. Тогда он пытается шутить, но выходит бесстыдство.
Конечно, слава Тарантино с его «Бесславными ублюдками» не дает Рёлеру покоя. Рёлер очень хочет снимать дорогое кино и «покрасивше», и чтобы всего побольше: смысла, и телок, и злодеев, и дворцов с концлагерями в придачу. Но бедный Рёлер все равно ничего не чувствует, и, может быть, поэтому продюсеры дают ему очень много денег. Он даже разок слегка задумывается, как бы сделать так, чтобы Геббельс был не просто преступником, а эсэсовцы — мясниками, ведь иначе не понять, почему миллионы нормальных людей оказались очарованы нацизмом. Благая мысль и очень новая. Рёлер берет на роль Геббельса красавца Мориса Бляйбтроя, похожего на итальянца и лицом, и жестом, и душой. Или нет — скорее, похожего на еврея. А потом Рёлер начинает свободно играть историческими фигурами, рассказывая драматическую историю актера Фердинанда Мариана — «еврея Зюсса». Но дух почему-то не захватывает.

Фердинанд Мариан, актер театра, мечтает о кинокарьере. И вот — о счастье! — как чертик из табакерки появляется Геббельс и предлагает ему роль еврея-зюсса. Славный парень и талантливый актер оказывается в тисках между мечтой и совестью в Третьем рейхе, на фоне создания концлагерей, исчезновения евреев (ведь современный зритель знает, что будет дальше) и завинчивания тоталитарных гаек. Или пан, или пропал. Сюжет вроде бы достойный «Фауста» Гете. Но для Рёлера что-то маловато, как-то не слишком драматично. Поэтому он пользуется приемом мелких и крупных подтасовок. Он придумывает Мариану друга-еврея, которого актер прячет у себя дома, выдавая за садовника (еврея, разумеется, зовут Дойчер — «немец», и он с утра до ночи слушает Бетховена, дабы современный зритель понял, что все евреи любят хорошую немецкую музыку).

Рёлер отправляет Геббельса на премьеру в Венецию (где тот на самом деле не был), Геббельс тараторит по-итальянски, стоя на красной дорожке, и очаровывает всех — видимо, напоминая зрителям о происхождении слова «фашизм». Рёлер делает из жены Фердинанда Мариана еврейку по имени Анна, прячущую письма на идише к матери. Анна сопровождает Мариана на все эти нацистские коктейль-вечеринки, где только у нее «честное лицо». «Ну конечно, она ведь еврейка!» — понимает зритель. Анна, конечно, гибнет в лагере. Так драматичней.

(Тут, наверно, надо все же добавить, что режиссер Файт Харлан был в ранней молодости женат на еврейке Доре Герсон, но быстро с ней развелся. Его третья жена Кристина Зедербаум сыграла в «Еврее Зюссе» роль несчастной арийской девушки, жертвы еврея Йозефа Оппенхайма, а певица Дора Герсон погибла в Освенциме.) Наивный герой Фердинанд Мариан, которого после премьеры вдруг все — кто в шутку, кто всерьез — принимают за еврея, спивается и гибнет в автокатастрофе сразу после войны. Реальный Мариан снялся еще в десятке успешных фильмов, так что договор с дьяволом сработал.
В фильме есть еще пара сцен, за которые стыдно перед всеми народами. Скажем, сцена отбора еврейских статистов для фильма «Еврей Зюсс» в Варшавском гетто (произошла на самом деле под руководством режиссера) или эпизод в Освенциме, где Мариан встречает упитанных узников, и, конечно, своего друга Дойчера. Они без вступлений и проволочек кидаются обcуждать, виноват ли Мариан в судьбе еврейского народа. Нашли место и время. Кинокритик Ян Шютц-Ойала подытожил: «В фильме все исторично. И все неправда».

Но самая удивительная по чудовищности сцена — сексуальный акт на подоконнике одного берлинского дворца (хотя в принципе я не против, чтобы два симпатичных человека занимались сексом в красивом интерьере). Жена эсэсовца, одного из начальников Варшавского гетто, после берлинской премьеры фильма увлекает красавца Фердинанда Мариана в залу номер сто семь. Она возбуждена, она никогда еще не видела такого убедительного еврея, но всю жизнь такого хотела. Воздушная тревога, на подоконнике большой залы — стареющая красотка (прекрасная актриса Гудрун Ландгребе) с задранной юбкой, а он все глубже и глубже, а она кричит и стонет: «А-а! Да, говори, еврейская блядь!» — а за окном бомбежка, горит Берлин. Очень известный и очень стилистически выдержанный критик Харальд Мартензен сорвался и написал: «Вы что?! Так нельзя!!!»

У Рёлера получилось кино такого редкого бескультурья, что возмутились даже заснувшие. На первом показе во дворце Берлинале зал был забит журналистами. Уже к середине многие в голос смеялись или свистели — такого крика я за много лет Берлинале не припомню. Газета «Тагесшпигель» по окончании фестиваля подвела итоги опросов критиков. «Бессовестный фильм» оказался первым среди худших. Вот лишь пара цитат: «Фильм сам отравил себя своим материалом: мелодраматические сцены понравились бы даже Геббельсу» (Петер фон Беккер), «Такой же глупый, как название» (Керстин Деккер), «Грязное комедианство» (Хельмут Меркер).

Кстати, о комедиантах. История актера Фердинанда Мариана очень драматична. Он страшно не хотел сниматься, он чувствовал, во что его втягивают, он задыхался, сопротивлялся, он, в общем, даже и не был так уж против властей, но совсем не был «за». Но ему немного намекнули, немного припугнули, что его жизнь будет сломана, что его втопчут в грязь, что ему не дадут сниматься, что его семья… ну и так далее. Как можно заставить человека принять богопротивное решение в крутом замесе тоталитаризма — хорошо известно. Почему снимают этот страшный фильм в 1940 году — с угрозами, соблазнами, запугиванием, верой в какие-то мифы — еще можно понять. Гораздо сложнее понять, зачем и во имя чего Оскар Рёлер снял свой фильм сейчас. И зачем он вовлек в эту аферу таких хороших актеров, как Тобиас Моретти и несчастная Гудрун Ландгребе. Кусок хлеба? Берлинальские софиты? Причастность к современному кинопроцессу? И это — соблазны?

После Берлинале началась вторая волна скандала. Еврейские организации Германии выступили с протестом против этого фильма, обвинив создателей в антисемитизме. Этим организациям не пришло в голову выступать против Тарантино, у которого в фильме о нацистах просто нет ни слова правды: кинотеатры, увы, не взрывались, и Гитлер, увы, не умер в Париже. И правильно, ведь это вопрос жанра. У фильма «Еврей Зюсс — Бессовестный фильм» есть историческая подоплека. Фридрих Книлли, специалист по истории средств массовой информации и автор биографии Мариана «Я был евреем Зюссом» заявил, что фильм Рёлера — это «фальсификация истории». Еврейские организации написали письмо директору фестиваля Дитеру Косслику с просьбой объяснить, «как такой антисемитский фильм попал в конкурс». Кроме того, письма с требованиями объяснений были направлены ко всем продюсерам и организациям, поддержавшим этот фильм. Не исключено, что третья волна скандала впереди: в середине года картина выходит в прокат.

У режиссера фильма «Еврей Зюсс», печально знаменитого Файта Харлана, был сын — Томас Харлан. То есть, что значит — был? Томас Харлан родился в 1929 году и жив по сей день. Когда его папа снимал «Еврея Зюсса», мальчику было 10 лет. Восьмилетний Томас был в гостях у Гитлера, а когда Харлан-старший медленно и уверенно становился первым режиссером Третьего рейха, Томас частенько видел Геббельса. Из девяти первых цветных фильмов Германии Файт Харлан снял четыре. Средства неограниченны: бери, сколько нужно, говорил Геббельс. После войны Файта Харлана вызывали на допросы, где обвиняли «в преступлении против человечности», но он вел себя невинно, улыбался и рассказывал, что его «втянули», ну, приказ, знаете ли. Суды оправдывали его, публика выносила из залов на руках.

Но речь не о нем, а о его сыне. Томас Харлан считает: несмотря ни на что, у него было счастливое детство. Он успел вступить в гитлерюгенд, но уже в отрочестве поджигал кинотеатры, где шли отцовские фильмы. В 19 лет Томас уехал из Германии в Париж, где жил у философа Жиля Делёза. Много лет писал только по-французски и всю жизнь, — повторяю, всю жизнь — изучал Холокост.

В 1952-м вместе с Клаусом Кински он сорвался в Израиль и с ним же в 1958-м поставил спектакль «Я сам и никаких ангелов — хроника Варшавского гетто». Он ездил беспрестанно в Польшу и даже поселился там, на свои деньги нанял целые группы исследователей, опрашивал местное население, а если уже не у кого было спросить — разговаривал с деревьями. Почти на годы застрял в этом польском лесу Кульмхоф (Хелмно), где в передвижных газовых камерах еще до всех лагерей убили 300 тысяч человек. С 1998-го он жил в Германии, где наконец начал писать по-немецки, и до сих пор пишет только о той войне. Томас Харлан, в общем, почти сошел с ума, хотя иногда кажется, что он единственный нормальный человек во всей Европе.
И наверное, самое поразительное во всей истории: что сын Харлана еще жив, а авторы фильма — и это их основная проблема — даже не подозревают, на какие драмы обречен человек, если у него просто-напросто есть совесть.
booknik.ru