РЫНОК В ЕСТЕСТВЕННОЙ СРЕДЕ

РЫНОК В ЕСТЕСТВЕННОЙ СРЕДЕ

Дмитрий БУТРИН

Черкизовский рынок уже много лет остается крупнейшей российской торговой точкой, на территории которой проживают и работают почти все национальности бывшего СССР. Почти каждый год рынок собираются закрывать, однако любое вмешательство властей на этой территории бессильно: ее обитатели живут по своим внутренним законам и правилам - не случайно рынок называют государством в государстве. «Полит.ру» публикует статью Дмитрия Бутрина, в которой автор предлагает свой взгляд на Черкизовский рынок как на «либертарианский эксперимент»: территорию, где идеи свободы и равенства воплощаются практически, а социальные и правовые отношения регулируются в рамках «общественного договора», без помощи государства. Материал предоставлен русским проектом Института Катона.
О Черкизовском рынке, «территории дикого капитализма», написаны сотни статей — повторять их не имеет смысла, проще объяснить, что именно в связи с обсуждаемым нами там интересно. Среди московской образованной публики вне зависимости от ее политических взглядов спектр отношения к территории, находящейся под формальным контролем группы «АСТ» (бизнес семейной группы татов Илиевых и более широко — татской общины в Москве), чрезвычайно широк — от гуманного сочувствия обитателям до легкого презрения к «нищим торговцам». Работающие и живущие на соответствующем километре Щелковского шоссе в Москве в минимальной степени заслуживают и того, и другого: большей концентрации практического воплощения идей свободы, чем на Черкизовском рынке, я не видел ни в Нью-Йорке, ни в Сингапуре, ни в Гонконге, ни в Лондоне, ни в Африке, ни где-либо в мире. И, вопреки ожиданиям, если смотреть внимательно и без предубеждения — эта свобода предельно симпатична.
Три коротких примера. Может ли общество эффективно бороться с карманными ворами без оплачиваемой государством полиции? Вопреки общему мнению о том, как это устроено на Черкизовском рынке, охрана ООО «АСТ», которую можно видеть в торговых рядах, не занимается оперативно-розыскной работой: я с большим удивлением узнал во время одного из визитов на рынок, что функция людей в форме с символикой частной охраны — «титульное» применение насилия от лица владельца земли, но не оперативно-розыскная работа и тем более не охрана общественного порядка (представители МВД России работают преимущественно на границах Черкизовского рынка и внутрь заходят почти всегда как посетители, иначе просто не воспринимаются). Частной полиции на рынке также нет. Тем не менее, розыск карманников ведется: всякий имеющий торговый бизнес, сталкивающийся с ворами, имеет право вывесить на специальном стенде на рынке объявление о работе криминальной группы, информируя как охрану «АСТ», так и всякого добропорядочного прохожего о приметах преступников и их основных приемах. Исходя из информации, расположенной на стенде и регулярно обновляемой, владельцы торговых рядов самостоятельно оценивают потенциальный ущерб своему бизнесу от работы криминальных групп — и когда случаи «работы» воров становятся частыми, организуют совместную с соседями работу по изобличению карманника, вплоть до создания «оперативной группы», работающей инкогнито. Пойманные сдаются «титульной власти» (что охранники «АСТ» делают с ними — мне лично неизвестно) или изгоняются, но при этом до сдачи власти — в обязательном порядке фотографируются, случай протоколируется, информация разглашается через тот же стенд. «Полиция» «АСТ», а тем более — МВД России привлекаются к проблеме исчезающе редко. Разумеется, карманничество как явление на рынке не изжито. Тем не менее, постоянные посетители рынка знают: потенциальный Клондайк для вора, Черкизовский рынок с этой точки зрения опасен менее, чем любой московский торговый центр, охрану которого оплачивают все граждане РФ через налоговую систему.
Может ли общество без институтов авторского права, патентов и торговых марок обеспечивать инвестиции в дизайн одежды, позволяющий постоянно предоставлять потребителям более технологичные, удобные и красивые предметы потребления? Одним из самых больших потрясений, которое ждет интеллигентного посетителя Черкизовского рынка, является выяснение того факта, что большая часть моделей представляемой там продукции не является ни точной копией, ни подделкой или обыгрыванием работ крупных модных домов. Да, удачные идеи всей haute couture, продемонстрированные на неделях высокой моды в Милане и Париже, в Черкизово без зазрения совести тиражируются в течение пяти-шести недель после публикации фотографий в «глянцевых» СМИ. Тем не менее, в ассортименте их не более 5–7%. Остальное — это чистое творчество и эксперимент: с формами, с красками, с технологиями, с эргономикой, с ценой. Выбору для творчества способствует кросс-культурная среда: индийские ткани легко мешаются с корейскими, таджикские мотивы легко объединяются с ирландскими, а торговец, связавшийся с игнорирующим российские особенности телосложения производителем (что в торговых сетях бывает через раз), быстро остается при бешеной конкуренции со стороны соседей владельцем груды неликвида. Итогом является невероятное, на первый взгляд, явление: сообщество, в силу отсутствия государственного принуждения не поддерживающее авторские права на дизайн, вносит едва ли не больший вклад в формирование общероссийской моды, нежели вся официальная фэшн-индустрия вместе взятая. При этом первооткрыватель коммерчески успешной идеи, как правило, не бедствует: именно он в следующий раз (через неделю, через месяц) получит больше заказов с Черкизовского рынка, вне зависимости от того, что о нем скажут критики из «глянца»: для большей рентабельности швейного бизнеса госпатент, как выясняется, не требуется. И при этом дизайнер одежды, не посещающий Черкизовский рынок в Москве 2009 года, просто лишает себя творческой среды, качество которой, уверяю, выше, чем в любом бутиковом центре.
Может ли общество без государственного вмешательства установить недискриминационный статус для языка национальных меньшинств при сохранении языком большинства статуса основного? Одним из самых интересных феноменов Черкизовского рынка в Москве является местная индустрия медиа: число торговцев «музыкой» и «кино» на рынке невелико, и они работают исключительно для постоянных обитателей и персонала рынка, а не для посетителей. Разделения на «таджикские», «узбекские», «китайские» и «русские» медиа на Черкизовском не существует: исключением являются вьетнамские торговцы музыкой, которые не интегрированы в общую систему, поскольку их «аудио-видео-палатки», как правило, совмещены с телекоммуникационным бизнесом (препейд-карты связи с Вьетнамом, переговорные пункты, зачастую там же работают простейшие юридические консультации). «Хитовая» музыка и самые популярные фильмы рынка, как правило, имеет двуязычные аннотации: на языке оригинала и на русском. Именно там можно выяснить, что в Узбекистане (узбеков на Черкизовском, кстати, не так много) существует индустрия сериалов, близкая по запросам аудитории из Средней Азии к Болливуду. Продукция «Узбекфильма» имеет или русскую озвучку, или русские субтитры. Музыкальные же топы на Черкизовском — сборники северокавказских шоуменов: часть хитов исходно русскоязычная, часть — на родном языке исполнителя, музыкальный ряд, как правило, с кавказскими или турецкими оттенками. Песни о любви часто исполняются сразу на нескольких языках — и один из них всегда русский. Система работает без участия Министерства культуры РФ и вне законов о статусе русского языка. Мало того, она работает даже без большого числа русских — для подавляющего большинства обитателей Черкизовского рынка русский язык является именно что средством межнационального общения и официальным языком. Их не надо убеждать учить этот язык — они овладевают им по мере необходимости. Вторым такой же ценности языком на рынке является любой язык тюркской группы (преимущественно турецкий/азербайджанский) — это позволяет понимать большую часть соседей. Все остальные языки равноправны: на территории рынка есть анклавы, где не пользуются иностранным (для своих), там, например, не дублируются вывески на китайском или вьетнамском. В остальных — дублируются без государственного принуждения. Так же, как давно уже и так же добровольно дублируются все этикетки на товарах вне зависимости от происхождения. А вот инструкции к технике — нет: несмотря на то, что законодательство любой страны-производителя требует такого дублирования, ценность их для ряда товаров — от чайника до портативного телевизора — скорее отрицательна, на них, что бы ни говорил Ростехнадзор за пределами Черкизовского рынка, просто жаль бумаги. При этом совершенно разумным образом сам факт неупотребления русского языка в конкретной точке является наилучшим маркером «посторонним вход запрещен» для заблудившихся посетителей: если Вам не говорят «здравствуйте», Вас тут не ждут, это — частная территория.
О том, как выглядит тот или иной аспект «либертарианского эксперимента» в получасе езды от Садового кольца, можно рассказывать часами — но без излишних иллюзий. Никакого рая на Черкизовском рынке, увы, не построено, это — территория бедности, социальных контрастов, большой жесткости, там привыкают быть более осторожными и более внимательными. Однако для меня важно не это: я уверен в том, что большая часть «общественного договора» на этой территории появилась так, как следует появляться законам и правилам: они выработаны всеми и каждым в отдельности, протестированы на практике и приняты к исполнению добровольно. Не думаю, что имеет смысл возражать: в этом Вавилоне двадцати языков и пятидесяти национальностей с сотнями разновидностей паспортов в карманах и сотнями тысяч различных представлений о том, как должна быть устроена жизнь там, где ты ее живешь, исходно невозможно было бы (а такие попытки не прекращаются) принудить значимую часть общества даже выслушать прекраснодушный проект устройства мира, придуманный гуманным и доброжелательным повелителем.
На многие теоретические разработки классиков либертарианской мысли на территории Черкизовского рынка приходится смотреть под другим, много более практическим углом. Например, Черкизовский рынок действительно живет без механизмов электоральной демократии: его политическое устройство ближе к своеобразной монархии, основанной на землевладении. Отдельные теоретические вопросы, связанные с теориями «естественной монополии», «общественной собственности», «трудового права», «контрактных юрисдикций», решаются там способами, которые удивили бы теоретиков.
Впрочем, удивительного здесь немного. Одно дело, когда вопрос теоретически обсуждается двумя-тремя десятками абстрактно заинтересованных более или менее умных людей. Другое — когда от ответа на него зависит единственный доход сотен тысяч менее образованных представителей рода человеческого. Не знаю, переходит ли здесь количество в качество — но иногда выходит крайне познавательно.
И вынужден Вас предупредить — не покупайте ненужного, даже если хочется.

polit.ru