Л�ТЕРАТУРНАЯ СТРАН�ЦА

ОТ СОСТАВ�ТЕЛЯ
�горь Джерри Курас уже неоднократно публиковался на нашей литературной странице. Напомню, что он родом из Санкт-Петербурга, а в настоящее время живет в пригороде Бостона. По образованию инженер-теплоэнергетик. Пишет стихи и прозу. Автор двух стихотворных сборников "Камни|Обёртки" и "Загадка природы". Сегодня мы предлагаем вашему вниманию два остроумных и в то же время лирических рассказа �горя Джерри Кураса, которые он посвятил своим собственным имени и фамилии. � хотя у меня другие имя и фамилия, эти замечательные истории почему-то и мне кажутся очень-очень близкими. А вам?
Семён Каминский, newpoza@gmail.com
_______________

�горь Джерри Курас

�МЯ СОБСТВЕННОЕ
Когда я родился, мне, как это происходит со всеми, кто рождается, дали имя.
�мя было довольно случайным: никакого особого чувства к имени �горь у моих родителей не было. Если бы обстоятельства позволили свободный выбор, меня, скорее всего, назвали бы �сааком, но обстоятельства этого никоим образом не позволяли, поэтому я и стал �горем. Ну и ладненько.
Тридцать пять лет позже, жарким июньским днём, я сдавал экзамен на звание гражданина Соединённых Штатов.
Звёздно-полосатое гражданство было уже почти в кармане: я успешно назвал фамилию первого президента и написал короткое предложение под диктовку. Экзаменатор был доволен моими знаниями истории и местного правописания. Оставались небольшие формальности.
— �горь? — сказал он, глядя в мои бумаги, и задумался
— Да... — неуверенно ответил я
— А вам не приходило в голову…сменить имя? Поймите меня правильно — у вас замечательное имя, — но для Америки оно как-то... Только не обижайтесь, но, право, даже не знаю… Неужели вы будете и дальше жить с таким странным именем в нашей чудесной стране?
Признаться, за годы жизни в Америке я уже обратил внимание на то, что всякий раз, когда я подаю свою кредитную карту в магазине, продавщицы неизменно восклицают: “�горь?! Как здорово! У меня есть ручной скорпион, которого зовут �горь! Какое милое имя!” Кроме того, мне уже надоело отвечать на стандартный вежливый вопрос: “�гор или Айгор?”… и вообще, почему бы и нет?
— Да, действительно. Теперь, когда вы сказали... Я не знаю... Может быть... Да...
— Вот-вот! � я об этом. Вам просто необходимо сменить имя!
Экзаменатор постучал карандашом о папку с моими бумагами. Призадумался.
— Формально, — начал он медленно, — вы может сделать это прямо сейчас. На экзамене. — Он помолчал и веско добавил: — Бесплатно.
Будучи без пяти минут гражданином самой великой страны в мире, я уже прекрасно понимал значение слова “бесплатно”. Какой же нормальный американец пропустит мимо себя хоть что-то бесплатное! Нет! Здесь меня не проведёшь! Это я уже проходил!
— � какое у меня теперь будет имя? — воодушевился я
Экзаменатор сощурил глаза, внимательно изучил моё лицо и уверенно произнёс: “Jerry!”
Счастливый, я вышел в коридор, где меня ждала моя жена.
— Поздравь меня! Я теперь Jerry.
— Ты теперь — что? Дженни?
— Jerry! То есть, Джерри! Я сменил имя!
— Ты сошёл с ума! Ты же даже не можешь теперь правильно произнести своё собственное имя! Послушай себя! Сумасшедший!
— Jerry, — как попугай повторил я и понял, что ни один из звуков этого имени не звучит в моём исполнении хоть как-то правдоподобно по-американски. Даже если дать скидку на бостонский акцент.
— Горе моё! Ну, если уж ты менял своё имя, неужели ты не мог выбрать себе что-то такое, что у тебя получалось бы правильно произнести?! Ну, хоть Том или Стив. �ли, на худой конец, Роберт.
— А почему Роберт?
— В честь Шумана! — с вызовом съехидничала жена.
Я расстроился.
— Мама, — позвонил я по телефону, — я сменил себе имя. Я теперь Jerry. Тебе нравится?
— А что, тебе так уж не подходило имя, которое тебе дала твоя несчастная мамочка? — вопросом на вопрос заинтересовалась мама
— Мама, это было бесплатно, — попытался смягчить ситуацию я
— Бесплатно! А если бы тебя бесплатно обозвали Адольфом, ты бы тоже согласился? — не унималась мама.
— Ты сравнила, мамочка! Адольф и Jerry — это совершенно разные имена!
— Джевви?
— Да нет! Джерри! Дже-рри!
— А Джерри! Ну, так бы и говорил!
— Ну, я и говорю...
— Джерри, — повторила мама с недоверием, — какое-то собачье имя! Неужели нельзя было назваться человеческим именем? Джордж, например, — как Джордж Клуни. Он такой красивый мужчина… Отец! — услышал я мамин голос, направленный куда-то в обратную от трубки сторону. — Отец! Посмотри, что он сделал! Он сменил себе имя!
— Алло, — снял трубку отец. — Ты сменил себе имя? � как тебя теперь зовут, сынок?
— Jerry.
— Шевви?
— Нет! Джерри! Дже-рри!!!
— А как это будет по-русски?
— По-русски это будет �горь.
— Ну, так и нормально! Так ведь и было?
Я постучался обратно в кабинет.
— Простите. Я только, что сменил своё имя — и я хочу поменять его обратно
— Обратно? Но почему?
— Я не могу его... Я не могу его правильно произнести.
— Как это? Ну-ка скажите.
— Jerry.
— Мда... Не очень. Ну что же. Вот вам телефон. Это моя двоюродная сестра. Она логопед и специалист по проблемам речи. Возможно, она сможет вам как-то помочь. Она берёт дорого, но успех гарантирует. За пару месяцев ежедневных занятий вы сможете правильно произносить своё имя. Ну, а если всё же захотите поменять его на другое — или на своё старое — пожалуйста! Вот телефон моего двоюродного брата. Он известный юрист. Он вам всё оформит. Но это уже, конечно, не бесплатно. Бесплатно уже нельзя. Закон не позволяет.
Я вышел из кабинета, бормоча что-то про сыр в мышеловке.
“Ну и чёрт с ним”, — подумал я. — “Не так много на свете людей, которые не могут произнести своё собственное имя! В этом даже что-то есть”.
Что конкретно в этом есть, думать не хотелось.



КОНСТАНТ�Н, УЛЬЯНА, РА�СА...
Я потерял с ними связь семнадцать лет назад. С тех пор я никогда больше о них не слышал, но их имена, выстроенные в стройный ряд, всё ещё существуют в моём мозгу, и, признаюсь, мысль о них всё ещё не даёт мне покоя.
�х всегда было пятеро: Константин, Ульяна, Раиса, Алексей и Сергей. Не знаю, как давно они были знакомы с нашей семьёй, но они точно были друзьями ещё моего деда.
Дождливым октябрьским, ещё довоенным утром мой дед произнёс эти имена в приёмном покое родильного дома. Этот ряд, как своеобразный пароль, позволил ему услышать в ответ тайну: у него родился сын. Метрические характеристики младенца с тех пор были утеряны, но это не помешало теперь уже моему отцу через двадцать пять лет точно так же произнести эти заветные пять имён, и, в свою очередь, узнать о моём рождении.
Когда же, двадцать лет назад, пришла моя очередь, то и я сам, волнуясь, набрал телефонный номер, и на поспешную просьбу воспроизвести на свет имена этих дорогих, но незнакомых мне людей, ответил с гордостью, как будто повторил священный семейный пароль: Константин, Ульяна, Раиса, Алексей, Сергей. � эти пятеро не подвели меня. На другом конце провода удовлетворённая именами медсестричка открыла мне теперь уже и мою заветную тайну: у меня родилась дочь.
Мосты были разведены, по Неве шли баржи, а я стоял посередине этого потухшего в своей белёсой бессоннице города один, отделённый от едва ещё начавшейся новой страницы моей жизни свинцовым отливом ограниченной гранитом реки.
�, невидимые глазу, эти пятеро витали надо мною, как бесплотные духи: Константин танцевал с Ульяной, Раиса с Алексеем, а всегда запыхавшийся Сергей смотрел на танцующих и вытирал платком широкую свою лысину.
Дед был виолончелистом. Я помню, как он играл, делая гримасы лицом. Он делал их не для того, чтобы рассмешить меня, как я первоначально предположил, а просто потому, что иначе не умел. Во время игры, мышцы его лица не подчинялись ему больше – они находились во власти музыки. Пальцы его левой руки скользили вниз и вверх по грифу, а люди в зале ели мороженое. Когда-то давно он играл с великими и знаменитыми, но жизнь подвинула его в сторонку, и в старости (а я знал его уже старым) он играл в кинотеатрах перед сеансом.
Он рассказывал мне о своей старой жизни: о войне, о брате-лётчике, отлетавшем всю войну и разбившемся где-то под Гатчиной уже после Победы.
Дед пришёл получать вещи брата и привычно назвал имена наших семейных знакомых: имена Константина, Ульяны, Раисы, Алексея и Сергея. Все пятеро незримо стояли за его спиной в военных гимнастёрках, и дед, обернувшись, показал им всё, что осталось от брата: пару военных орденов и помятый ударом портсигар.
Два-три раза в неделю дед приезжал ко мне, чтобы заниматься с лоботрясом-внуком музыкой. Я учился играть на скрипке, и мои робкие успехи делали его счастливым. �ногда он брал мою скрипку, ставил её к себе на колени, как виолончель, и брал первые аккорды из Чаконы Баха или из скрипичного концерта Мендельсона. Он хотел быть скрипачом, но стал виолончелистом — тогда я ещё не знал, что означает, хотеть одно, а делать другое, но с годами я это понял, как понял и внезапную грусть, блестевшую в его замутнённых катарактой глазах в эти странные минуты.
Когда его не стало, его не стало совсем. Осталась горстка пепла, поместившаяся в небольшую урну.
Перед тем как выдать мне урну, услужливый клерк опять спросил наш семейный пароль, и я привычно ответил: Константин, Ульяна, Раиса, Алексей, Сергей. Все пятеро стояли за моей спиной, и я отчётливо слышал сухую одышку тучноватого Сергея и короткие всхлипывания Раисы.
Они ездили со мной в поездки, они стояли за моей спиной, когда я диктовал телеграммы домой на убогих провинциальных почтамптах, они открывали передо мной двери больниц, когда я навещал маму.
В последний раз я виделся с ними в Пулково. Человек без эмоций проверял мои документы и попросил меня вспомнить имена, и я произвёл их на свет привычной скороговоркой: Константин, Ульяна, Раиса, Алексей, Сергей. Я прощался с ними навсегда. Константин обнимал рыдающую Ульяну, Раиса плакала, уткнувшись в плечо Алексею. А всегда одинокий, вежливый Сергей украдкой вытирал платком то лысину, то слёзы.
Я расстался с ними навсегда и это было достаточно болезненно. Но уже сидя в самолёте, я вдруг остро ощутил, что расстался не только с ними, но и со всем, что было с ними связано: со всеми рождениями, смертями, перемещениями в этом замкнутом пространстве, которое я сейчас покидаю ради другого, незнакомого мне ещё пространства. Туда нельзя было ни Константину, ни Ульяне, ни Раисе, ни Алексею, ни Сергею.
С тех пор я никогда не видел их, но часто о них вспоминаю. Что они делают без меня? Как сложилась их дальнейшая жизнь? Было бы здорово, если бы кто-нибудь из прочитавших это, смог передать им от меня привет.
Просто скажите Константину, Ульяне, Раисе, Алексею и Сергею, что я помню о них и вряд ли когда-нибудь их забуду.