ОН НЕ УСПЕЛ СОЛГАТЬ, АМИНЬ…

ОН НЕ УСПЕЛ СОЛГАТЬ, АМИНЬ…

Игорь ФУНТ

Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия…
(Пушкин)

Какое это счастье — закрыть глаза и слушать старинную музыку Баха, Генделя, Шуберта, Моцарта… В час сердечной неустроенности, волнения, самое лучшее средство восстановить утерянное равновесие души — поставить пластинку со звучащей там поэзией воздуха, чувств, поэзией духа, воплощённой в нотах.

Взмах руки дирижёра — и полились незабвенные звуки оратории Джованни Перголези «Stabat Mater», одного из самых выдающихся произведений в истории музыкального искусства. Слушаю его — и размышляю о жизни современника Баха, Генделя и Вивальди, умершего раньше их всех, — Джованни Перголези; краткой жизни, оборвавшейся на двадцать шестом году, прошедшей в бедности и лишениях... Как же сумел совсем ещё молодой человек написать сочинение, полное необыкновенной красоты и глубины?

О композиторе мало что известно, его творчество окружено легендами. На слуху известная история про то, как один из посетителей композитора удивлялся, что он, волшебник звуков, ютится в убогом деревянном домишке и не построит себе нового дома.
Перголези пояснял:

— Видите ли, звуки, из которых создаётся моя музыка, дешевле и доступнее, чем камни, необходимые для постройки дома. И потом — кто знает? — может, мои строения окажутся долговечнее? — Он не лукавил, своим небогатым существованием не в пример дражайшему блеску творчества солгать просто не успев.

Что говорить, бытие музыкантов во все времена отнюдь не лёгкое дело, усыпанное то розами, то жертвенными осколками былой славы, признание многие получают уж после смерти, если получают его вовсе.

А ведь и Баху жена выговаривала, что денег, мол, скоро не будет хватать не только на похлёбку, но и на хлеб! Иоганн Себастьян только разводил руками: «Дорогая моя, всему виной здоровый воздух Лейпцига, оттого и покойников маловато (в 1723 г. Бах работал кантором церковного хора при школе Св. Фомы), и мне, живому, жить не на что…» Антонио Вивальди знавал разные времена — побывал на вершине славы и благополучия, — а умер нищим и голодным в Вене. Гендель также не раз был обманут: однажды один ловкий коммерсант в течение нескольких дней распродал изданную им в Лондоне оперу «Ринальдо», заработав большую прибыль, из которой Гендель получил жалкие гроши, что не хватило бы и на неделю.

— Послушайте, — горько спровадил коммерсанта Гендель, когда считал свои деньги, — чтобы между нами не было обиженных, в следующий раз вы напишете оперу, а я её издам!

Перголези не был одинок в своей горькой музыкантской неустроенности, хотя и не успел, к сожалению, познакомиться со своими знаменитыми современниками.

…Звучит «Stabat Mater». Удивляешься мелодичности музыки, её проникновенности, ощутимой глубине раскаяния. Она льётся непрерывным гармоничным потоком и заставляет уноситься душой в неведомые дали...

Мать Скорбящая стояла
И в слезах на крест взирала,
На котором Сын страдал.
Сердце, полное волненья,
Воздыханий и томленья
Меч в груди её пронзал.

Родился Перголези в Италии в 1710 году, в эпоху перехода от барокко к классицизму, и за свою очень короткую жизнь успел стать выразителем новых музыкальных идей, обогатил арсенал оперной драматургии новыми интонациями, формами, сценическими приёмами. Его жизнь была подобна вспышке яркой звезды. Псевдоним (его настоящая фамилия — Драги) он выбрал себе на средневековый манер и назывался скромно — Джованни из Ези, то есть Перголези.

Стал автором множества месс (в том числе самой известной десятиголосной), изумительных кантат («Miserere», «Magnificat», «Salve Regina»), симфоний, инструментальных концертов, 33-х трио для скрипок и баса. Ему удалось удивительно гармонично соединить духовные и светские музыкальные традиции в единое целое. На его счету десять опер-сериа, так называемых «серьёзных опер», написанных на мифологические, исторические темы (войны римлян с персами, подвиги античных героев, восхваление победителей олимпиад). Эти оперы шли долгими часами, были довольно-таки утомительны, и в антрактах зрителей развлекали интермедии — небольшие комические музыкальные сценки. Зрители были в восторге от них, и Перголези решил несколько интермедий объединить в одну комическую оперу — оперу-buffa, характер которой впоследствии так полюбил и перенял Моцарт, сам будучи неуёмным шутником, что великолепно проявилось в «Свадьбе Фигаро».

Так появилась опера «Служанка-госпожа» («Serva Padrona», 1732 г.) на либретто Дж. Федерико. Сюжет её незамысловат: служанка Серпина ловко обводит вокруг пальца своего хозяина — старого ворчуна Уберто, заставляет его жениться на себе и становится всевластной госпожой в доме. Музыка оперы шаловлива и грациозна, наполнена бытовыми интонациями, мелодична. «Служанка-госпожа» пользовалась огромным успехом, принесла славу композитору, а во Франции вызвала даже нешуточную войну между сторонниками комической оперы (Дидро, Руссо) и приверженцами (Люлли, Рамо) традиционной пышной музыкальной трагедии (так называемая «война буффонов»). Руссо потешался: «Везде, где приятное заменяют полезным, приятное почти всегда на этом выигрывает».

Хотя по приказу короля «буффоны» были вскоре изгнаны из Парижа, страсти ещё долго не утихали. В атмосфере споров о путях обновления музыкального театра, вслед за итальянской, возник вскоре жанр французской комической оперы, где место легендарных мифологических героев заняли буржуа, купцы, слуги и крестьяне. Одна из первых — «Деревенский колдун» выдающегося мыслителя, философа и музыканта Жан Жака Руссо — составила достойную конкуренцию «Служанке-госпоже». Не случайно Руссо, обращаясь к начинающим музыкантам, тонко, с юмором подмечал: «Избегайте современной музыки, изучайте Перголези!»

В 1735 году композитор получил неожиданный заказ — написать ораторию на текст поэмы средневекового монаха-францисканца Якопоне да Тоди «Стабат Матер» («Мать скорбящая стояла»); тема её — жалобы, плач Девы Марии, матери казнённого Христа (1 часть), и страстная мольба грешника о даровании ему рая после смерти — во 2-й части.

Композитор с увлечением начал работу. Существует легенда: Перголези любил одну девушку-неаполитанку, но её знатные родители не дали согласия на брак; несостоявшаяся невеста, в отчаянии, с головой бросилась, метнулась в монашество, покинув ненавистную мирскую суету, и скоропостижно умерла. У Перголези сохранилось изображение мадонны, разительно схожей с его возлюбленной. Портрет и трагическая память о горячо любимой вдохновляли композитора при сочинении непревзойдённой музыки.

Перголези и не ведал тогда об удивительной метаморфозе, необъяснимой коллизии пресечения судеб: автор поэтического первоисточника «Stabat Mater dolorosa» — канонического средневекового духовного гимна — Якопоне да Тоди (1230-1306) также, как в будущем и композитор, пережил внезапную смерть боготворимой девушки, невесты, после чего ушёл в монастырь и, служа монахом Францисканского ордена, создал свой бессмертный гимн. Так и Перголези, под конец жизни, обратился к духовному творчеству, последние такты гениального творения дописывая в монастыре капуцинов, погружённый в горестные воспоминания о безвозвратно утерянной любви.
Хотя, в соответствии с традициями средневековья, монах-поэт не столько сочинил, сколько скомпоновал текст из более ранних образцов, поэтому авторство поэмы приписывают также св. Бернару Клеровскому (1090–1153) и Папе Иннокентию III (ок. 1160–1216).

…Льются звуки фа-минорной оратории «Стабат Матер». Сколько в них страдания, муки, боли! Рыдающее «анданте» сменяется изумительным «ларго», затем словно стенающим «аллегро»…

Мать, любви источник вечный,
Дай из глубины сердечной
Слёзы мне делить с Тобой,
Дай и мне огня, так много
Возлюбить Христа и Бога,
Чтоб доволен был Он мной.

В едином творческом порыве закончил Перголези своё произведение, оно было исполнено и… вызвало неудовольствие отцов церкви. Одна влиятельная духовная особа, прослушав «Stabat Mater», возмутилась:

— Что вы написали? Разве в церкви уместен этот балаган? Непременно переделайте.
Перголези рассмеялся и не исправил ни строчки в оратории.

Монах-музыкант падре Мартини сетовал, что автор оратории использовал пассажи, «которые скорее могли быть употреблены в какой-нибудь комической опере, чем в песне скорби». — О чём он говорил? Трудно даже представить каноны воспитания, восприятия и поведения, если имелся такой отзыв о крайне строгой во всех отношениях музыке Перголези. Впрочем, сходные упрёки преследовали всех великих авторов духовных сочинений — от Баха до Верди. Но уж если быть точным, то критика, возможно, относилась к мажорной части в быстром темпе «Inflamatus» (11ч.), что было крайне смелым шагом — Перголези первым ввёл подобные нюансы в сочинение того времени.

Про композитора поползли мрачные слухи, что и талант свой он получил «нечистым путём», запродав душу дьяволу…
К исходу жизни Перголези перебрался в городок Поццуоли, близ Неаполя; любил посещать небольшую остерию, где можно неспешно перекусить, выпить бокал кьянти. Однажды, перед его появлением, явился монах и передал трактирщику бутылку со словами:

— Для господина музыканта.
Пришёл Перголези. Хозяин сказал ему:
— Один незнакомый монах оставил для вас, господин, бутылку вина.
— Давай разопьём её вместе, — обрадовался Джованни.
— Вот вам бутылка. Но она из моего погреба, её и разопьём. А ту, что подарил священник, я выбросил.
— Почему? — удивился музыкант.
— Мне кажется, вино отравлено, — прошептал милостивый хозяин.
Через несколько дней Перголези не стало. Неизвестна точная причина его гибели: либо он всё-таки был отравлен наёмными убийцами, либо погиб на дуэли, или умер от чахотки, будучи с детства нервным и болезным, кто знает... Это случилось 275 лет назад.

…Невозможно равнодушно внимать «Stabat Mater» Перголези! Это исповедь измученной души, это крик истерзанного сердца! Слушаю заключительные звуки оратории: скорбное «ларго» (десятая часть), словно высветленное материнской слезой «аллегро» (одиннадцатая), и трагичная двенадцатая часть с финальной «амен» («Воистину!»)…

Крест мою пусть силу множит,
Смерть Христа мне да поможет
Ревностью безбедному,
Как остынет в смерти тело,
Чтоб душа моя взлетела
К раю заповедному.
(Перевод А. Фета)

Не зря французский писатель 2-й половины XVIII века Мармонтель утверждал, что после того как французы постигли тайную силу музыки Перголези, сама французская вокальная музыка с тех пор начала «нам казаться бездушной, невыразительной и бескрасочной». — Ритмические эффекты, градации светотени, понимание рисунка и слияния сопровождения с мелодией, построение музыкального периода в формальной конструкции арий — композиторское мастерство молодого таланта было поистине высочайшим!

Поэма монаха Тоди вдохновляла ещё многих композиторов: известны «Стабат Матер» мастеров Возрождения Палестрины и Депре; XVIII века — Скарлатти, Боккерини, Гайдна; XIX века — Листа, Шуберта, Россини, Верди, Дворжака, Гуно, русских Серова и Львова; XX века — Шимановского и Пендерецкого… Это великие, великолепные произведения. И всё же сочинение Джованни Баттиста Перголези, не подвластное времени, не теряется в этом ряду и, не кривя душой, можно сказать, что кантата, обессмертившая автора, получила самую что ни на есть большую, всемирную известность среди упомянутых гениальных людей.

«В его музыке, — писал о Перголези Б. Асафьев, — наряду с пленительно любовной ласковостью и лирической опьянённостью звучат страницы, пронизанные здоровым, сильным чувством жизни и соками земли, и рядом с ними блестят эпизоды, в которых задор, лукавство, юмор и неудержимая беспечная весёлость царят легко и свободно, как в дни карнавалов». — Согласен с бытующим мнением, что Джованни Баттиста Перголези является ярким примером человека, родившегося не в своё время, поэтому и не суждено было ему задержаться на этой земле. Будучи представителем эпохи барокко, он по своему творческому и психологическому темпераменту принадлежал скорее эпохе романтизма. «Ошибка в 200 лет? — скажете вы, — это отнюдь не мало». — Но Судьбу, как Историю, увы, не переделать.

Музыка «Stabat Mater» Перголези не траурная, напротив, очень светлая! Мотив любви и безграничной человеческой преданности объединяет авторов поэтической и музыкальной «Stabat Mater». Здесь нет места трагедии погребения, успения и упокоения. Это возвышенная печаль и память о прекрасных юных созданиях, безвременно покинувших бренный мир — слёзы очищения, света, добра и смирения. Хочется закончить очерк о бессмертном творении великого музыканта, композитора Джованни Перголези искромётными словами Пушкина, раз уж начали мы с него же: «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!» (1710-1736)