НЕ СЛОМАНО — НЕ ЧИНИ

НЕ СЛОМАНО — НЕ ЧИНИ

Edward Tester, Ph. D., Чикаго

Друг Аркадий, не говори красиво. И. С. Тургенев

Сколько голов, столько концов. Конец истории. Конец корпорации «Америка». Конец просто Америки. А теперь — конец эры потребления (Марина Восканян, 8-14 декабря 2008 г.). Вкратце: потребление из средства удовлетворения жизненных нужд превратилось в самоцель, во что-то вроде членского билета престижного клуба. Предстоит радикальная смена экономического устройства мира или уж, как минимум, такая встряска, что неизбежно возникновение серьезных альтернатив. Систем, основанных на справедливости, на преследовании благородных целей, на построении социализма 21-го века. Марина Восканян, несомненно — наследница славной плеяды утопистов, от Кампанеллы и Мора до Сен-Симона и Фурье. И Маркса. Великого утописта, как и его предшественники, вовсе не повинного в том, как воспользовались им вожди советского госфеодализма. Утопия — это давняя и красивая мечта лучших представителей человечества. Жаль только, что не очень реалистичная. Начнем с престижных клубов. Человек — это познание. Племя, которое догадалось, что старик — не бесполезный едок, а неоценимый источник знаний, вырвалось вперед в борьбе за выживание. Стариков стали почитать, беречь и кормить. Хранители знаний и стали древнейшей профессией, проституция появилась на много тысяч лет позже. Вместе с вождями и жрецами они составили первый престижный клуб.
Рабство усилило это разделение. Тяжкий физический труд — для раба. Наука, искусство, политика — призвание свободного человека. Недаром и сегодня в английском языке есть термин liberal arts — искусства для свободных. Да и в русском: свободный художник. А уж о феодальном обществе и говорить нечего. Духовенство и дворянство не только от третьего сословия отгородились непроходимой стеной запретов и высокомерия, но и для себя самих построили сложную пирамиду титулов и званий. Даже в наш демократический век она действует: в британской палате лордов бароны — «низший ранг» — имеют доступ только на галерею.
Социальные институты редко бывают бессмысленными. Смысл пирамид и перегородок очевиден: разделяй и властвуй. Они накрепко вбивают в подданных менталитет не раба даже, а холопа. Презирай и угнетай тех, кто пониже. Кланяйся высшему. Интригуй за местечко поближе к трону, оно и определяет престиж. И в Союзе то же было: рабочие и крестьяне друг друга не очень любили, а уж интеллигенцию вообще терпеть не могли. Не говоря уж о «национальной по форме и социалистической по содержанию» вражде народов. А правящая номенклатурно-феодальная пирамида постоянно занималась междоусобной грызней, а то и открытой войной за власть.
Но капитализм — это совсем другое дело. Классы в марксовом смысле — по отношению к средствам производства — на зрелой его стадии бессмысленны Процентов шестьдесят «эксплоатируемых» американцев — акционеры. По определению, капиталисты-эксплоататоры. Зачем же этой системе «престижные клубы», если некого и незачем «разделять и властвовать»?
Но они есть. Официальная американская социология делит общество на пять классов: богатых, высший-средний класс, низший-средний, работающую бедноту и деклассированных. Делит, не мудрствуя лукаво, просто по толщине кошелька. Это не пирамида, а лестница. Подниматься по ней может каждый, никаких тебе сословных перегородок или фамильных гербов (хотя попасть в сенат жене Клинтона или дочери Кеннеди всё-таки легче) — и локтями никого не нужно расталкивать, места на каждой ступеньке всем хватит. В чем же смысл?
А в том же самом. Внедрить менталитет, необходимый системе. Только в этом случае не холопство, конечно, а индивидуализм. «Пламенную страсть» вырваться вверх, благо лестница всем открыта. Без этого был бы капитализм так же невозможен, как феодальная демократия.
И престиж определяется точно так же: близостью к трону. Поскольку короли выброшены за ненадобностью — пользой, которую мы приносим истинному властелину системы. Его Величеству Рынку. Возьмем для примера всех этих «звезд» — спортивных, телеэкранных, голливудских. Плебс ещё с античности требовал «хлеба и зрелищ»; вот зрелища они и поставляют, но за куда более высокое место в обществе, чем гладиаторы и скоморохи. Ясно, почему. Под их зрелища хорошо идет торговая реклама, особенно с их прямым участием. За эту рыночную пользу их и вознаграждают, а вовсе не за близкую к нулю пользу социальную. Повышают их престиж. Чем он выше, тем лучше реклама. В терминах кибернетики, положительная обратная связь.
Вывод очевиден. Чрезмерное приобретательство «для ради престижа» — результат не спонтанного стремления общества или поколения к самовыражению, а целенаправленного воздействия производителей товаров и услуг на сознание покупателя. Промывания мозгов. Марина Восканян вполне справедливо возлагает на него по крайней мере часть вины за «мыльные пузыри» и следующие за ними кризисы, но оно — не пена на гребне социоэкономического прогресса, а неизбежная (скорее даже необходимая) его составляющая.
Проведем мысленный эксперимент. Предположим, что обществу, с помощью либерального образования, средств информации и иных доступных ему мер воздействия, удалось внедрить в сознание масс престижность не приобретательства, а социальных свершений: борьбы с бедностью, освоения Космоса, и т. п. Предположение, заметим, кстати, не столь уж фантастическое. Явное преобладание либерализма в прессе и подавляющее — в академических кругах хорошо известно.
Как отреагирует рынок? Цели, несомненно, благородные, но перенапрягать ради них свой бюджет никто не станет. Объем продажи сократится, и то же произойдет с производством. И с занятостью рабочей силы. И с налогами, которые, как ни неприятно их платить, всё-таки не полностью разбазариваются на «мосты в никуда». Какая-то часть их полезно расходуется, в том числе и на бедность, и на Космос. По ним-то красный карандаш бухгалтера и пройдется.
Бездоказательно? Не совсем. Штат Нью-Йорк, один из самых богатых в Америке, финансирует тридцать (тридцать!) процентов своего бюджета за счет налогов на биржевиков и иных денежных воротил, которые даже ничего и не производят, а только кредитуют и финансируют производителей и покупателей. Несколько из них обанкротились, в бюджете штата образовалась заметная прореха, и губернатор просит у Вашингтона денег — на Medicaid. О штатах промышленных, как Мичиган, и говорить нечего. Для самореализации путем «строительства социализма 21-го века» покупка престижной модели автомобиля не столь уж необходима — а как тогда жить автопромышленности Детройта, которая и до кризиса работала в убыток?
Вывод очевиден. Система, основанная на справедливости и самореализации, если бы даже каким-то чудом она и возникла, с законами рыночной экономики несовместима. Поскольку потребности человека удовлетворяет всё-таки экономика, а не справедливость, сомневаться в сходе такой несовместимости нет оснований. Прекрасным утопиям место среди экспонатов литературно-исторического музея. Они честно сыграли свою роль в развитии самосознания человечества, но нелепо искать в них реальную альтернативу современному капитализму. Что может стать такой альтернативой, не знаю. Не уверен, что кто-нибудь сегодня это знает. Или даже го она в принципе возможна. И вот почему.
Масса — мера инерции не только в физике, но и в социологии тоже. Чтобы массу привести в движение, без чего, конечно, сколько-нибудь революционные преобразования невозможны, нужна очень серьезная сила. Безысходное отчаяние голодных рабов или забитых крепостных, как в античном Риме и в екатерининской России. Религиозный или националистический фанатизм, умело разжигаемый демагогами типа Гитлера или нынешних исламистов. Сочетание того и другого, как в России времен Ленина. Ничто из этого к современной западной цивилизации не приложимо. Революционное свержение зрелого рыночного капитализма не состоится.
Недовольство будет всегда. Технология окружает сегодня рядового американца бытовым комфортом на уровне, который Меллоны и Рокфеллеры начала прошлого века даже и представить себе не могли — но индивидуалисту интересно подниматься, не ВМЕСТЕ со всеми, а НАД другими. Вот он и ворчит: несправедливо... богатые становятся богаче, а бедные беднее... налоги... долги... Для революции маловато, но на реформы, не затрагивающие основ, достаточно. Добавят тысчонку страниц к налоговому кодексу. Социализируют медицину. Сменят Клинтона на Буша, или там Буша на Обаму. Назначат ещё пяток «царей» — в финансы, в автопромышленность, в охрану природы...» А в остальном по-прежнему», как пели в частушке брежневских времен.
Ворчунов не убавится, скорее наоборот. Какой-то из Людовиков жаловался: «Назначая кого-нибудь на должность, я создаю одного неблагодарного и дюжину недовольных». Но поскольку недовольные — индивидуалисты, объединиться они не могут и «Людовика» не свергнут.
Но если рыночный капитализм, при всех своих пороках, в обозримом будущем фундаментально незаменим, то зачем ему мешать? Дайте ему работать по своим законам. Не стройте социализм. Пусть рабочие Детройта благоденствуют — но за деньги покупателей, а не налогоплательщиков. Пусть биржевик получает многомиллионные бонусы — но из прибылей инвесторов, а не из казначейских семисот миллиардов. Пусть безответственные банкиры, спешившие кредитовать кого попало, да и страхователи, жаждавшие урвать свою долю, «уйдут с дороги — таков закон». Больно? Безусловно. Но рак не лечат инъекциями морфия. Помочь пострадавшему, даже по собственной глупости, человеку — гуманно. Спасать несостоятельную корпорацию — социоэкономический абсурд. Если бы какие-нибудь пришельцы из Космоса спасли динозавров, они бы могли до сих пор владеть Землей — вот только человека не было бы.
Сегодня единственно реальная помощь человеку — это всемерное усиление рыночной капиталистической экономики, которая вполне (и даже чрезмерно) удовлетворяет потребности западной цивилизации и в предвидимом будущем сможет это делать глобально. В том числе и для недовольных, и для неблагодарных. Согласен: индивидуализм, жадность и погоня за престижем не красивы, не благородны, а иной раз критически опасны. Но именно они, а не благие порывы к справедливости, сочувствию или самореализации, держат на плаву нашу экономику, то есть основу существования человека как биологического вида. Переделка человечества в нечто более ангелоподобное теоретически возможна, но не очень вероятна. И пока она не состоялась, будем держаться любимой американцами поговорки.
Не сломано — не чини.