ТЕТЯ СТАСЯ И ГОГА ПЬЮТ ЧАЙ НА КУХНЕ КОММУНАЛЬНОЙ КВАРТИРЫ

ТЕТЯ СТАСЯ И ГОГА ПЬЮТ ЧАЙ НА КУХНЕ КОММУНАЛЬНОЙ КВАРТИРЫ

Сергей АСРИЯНЦ



— Нету никакого Бога, дорогой мой Гога!
— Как же так, тетя Стася, нету!?
— Вот так — нету, и все тут!

— Вы, тетя Стася, страшно категоричны. Рифмованно категоричны, я бы сказал. Тут вот какое дело — среди аргументов в пользу Его существования, естественно, нет ни одного фактического, но позвольте спросить, куда девать всю историю и все конфессии, а с ними и всю эту массу человеков, веривших тысячи лет, и продолжающих верить?

— Вы и впрямь полагаете, что мыслящие — большая часть человечества? Так вот, разочарую вас, дорогой мой, основная масса и живших, и ныне живущих — бессмысленные существа. Боюсь, что и следующие поколения вряд ли явят картину отличную от этой. И вот что, Гога, — подумайте-ка о версии, будто вся эта масса создана «по образу и подобию», и вообразите себе, насколько страшно дописывать картину! Максимум, что можно сказать в оправдание, человек — плохая копия оригинала. Но тогда это прямой упрек Создателю, то есть, мы признаём, что он не владеет своим ремеслом. Но есть вариант и похуже — Он такой же примитивный как и мы. Возразите, если сможете!

— И возражу! Задам вам встречный вопрос — Вы во что-нибудь верите? Ну, не знаю, в Ленина, в жар-птицу, в пластическую хирургию, во что угодно!
— Я верю в то, что за рождением следует смерть.
— Тетя Стася, я серьезно!
— А я шучу разве ж? Нет, ну конечно, я верю в то, что человек должен быть честным, умным и добрым. Но вот что я скажу вам, Гога, и это совершенно серьезно. Мне все равно, что подумают об этом верующие, и вы в том числе…

— Да я не совсем уж такой и верующий…
— Не перебивайте! Главная ваша проблема вот в чем — все вы ждете, когда перед вами вдруг явится бородач с сияющим ликом и волосами до плеч, весь в белых одеждах, и с порога начнет воскрешать мертвых, кормить тысячи пятью хлебами, превращать воду в вино и защищать блудниц неубиенными аргументами. И тогда вы пове-ерите! Вместо этого, вот какая незадача, вам предлагают всякую мелочь — то Моцарта, то Леонардо, то Пушкина, то Эйнштейна. Вам бы понять, что это и есть вожделенные вами божественные проявления, но вам же не надо частями, вам подавай все сразу. А эти что! Их и пнуть можно, и не будет ничего за это. А ежели вякать начнут, то и в распыл пустить, благо тех самых, упомянутых вами «лениных» разного калибра, в достатке всегда было и будет. Вот в этом-то и есть основной смысл существования бессмысленной, извините за тавтологию, массы. Не любить, не-ет, не сострадать, не прощать. А завидовать, гнать и убивать. И, стоя в толпе себе подобных, восхищаться теми, кто ловчее всех орудует топором и удавкой. Потом можно и свечку пойти поставить, и причастие принять, и исповедаться. Уживаются обе эти ипостаси в отдельно взятом индивиде просто отменно! И не будет никакой кары небесной — проверено веками, никто не провалится в «геенну огненную», никого не шарахнет молнией тут же, не сходя с места, а уж осуждения человеческого точно не будет. Начнут понимать и жалеть заблудшего. Но при одном условии — тот должен надеть маску скорби и раскаяния, молчать, жалобно молвить только «да» или «нет». Потом пойдет, еще парочку-другую зарежет, вот тогда-то и станет упырем. А по первости — простят и пожалеют. Так-то!

— Все верно говорите, тетя Стася! Только в одном ошибаетесь, ваш приговор не вере, ваш приговор — религии. А это всего лишь бизнес. И вот что заметьте — самый успешный бизнес всех времен и народов! Вам предлагают надежду по сходной цене, и вы дрожащими руками несете последнее, отдаете без сожаления, участвуете в обрядовом мероприятии и уходите домой успокоенным. Но только на некоторое время, до тех пор пока вам не покажется, что как-то не так все вокруг. Это — голод, своего рода зависимость. Не примешь дозу, свихнешься, а то и помрешь. Но в отличие от торговли продуктами питания, вам дано право менять магазин, но сеть — ни-ни, ни в коем случае! Под страхом мук в загробном мире, который больше в воображении, но все равно страшно до жути. И вы покупаете эту надежду на искупление от мук. Но не потому, что вы так трусливы, отнюдь, а потому что обретение надежды — насущная необходимость для любого человека. Как вам такой аргумент в защиту веры?

— Ничего не поняла, честно говоря, Гога! В чем аргумент?
— Понимаете, тетя Стася, я глубоко убежден, что вера — это не просто понятие, а нечто такое, что глубоко вшито в нашу биологическую формулу. Мы не можем не верить. Во что-нибудь. Во что угодно, но только верить. И если у нас отобрать Христа, Мухаммада или Будду Шакьямуни, то их надо заменить чем-нибудь. Ленин, Гитлер, Ким Ир Сен, Хо Шимин, Че не прокатили... Человеку нужен непорочный символ, чтобы был полной ему противоположностью, чем-то неведомым, неизведанным, непонятно откуда взявшимся на Земле, а они все — на крови, земные. А что касается «геенны огненной» и прочих страстей, то для верующего человека ясно, что все эти наказания не физического свойства. Тетя Стася, понимаете, не тело страдает, а дух. Вот что страшно.

Да, правда, — все, и я тоже, ждем чуда. В особенности тогда, когда тяжело. Мало того, часто мы ждем чуда, как избавления от необходимости действий. То есть, вместо того, чтобы больше работать, мы ждем, что с неба упадет мешок с деньгами и ситуация разрулится как бы сама собой. Или явится некто и сделает так, чтобы не стало бед, проблем, голода, холода, жажды, нищеты и болезней. И для большинства это — программная установка, главная потребность, они готовы отдать все что угодно, только бы быть облагодетельствованными, и отдадут. Тому, кто предложит им путь к этому «некто»…

— Получается, Гога, что вы со мной согласились, так что ли? По-вашему выходит, что вера это нечто такое бессознательное, рефлекторное, как вы выразились — биологическая потребность? Тогда, объясните мне, а куда девать понятие «душа»? Это что — тоже биология? Странный у нас получается разговор, мы словно местами поменялись: я говорю вам, что жизнь абсолютно материальна, все в ней подчинено законам физики, химии и так далее, вы мне возражаете, заявляя понятие «веры», и тут же сами мне объясняете, что это вполне себе материальная субстанция, почерпнутая из науки, называемой биологией. И я просто вынуждена вас спрашивать о душе — предмете сугубо нематериальном, не подающемся ни взвешиванию, ни иного рода измерению, а живущему только лишь в сознании или где там еще! Ну, что ж, ответьте! Хоть и самой странен собственный вопрос, но мне кажется абсолютно путанной теория про поход в церковь, к батюшке, по зову биологической потребности в удовлетворении какого-то смутно описываемого желания. Давайте, объясняйте, чего задумались!

— Да, просто как-то бурно протекает у нас беседа, а тема-то суеты не терпит, что называется.
— Ладно-ладно, вы ж знаете меня — характер, ничего не попишешь!

— Не поняли вы меня, тетя Стася. А может быть и вправду я путанно все объяснил. Наверное, надо было бы проще сказать. Попробую. Во-первых, про поход к батюшке я ничего не говорил. Как раз наоборот, я говорил о том, что на вере человека батюшки всякого рода и всяких конфессий делают бизнес, а потому и ходить к ним незачем. Во-вторых, мой постулат о том, что без веры во что-нибудь или кого-нибудь не может жить человек, означает лишь то, что… Нет, лучше так — ведь мы отличаемся от любого животного именно этим, верой. Не состраданием, не памятью предков, а именно верой. Тут я смотрел по телеку передачу о животных, так там львица в африканской саванне три недели нянчила теленка, ничего не ела, всюду за ним ходила, охраняла, в конце концов упала от усталости, а тут лев… Ну, вообщем, печально все кончилось, но львица-то не на вырост же его пасла, это чистой воды сострадание. А то, что мы называем памятью предков, есть и у животных тоже — орлята не пытаются учиться плавать, крокодилята летать, а китята выйти на сушу травки пощипать. Ведь верно! Вот и получается, что нас отличает только некое, как вы выразились, «смутно описываемое желание». Пусть так, но мы живем этим и только этим. Копаемся в себе, переживем по пустякам, корим себя, оправдываем недоброжелателей, радуемся успехам других, да много чего еще. И все время повторяем одно и то же — «душа болит»…

— Ну, помолчали, и будет! Вот что я скажу вам, дорогой Гога, и давайте пока закончим разговор! Очень серьезную вещь скажу, а вы не возражайте. Сразу не возражайте, потом как-нибудь продолжим.

Веришь-не веришь — это совершенно неважно. Суть человеческая у всех одна, пусть это будет христианин, мусульманин, иудей, буддист или атеист. Да, взять нас с вами хотя бы — вы ходите в церковь, а я атеист, у вас какие-то грузинские корни, у меня помесь поляков, евреев и русских. В соседней квартире живет узбекско-таджикская семья, этажом выше греки, да кого только тут нет. При этом, едим и испражняемся одинаково, болеем одними и теми же болезнями, глотаем таблетки, купленные в соседней аптеке, смотрим телевизор, читаем газеты, ковыряемся в одной и той же Сети, и набор сайтов почти совпадает, плюем на никчемную власть жирных котов, ну и все такое прочее. Но не только эти обыденные вещи объединяют нас, а еще и то, что я вам уже говорила — нам всем нужно все и сразу, мелкими купюрами не принимаем. А потому я абсолютно уверена — войди сейчас сюда Христос, тот самый, обыкновенный, а не фокусник из сказок попов, мы точно не узнаем его. И знаете почему? Мы не захотим его узнать! Не нужен он нам никому в реальности, он — работа для каждого из нас, тяжелая ежедневная работа. И начав ее, уже не отделаться свечками и обрядами, поэтому мы все скромненько отведем глаза, и бочком, бочком… А он снова останется один, и снова взойдет на Голгофу, как уже было не раз…

— В дверь звонят, тетя Стася, я сейчас…
— Сидите, Гога, я открою, мне все равно уже пора!