ОСОБЕННОСТИ ОБРАЗА ЖИЗНИ И ЦЕННОСТЕЙ

ОСОБЕННОСТИ ОБРАЗА ЖИЗНИ И ЦЕННОСТЕЙ

Кирилл КОБРИН

Памяти профессора Мориарти

Резня, устроенная выродками на Кубани, оказалась — прежде всего, в интеллигентных медиа — несколько заслоненной нападением на журналиста Кашина. Винить в этом некого; слава Богу, не существует никакой арифметики, согласно которой 12 убитых (неизвестных людей, живущих в провинции) больше одного избитого (известного, живущего в Москве), или наоборот; вообще же, логическое построение, исходящее из того, что одно должно быть «важнее», «актуальнее» другого, не работает — важно и то, и другое, но каждое по-своему, отдельно, в своем контексте, для своего круга. Глупо морализировать по поводу тех, для кого социально близкая жертва «закрывает» неблизких, социально-безразличных, пусть их больше и среди них невинные дети. Разговор здесь о другом. В драме с Кашиным есть о чем говорить, есть возможность для разных точек зрения, для политических заявлений, в конце концов, для публично сделанных общественно значимых выводов. И медиа это понимают прекрасно — даже если оставить в стороне политику. История об избитом журналисте собирает богатый урожай откликов, сетевых кликов, купленных газет, просмотров передач. Кубанская трагедия на первый взгляд однозначна. Никто в здравом уме и неповрежденной совести не станет защищать убийц или говорить, мол, несчастные жертвы сами напросились (а насчет Кашина на такое намекалось, пусть и не очень явно). Все единодушны в осуждении ублюдков, зарезавших дюжину человек, хором требуют наказать виновных, проверить деятельность местной власти, навести порядок в этом краю криптофашистов и ряженых казаков. Политической оппозиции здесь не порезвиться: прошли достопамятные времена циничных путинских лаконизмов (в 2000 году В.В. вполне мог бы бесстрастно прокомментировать ситуацию в Кущевской: «Их зарезали»); нынешние власти посылают на место преступления Бастрыкина с десантом следователей, известия из Краснодарского края мгновенно встают в выпуски новостей, нужные слова говорятся, правильные жесты делаются. Робкие заявления, что, мол, вся путинско-медведевская Россия такова, какова станица Кущевская, особого впечатления не производят, особенно на столичную интеллигенцию — все-таки сложно признаться, что живешь в Твин Пикс, населенном героями чеховского сочинения «В овраге». Так что no comment.

Меж тем, здесь — если вдуматься — есть что обсудить. В истории кущевской резни выпирает одна деталь, на которую кое-кто обратил внимание, но, увы, ее истинное, если угодно, символическое, значение не было понято. Главный (по версии следствия) душегуб Сергей Цапок оказался не только местным депутатом, но еще и кандидатом социологических наук, защитившем в федеральном университете Южного округа диссертацию со вполне честным названием «Социокультурные особенности образа жизни и ценности современного сельского жителя». Будь в этой истории меньше крови, можно было бы даже сыронизировать; но какие тут шутки, когда 12 человек убили. Такие вот получились особенности образа жизни и ценности.

Сюжет про диссертацию не идет из головы; его надо как-то объяснить для себя, причем не только в том смысле, что в нынешней России все продается, включая кандидатские дипломы. Это как раз неудивительно; удивительно то, что степень по социологии у спятившего бандита никого не удивила. Общество приняло к сведению то, что и так знало. Если Кадыров — доктор, если Жириновский — доктор, если Лужков — ценный педагогический кадр, если премьер-министр в ответ на жалобы академиков советует им брать пример с Григория Перельмана, который не стоит казне ни копейки, то Сергей Цапок — превосходный социолог и знаток сельской психологии. Вот и его научный руководитель профессор Виктор Ильин тоже так считает: «Цапок отлично разбирался в тонкостях сельского хозяйства — объяснял мне, например, почему корову нужно доить в пять утра, а не в восемь».

Интеллигенты, как водится, бросились искать объяснения кущевского побоища в русской классике. Но тщетно; единственное, что было сказано: мол, перед нами истинно народная стихия жестокости. «В овраге» плюс рассказы юного Горького. И проклятая власть заигрывает с этой стихией, оттого мы, интеллигенты, бессильны перед новейшим кровавым топором массы... Неувязочка выходит, и имя этой неувязочке —«Социокультурные особенности образа жизни и ценности современного сельского жителя». Ведь сей научный труд кто-то сочинил, это раз. Его прочитал оппонент, это два. И еще один оппонент, это три. И его рекомендовала к защите некая кафедра, это четыре, пять и шесть. Диссертацию защитили на ученом совете — семь, восемь, девять и десять. Потом обмывали на банкете — от одиннадцати до двадцати. Утвердили в ВАКе — тут уж я сбиваюсь со счета. Вряд ли к виску каждого из этих людей был приставлен пистолет системы «Цапок и его команда».

«Коррупция», — скажете вы. Наверное. Не буду ничего утверждать без судебных решений. «Связи?» Наверняка. «Глупость?» Несомненно. Но во всей этой истории есть что-то еще, что не укладывается в устоявшиеся представления. Это «что-то еще» — полное общественное равнодушие ко всему вышеизложенному. Мол, бывает. Мол, мало ли кто у нас ходит в кандидатах и докторах. Мол, надо же людям как-то жить, когда у них такие зарплаты. Мол, при коммунистах такого не было. Последнее не совсем верно: при коммунистах такое было (к примеру, в «национальных республиках»), но никогда не воспринималось как должное, ни властью, ни обществом. Советский аспирант мог защищать диссертацию на самую вздорную, идиотскую, лакейскую тему, но от него требовали, как минимум, выполнения хотя бы формальных правил. Тоталитарный (сначала), авторитарный (потом) советский режим не мог существовать без следования правилам; существование отчасти автономной академической области было легитимизировано необходимостью социалистической модернизации и проведения культурной революции: и для первой, и для второй нужны вполне профессиональные кадры. Цапок в такой расклад не попадал.

Сейчас же ни образование, ни наука ни государству, ни обществу, на самом деле, не нужны. Кандидатский или докторский диплом — своего рода каприз, приятное украшение, бранзулетка, орхидея в петлице дорогого пиджака чиновника, миллионера, бандита, флэшка со стразами от местного федерального Сваровски. Академическая среда понимается как сфера обслуживания «серьезных людей» — что-то между массажным салоном и группой «Машина времени». Самое печальное заключается в том, что эта среда отчасти даже и не противится своему положению; наоборот, как мы видим из слов профессора Виктора Ильина, даже с радостью его принимает. Так что нет, это не «В овраге» Чехова и не звериные деревенские нравы горьковской юности. Тут что-то совсем иное.

Что же? Ответ, наверное, должны дать социологи (только не университета ЮФО). Но вот одно только соображение, даже не соображение, а туманная гипотеза. Из анализа истории с Кущевской, с человеком по фамилии Цапок и «Социокультурными особенностями образа жизни и ценностями современного сельского жителя» следует исключить слово «псевдо-». Оно только мистифицирует суть. Перед нами не сюжет о том, как тщеславный бандит решил украсить себя ученой степенью, а слабохарактерные ученые способствовали прискорбному происшествию. Речь не об исключении, а о правиле, о том, что так называемые «ученые степени» существуют сегодня почти исключительно для такого рода вещей, и что это полностью соответствует тому, как сложилась сейчас русская жизнь. Политической оппозиции здесь сказать почти что нечего: перед нами не политика, перед нами социология.
polit.ru