ЖИЛ-БЫЛ У БАБУШКИ...

ЖИЛ-БЫЛ У БАБУШКИ...

Ира Кадин родилась в Москве, большую часть «той» жизни провела в Киеве, живет в Израиле. Работает программистом. Победитель литературных конкурсов, автор книги рассказов «А вечером танцы» и публикаций в периодике Израиля и США.
Семен Каминский, newproza@gmail.com

______________________

Ира КАДИН

Перед сном няня рассказывала Саше Тушкину сказки и пела песенку про козлика:
«Жил-был у бабушки серенький козлик…»
Иногда в спальню заходил папа и, если попадал на «козлика», очень сердился: «Забиваете моему сыну мозги всякой ерундой. Ну кем может вырасти ребёнок, если ему всё время петь про неудачника!»

«Почему козлик — не-у-дач-ник?», — спрашивал Саша?
«Потому, что его съели», — ещё больше сердился папа и вручал няне книгу с «развивающими текстами». Няня послушно читала тексты, но Саше всё равно больше нравилось про козлика...
Саша Тушкин не мог не писать. То есть сначала мог, а когда узнал, что настоящие писатели не могут не писать, почувствовал, что тоже не может. Правда, с фамилией ему не повезло. Он уже и палочку влево сдвигал, и правый хвостик от перекладины тянул вниз, насколько можно было, всё равно учителя сразу произносили «Тушкин». А одноклассники кричали: «Туша», хотя Саша не был толстым. Ну, может быть, немного широкий и плоский. Но не «туша». И не «тушканчик». «Тушканчик» — это на уроках физкультуры: «Тушканчик, ты хорошо бегаешь, только у тебя уши тормозят!» Уши действительно были огромные и круглые, торчали перпендикулярно голове и ещё постоянно горели, словно в них кто-то вставил красные лампочки. Как гирлянда. Уши мешали прославить фамилию, но Саша старался: каждую неделю отсылал рассказ в «Пионерскую правду». Ответы приходили тоже регулярно, на красивых бланках: «Дорогой Саша, — весь текст был напечатан, а Cашино имя вписано прописью, — Дорогой Саша, нам очень понравился твой рассказ. К сожалению, у нас пока нет возможности его напечатать... но ты продолжай... советуем больше присматриваться к окружающим, к природе...» И Саша присматривался, несмотря на опасности. Учительница биологии один раз даже хлопнула его книжкой по голове, когда он присматривался, как она возле его парты поправляет чулки. Мальчишки, почувствовав его взгляд, показывали дули, а девочки отворачивались. Единственная, кто позволяла к себе присматриваться, была тихая, прыщавая Соня. Соня не отворачивалась, только очень сильно краснела. Тушкин смотрел на Сонины пылающие щёки и чувствовал, что у них много общего.

После школы Саша окончил экономический институт, подшил уши и женился на Соне. Вместе с Соней в его квартиру переехала её мама, Октябрина Ивановна. Тёща, в прошлом учитель геометрии, выглядела составленной из половинок — из-за прямого пробора, раздвоенного подбородка и неизменного халата на молнии. Октябрина Ивановна строго следовала совету английской пословицы «яблоко по утрам, забудешь дорогу к докторам». Каждый плод перед съеданием рассекался на две равные части, и Тушкин потихоньку привык просыпаться от глухого удара ножа по кухонной доске: утро у Октябрины Ивановны начиналось в 5.30. Теща называла Сашу «Ал-ик». Имя Октябрина тоже делила на две части, так что казалось, будто она икает. Присматриваться к тёще было легко, но неприятно. Октябрине Ивановне была неряшливой и всюду оставляла свои волосы и зубочистки.

Саша продолжал отсылать рассказы в редакции. Соня бережно подшивала ответы в толстые папки: «Уважаемый товарищ Тушкин, нам очень понравился Ваш рассказ... к сожалению... нет возможности...» Первые двадцать лет Саша не переживал: многих известных литераторов тоже не сразу печатали... Ещё двадцать лет прошли в терзаниях... Потом Саша не выдержал — и пошёл к соседу, Борьке Пейтсу.

Больше всего на свете Борька любил лежать на диване, щелкать семечки и смотреть телевизор. Когда у Борькиной жены кончались деньги, он садился к компьютеру писать вирус. Вирус запускался в сеть, и уже через несколько часов Всемирная Паутина была парализована. Затем Борька писал антивирус, толкал его какой-нибудь солидной компьютерной фирме — и снова ложился на диван. ФБР, КГБ и Шабак безуспешно пытались найти преступника, но Борька не оставлял следов, а его вирусы были непотопляемы.

Залитый слезами Борька открыл Саше дверь: «Проходи». Саша слезам не удивился, но из вежливости спросил: «Случилось чего?» Борька затрясся в рыданиях, указывая рукой на экран: «Ты понимаешь, он ей говорит... а она ему... так трогательно-о-о...» Саша посмотрел на экран. Шла кулинарная передача, как делать равиоли. Тушкин встал между Борькой и экраном и закричал: «Ты меня на компьютерные курсы посылал? Сайт свой сделать посоветовал? Две штуки баксов угрохал, а они всё равно меня не читают!» Борька, поднявшись на цыпочки, чтобы углядеть хоть часть экрана спросил: «Кто не читает?»

— Да никто меня не читает, ни-кто, понимаешь!
Борька попытался протиснуться между Тушкиным и телевизором: «А как же на сайте “Огуречная муть“, я сам читал отзывы, вот этот, как его, “Задунайский конь“ писал “...потрясающая проза, проникает глубоко внутрь и обволакивает, как овсяная каша“. Потом ещё “Вася Пупкин“ тебя хвалил, и “Сексуальная чертовка“...» «“Задунайский конь“ и “Вася Пупкин“ — это Сонины ники, а “Сексуальная чертовка“ — Октябрина Ивановна. А больше никто, никто...» — у Саши на глазах тоже выступили слёзы, — Конечно, была бы у меня фамилия Пушкин, тогда бы читали... Потому что бабы забили Интернет... Марья Монцова, Меллер, Ларисина тоже... Сидят на детективах! Ларисиной легко убивать, она мент. А если вокруг человека всю жизнь одни отчёты бух... бух... бухгалтерские-е-е... на чём ему интригу постро-о-о-ить!»

Борька обнял Сашу, положил его голову к себе на плечо. Теперь экран стал намного доступнее. Равиоли сменились программой «Суд идёт», какая-то девушка убеждённо говорила: «Все знали, что она ему изменяла, все!» Видно было, что свидетельница только что побывала в парикмахерской. Борька снова разволновался, и несколько минут соседи стояли, всхлипывая друг в друга. Потом Тушкин сказал глухо: «Убери их!» «Убрать, всех?» — Борька испуганно покосился на присяжных заседателей на экране. «Всех! Ларисину тоже...» — Саша подвёл Пейтса к компьютеру. — Действуй! Тебе вирус написать — как семечки. Пусть исчезнут. Все их тексты. И Ларисины тоже». «А-а-а, — Борька облегчённо вздохнул, — Это мы мигом, сейчас алгоритмик забахаем». Борька сдул шелуху с клавиатуры и забарабанил по клавишам, не отрывая взгляда от телевизора: «Тут надо обобщение правильное сделать. Где твои рассказы? Вот это? Птирлиц, икая, шёл по лесу, жуя яблоко и роняя зубочистки... За его спиной горбился рюкзак... Так, понятненько...» Саша, сопя от волнения, следил за Борькиными руками, как больной следит за действиями хирурга. Судья на экране стукнул молотком по столу: «Судебное заседание окончено». Борька взял последний аккорд на клавиатуре: «Готово! Ищи теперь свою Ларисину».

В ту же минуту из соседней комнаты донеслось:
«Папа-а-ааа, у меня Пушкин пропал!» Прибежала дочь Борьки Настя: «Нам по внеклассному нужно куплет из «Евгения Онегина» прочитать, любой, по выбору... А он не находится...» «Во, видишь, дети пошли, ничего сами не могут», — Пейтс набрал в поисковике «Пушкин Евгений Онегин». Компьютер непривычно долго молчал, потом загудел, как испорченный пылесос, но всё-таки выдал несколько строк: «Ресторан «Онегин». Теперь Пушкина можно не только читать, но и есть! Для тех, кто понимает тонкость чувств — отбивная «Ленский», незабываемый вкус!» Борька небольно ударил себя кулаком по лбу: «Ёлки... это я Пушкина похерил? » Саша удивился: «А Пушкина ты за что? Пушкин мне как раз не мешал». Борька, прищурив глаз, просмотрел текст написанной программы: «Понимаешь, я там такую логику заложил... удалить всё, что выше уровня Туш... ну неважно... Доча, что вам в прошлый раз задавали? «Анна на шее»? Как ты это пишешь? Чехав или Чехов?» Чеховых поисковик не нашёл, а на запрос «Анна на шее» выдал:
Красивую шею, животик, и ниже...
Светланам и Аням оформят в «Престиже!

«А от Достоевского что-нибудь осталось? — Саша потянул к себе клавиатуру, набрал “Достоевский Фёдор Михалыч Идиот“... — Достоевский уцелел! Не, это песня какая-то, группы “Звери из будущего“:
Я как Фёдор Михалыч со своим Идиотом,
Я тебя разгадаю по первым трём нотам... »
Но Борька уже снова уставился в экран телевизора. Саша потряс его за плечо: «Пушкина ты, пожалуй, верни».

— Потом, потом, у меня сейчас “Давай поженимся“... Да верну я всех, за две недели никто твоего Пушкина искать не кинется... Так чувствительно... он ей сказал... а она ему...»
Через три месяца Тушкин снова постучался в Борькину квартиру. «Не заперто», — прорыдали за дверью. Когда Борька отсморкался, Тушкин бросил на журнальный столик пакет с чем-то прямоугольным: «Вот, полюбуйся!» Борька с любопытством заглянул в пакет: «Ух, книга! Сто лет не видел! Это что, снова начали выпускать?»
— Ну да, ты же антивирус так и не выбрался сделать.
— И кого печатают?
Саша заволновался: «Твой вирус не жрёт, скотина, а я обязан оставить царапину на этой земле, понимаешь, обязан!»
— Может лучше сына или дерево? Шучу, объясни толком...
—Твой вирус уже Идеальным Редактором обозвали. Издательства всё, что им присылают, в сеть вываливают. И сутки ждут. Если вирус твою, скажем, повесть, уничтожил — будут печатать. Причём, чем быстрее повесть исчезнет, тем она талантливее. Даже конкурсы на этом стали строить. Время засекают... Вчера «Золотой Графоман» закончился: первое место — Ларисина, 15 минут 40 секунд. Говорят, у твоего вируса безупречный литературный вкус.
Борька довольно усмехнулся: «Классный я алгоритм забахал, да? Всё, что выше уровня Туш... в общем, неважно».

Саша вздохнул и сказал как-то тоскливо: «Сегодня моя “Пупырчатая выпь“ выходит. В 17.00. Соня сказала, лучший мой роман. И Октябрина Ивановна...»
Борька участливо посмотрел на друга: «Помочь?», но Саша замотал головой: «Сам справлюсь... “Выпь“ просто обязана исчезнуть... Разве что... Подтолкнёшь... Ты набросай там пока... “Пупырчатая выпь“, запомнил? Только её удалить, остальных не трогай. Там ещё Хермонтов будет, с романом “Когда кошки чешут затылки“, не перепутай». Борька кивнул: «Не боись, у меня ошибок не бывает».

Весь вечер Тушкин просидел, сжав руки и не отрываясь от компьютерного экрана, на котором зависло его произведение. У него даже голова разболелась от волнения. Соня принесла чай с бутербродами и шёпотом сказала: «Кажется, уже начинает исчезать... Видишь, тут “а“ расплылось. И тут...» «Это я на экран плюнул», — обиженно сказал Тушкин. С отчаяньем откусил бутерброд, набрал Борькин номер, скомандовал: «Запускай!»
Потом принял две таблетки снотворного и рухнул на кровать.
Спал Тушкин плохо, несмотря на снотворное. К тому же в середине ночи зазвонил телефон, и Борькин голос в трубке сказал что-то непонятное: «Понимаешь, у меня там рекурсия вышла... Ну “Развод по-киевски“ как раз шёл... Он говорит... а она ему... Так трогательно-о-о... Промахнулся я чуть-чуть... Но починю... Ты просил “Равно“, а получилось “Меньше или равно“ уровню Туш... ну неважно».

Утром Саша бросился к экрану. «Выпь» исчезла. Саша обрадовался — но тут же расстроился. Хермонтовские «Кошки» тоже пропали. Просил ведь не трогать! Теперь этого бездаря Хермонтова тоже напечатают. Потом Тушкин вспомнил ночной звонок... Проверил догадку... Точно! Исчезло всё: постоянно всплывающее объявление «Кладбище “Правильный отдых“ приглашает всех желающих на день открытых дверей»

Пропал призыв «Увеличим радиус своего обаяния: скажем НЕТ преждевременному семяизвержению»

На сайте его друга поэта Усенина от стихов:
«Погуляю с тобой до зари,
Развали ты меня, развали!»
остался только восклицательный знак.
Интернет был пуст, как бывает пуст шумный и гомонящий восточный базар после закрытия. Кое-где оставались цифры, но какие бы ключевые слова Тушкин не набирал, поисковик выдавал только «не найдено, проверьте написание...» И вместе с текстами исчезла Сашина мечта прославиться... Тушкин подумал о своём соседе: «Козёл компьютерный! Коз-зёл!» И от злости набрал слово «козёл» на клавиатуре. На экране тотчас высветилось:

Детская песенка
Слова и музыка народные
Жил-был у бабушки серенький козлик

Уцелела песенка! Выстояла перед обоими Борькиными вирусами! Саша в волнении забегал по комнате, потом подпрыгнул, схватил инструменты и полез на крышу. Вернулся довольный и стал ждать.

Борька прибежал очень быстро: «Да починю я тебе Пушкина, поставь на место спутниковую тарелку, я знаю, ты снял!» «Никого не надо возвращать, — Тушкин никогда в жизни не чувствовал себя так уверенно, — запустишь третий вирус. Но смотри, ошибёшься...»
Весь вечер Саша, счастливо улыбаясь, просидел за компьютером, придумывал всё новые фразы. Борькин вирус работал безотказно. Какие бы ключевые слова не набирались, поисковик высвечивал на экране одно и то же.

Детская песенка
Слова Александра Тушкина
Музыка народная
Жил-был у бабушки серенький козлик
Жил-был у бабушки серенький козлик…

Правда, перед народом было немного неудобно, но народ всегда поддерживал своих поэтов. Простит. К тому же Саша — тоже часть народа. Пусть даже широкая и плоская.