ДВУГЛАВЫЙ ОРЕЛ С ЯСТРЕБИНЫМ КРЫЛОМ

ДВУГЛАВЫЙ ОРЕЛ С ЯСТРЕБИНЫМ КРЫЛОМ

Американский политолог Леон Арон — о том, какие силы победили в российской политике и как теперь будут развиваться отношения России и США

На исходе 2009 года «Новая» опубликовала интервью с известным американским политологом Леоном Ароном, директором российских программ Американского института предпринимательства (American Enterprise Institute). Речь шла о первых результатах перезагрузки в отношениях между Россией и США, о реакции Америки на предварительные итоги правления российского тандема. В прошлом году Россия и США подписали, а затем ратифицировали договор по ограничению стратегических вооружений, значительно сблизились их позиции по Ирану и Афганистану. Однако политические события конца прошлого — начала нынешнего года: вынесение обвинительного приговора Ходорковскому и Лебедеву, арест Немцова и других оппозиционных лидеров — грозят снова отбросить назад или значительно затормозить улучшение отношений между Москвой и Вашингтоном.

Мы вновь беседуем с Леоном Ароном, автором книг «Ельцин» и «Российская революция», о том, как он воспринимает сегодня то, что происходит в России.
— Мне кажется, что и судилище над Ходорковским, и расправы над лидерами оппозиции выходят за рамки обычных российских политтехнологий. Посмотрите, как начался прошлый год — с совершенно неожиданных для власти социальных протестов. В них вплелось недовольство традиционного типа — малообеспеченные люди требовали больших зарплат и пенсий, но впервые, может быть, за многие годы прослеживалась и протестная волна среднего класса. Это была позиция, типичная для среднего класса и в других странах: мы не хотим никаких подачек от государства, но требуем, чтобы оно не убивало нас всякого рода налогами, не давило коррупцией, судебным и полицейским произволом. Эта волна прокатилась по всей России — от Калининграда до Владивостока. И протестовали-то люди, которых можно считать потенциальной политической базой президента Медведева. Ведь это он говорил о том, что коррупция душит, что в стране правит правовой нигилизм, и призывал Россию двигаться вперед.
Никто, конечно, из этих протестующих не нес портреты Медведева, как в 1987 году несли портреты Горбачева. Но между этими ситуациями было несомненное сходство. И мне кажется, что приговор «на полную катушку» Ходорковскому должен был стать для Путина своего рода водоразделом. «Нате вам!» — сказал он либералам. Медведеву показали, что тональность обращения к нации ему следует менять, что его песню о демократии никто не будет петь хором. А потом, сказав «а», власть не могла не сказать «б». И последовал арест Бориса Немцова.

— Так это были, на ваш взгляд, решения только Путина? В течение последнего года в России много говорилось о противоречиях внутри тандема, о различных позициях двух команд, о двух разных повестках.
— Я обратил внимание вот на что. Начиная с сентября прошлого года Путин дал невероятное количество самых разнообразных интервью. Такого общения с прессой у него не было за все 10 лет. И если посмотреть то, о чем он говорил, то там в каждом втором предложении абсолютно отрицается все, к чему призывает Медведев. Вот президент говорит о том, что в России слишком сильная зависимость от нефти и газа (помните: «Если нефть перевалит за сто долларов, это будет катастрофа»). А Путин уверяет, что нефть и газ — будущее России. Коррупция разъедает государство, утверждает Медведев. Она везде есть, парирует Путин, вон, смотрите, поймали жуликов на юге Испании, а в Америке Мэдоффу дали несколько пожизненных сроков. Северный Кавказ. Медведев говорит, что это самая большая политическая проблема России. Путин: нет там никакой проблемы, там борьба за передел собственности между кланами. Доходим до внешней политики — до перезагрузки, до отношений с Обамой. Путин бросает: мне внешняя политика неинтересна. Логично сделать вывод: она ему неинтересна только такая, какая проводится сейчас. Он говорит: Обама, конечно, симпатичный малый, но я не уверен, что он сможет что-то изменить в Америке.
Мне представляется, что этот залп интервью был началом путинской предвыборной кампании. Он ясно дал понять: со многим из того, что делается в политике, как международной, так и внутренней, он не согласен, многое его раздражает. Все эти интервью премьер-министра свидетельствуют, что в позициях Медведева и Путина есть смысловая, а не просто риторическая разница.
Приговор Ходорковскому стал знаковым событием в российской политической жизни. Он показал намерение Путина выхолостить диалог Медведева с нацией, унизить его как политическую фигуру. Ясно, что никаких переговоров в тандеме по поводу решения суда не могло и быть. Более жесткое, ястребиное крыло в Москве себя утвердило, полностью нейтрализовав крыло либеральное.

— Считаете ли вы это сигналом, что Путин вернется в Кремль?
— Не обязательно. Не знаю. Не уверен. Но с точки зрения проецирования определенной государственной политики события последних месяцев свидетельствуют о серьезном политическом водоразделе.
Правильность (с точки зрения российской власти) решения затянуть гайки подтвердилась выступлениями националистов на Манежной площади в середине декабря. Нынешний режим, похоже, не видит разницы между «цветной» революцией и погромом: все это — стихийные бунты, под каким бы флагом они ни проходили.

— Но, может быть, лихорадочная активность Путина стала реакцией на то, чтобы утвердить себя в глазах элиты? Особенно если кто-то из старых друзей советует ему «дать порулить» Медведеву?
— Очень важно уяснить, о какой элите идет речь. Мне трудно представить себе, что, например, главный нефтетрейдер Геннадий Тимченко мог бы посоветовать Путину отойти от дел. По-моему, гигантов нефтегазового бизнеса все устраивает в России. Объективно, это самая консервативная часть российской элиты. Ей и Всемирная торговая организация не очень-то нужна. Зачем, если цена на нефть вот-вот перевалит за сто долларов? И зачем ей какие-то модернизационные планы? Есть насос, есть труба. Так что эта часть элиты будет лишь подбадривать Путина, подталкивать его на следующие два президентских срока. У более ориентированной на передовые технологии, интеграцию с Западом здраво и перспективно мыслящей части элиты могут быть другие настроения. Но вопрос в том, какое влияние она имеет в стране?

— Реакция США и других западных стран на закручивание гаек в России была слишком мягкой. У вас не хотят ссориться с Москвой?
— У США главные внешнеполитические приоритеты остаются теми же, что были и год и два назад. Это Афганистан, Иран и контроль над вооружениями. Что касается последнего, то главный договор заключен и ратифицирован. А до следующей американской цели — сокращения тактического ядерного оружия (которого у Америки и НАТО от силы пара сотен единиц, а у России — тысячи) — дорога опутана таким количеством условий Москвы (перемещение всего тактического оружия из Европы в США до начала переговоров и жесткая привязка к ограничениям в стратегической обороне), что распутывать этот клубок придется долгие годы. Что касается Афганистана, то там отношения между Россией и США идут по восходящей. В Белом доме не теряют надежды и на то, что в случае необходимости Россия может поддержать новые санкции против Ирана, несмотря на последний звонок Медведева Ахмадинежаду, который вроде бы сигнализирует о намерении улучшить отношения с Тегераном.
Тем не менее я не думаю, что российское руководство может сказать: Запад «проглотил» решение по Ходорковскому и теперь мы можем делать все, что хотим. Мягкая реакция ни в коем случае не была санкцией на дальнейшие шаги по ликвидации остатков демократии в России, по развязыванию репрессий.
Если же Москва попытается скопировать минский сценарий, то реакция США может, мягко говоря, неприятно удивить Кремль. Конечно, предполагать, что Путин станет таким же «невъездным» в цивилизованные страны, как Лукашенко, — это за пределами возможного. У Лукашенко ведь нет ядерного оружия, а также нефти и газа, и Белоруссия не является постоянным членом Совета Безопасности ООН. Но если высокопоставленным чиновникам российского прокурорского, судебного корпуса, связанным как с делом Ходорковского, так и с делом Магнитского, начнут наступать на хвост в плане виз, то это им будет крайне неприятно, и они предъявят свой дискомфорт верховной власти.

— Однако пока российские власти торжествуют — им удалось заключить «историческую сделку» с British Petroleum. Так что у Запада достаточно широкие границы понимания того, что такое хорошо, а что такое плохо. В моральном плане, конечно.
— Да, как говорил еще Ленин, капиталисты продадут нам веревку, на которой мы же их и повесим… Сделка с BP была очень символичной вдвойне. Совершил ведь ее не кто иной, как Роберт Дадли, которого когда-то совершенно бандитским образом выставили из России. И вот, заняв самую высокую должность в компании, он вновь улыбается и подписывает соглашение с «Роснефтью». Для российского премьера — это просто адреналин в кровь: мы Дадли выгнали, а он вновь приполз.

— Но это единичный успех российского премьера. А из Вашингтона тем временем раздаются голоса о том, что вступление России в ВТО может и не состояться. Куда мы идем в наших двусторонних отношениях?
— В политических отношениях, как и в семейных ссорах, крики, битье тарелок — это всегда свидетельство несбывшихся надежд. В отношениях Америки и России такого не будет, потому что ожиданий уже нет никаких. Остается совершенно голая, ничем не прикрытая realpolitic. О каком-то движении навстречу друг другу речи нет. Достаем политические счеты и начинаем костяшками щелкать: Афганистан, Иран, какие-то в отдаленном будущем ядерные договоренности. Это на американскую сторону. С точки зрения стратегических интересов России — сдерживание Кавказа и Афганистана. В последнем случае оптимальный вариант для Москвы почти по Троцкому — ни мира, ни войны, ситуация, в которой и НАТО, и «Талибан» завязнут на долгие годы.
С экономикой все ясно: когда цена на нефть скатилась до уровня 40 долларов, заговорили о модернизации. Сейчас, когда она приблизилась к ста долларам, эта необходимость отпала. И такие вещи, как, например, пресловутую поправку Джексона—Вэника, можно принести в жертву. Ведь сейчас никакому американскому президенту и в голову не придет просить конгресс отменить эту поправку.

— Но и вступление России в ВТО может отложиться на неопределенный срок?
— Эти планы, конечно, пострадают. Ведь вступление в ВТО и отмена поправки Джексона—Вэника идут рука об руку. Но Россия показала, что она сделала выбор в пользу внутриполитических приоритетов. Пока они не изменятся, никакого улучшения в отношении с Западом не будет. Будем дрейфовать на значительном удалении друг от друга. Но впереди — рифы думских и президентских выборов. Если в России произойдет тотальная зачистка политического и медийного поля, если будет совершен масштабный подлог на выборах и это удастся доказать, то, конечно, отношения с Америкой испортятся всерьез. А надолго ли? Бог знает…

— А как были восприняты в США оптимистические оценки Медведевым в Давосе перспектив развития российской экономики и призывы инвестировать в Россию?
— Два года назад, после самолюбования и шапкозакидательства его предшественника и обиженно-агрессивного тона в отношении Запада, прозвучавшие в Давосе признания президентом «авторитарных тенденций», «слабости судебной системы», призывы к «борьбе с коррупцией», «модернизации» судопроизводства и благодарность за «советы» в решении этих проблем были бы восприняты как глоток свежего воздуха. Год назад — как немного набивший оскомину, но еще заслуживающий доверия план действий. Сегодня, после приговора Ходорковскому и арестов участников разрешенной демонстрации на Триумфальной, трудно все это воспринимать всерьез.

Беседовал Евгений БАЙ
«Новая газета» — «Континент»