ГОРЬКИЕ УРОКИ ЯДЕРНОЙ ГОНКИ

ГОРЬКИЕ УРОКИ ЯДЕРНОЙ ГОНКИ

Осенью 1962 года, в разгар кубинского ракетного кризиса президент США Джон Кеннеди имел приватную беседу с британским послом Дэвидом Ормсби-Гором. Хозяин Белого Дома дружил с лондонским дипломатом и потому не страшился откровенности. Как сообщил посол в своем отчете «Форин Офису», Кеннеди на полном серьезе заявил, что ядерные вооружения самим своим существованием «делают невозможным безопасный и рациональный мир». Даже если предположить, что тогдашняя ситуация сделала Кеннеди чрезмерно пессимистичным, нельзя не признать, что его озабоченность была куда как обоснована.
В июле и августе 1945 года атомная эпоха заявила о своем начале взрывами в Аламогордо, Хиросиме и Нагасаки. В трагические дни кубинского кризиса, когда судьбы человечества напрямую зависели от государственной мудрости лидеров СССР и США, ей исполнилось всего 17 лет. Сейчас атомной эпохе более 70-ти лет — для человека это пенсионный возраст.
В 1962 году ядерное оружие имелось у четырех государств, в наши дни — у девяти (их было бы десять, если бы ЮАР в свое время не уничтожила свои бомбы). Правда, нынешнее общее число ядерных зарядов (около 20 тыс.) немного уступает уровню 1962 года (и упало в три с половиной раза, по сравнению с пиковыми показателями двадцатилетней давности), но вот список их хозяев с того времени расширился более, чем вдвое. Еще больше стран обладают техническим и научным потенциалом, позволяющим изготовить ядерные боеголовки в исторически короткие сроки. Порой кажется, что не так уж неправ был Фредерик Жолио-Кюри, который когда-то предрек, что в 21 веке ядерную взрывчатку смогут производить даже готтентоты.
Ядерное оружие с самого своего первого дня стало вполне реально угрожать самому существованию нашей цивилизации — этой истины еще вроде бы никто не отменил. Более того, все вменяемые политики согласны с тем, что ядерная война немыслима и недопустима. Но тогда почему же человечество (или, во всяком случае, члены нынешнего ядерного клуба, гражданами которых является каждый второй житель планеты) настолько подсело на атомные и водородные бомбы, что не желает отказываться от них даже сейчас, когда история уже отменила причины, по которым это оружие было создано? Этот непростой вопрос стал ключевой темой многих публикаций американского политолога и журналиста Джонатана Шелла (Jonathan Schell). Ему всецело посвящена и его последняя монография «Седьмое Десятилетие: Новые Очертания Ядерной Угрозы» (The Seventh Decade: The New Shape of Nuclear Danger).
Его политологический анализ начинается с обсуждения Договора о нераспространении ядерного оружия, который был открыт для подписания 1 июля 1968 года и официально вступил в силу 5 марта 1970 года. К настоящему времени в нем участвуют все независимые государства (общим числом 189), за исключением Израиля, Индии, Пакистана и Северной Кореи. Именно эти и только эти страны создали после 1968 года собственные ядерные арсеналы (Израиль — с помощью Франции и, косвенно, Норвегии, прочие же — собственными силами).
По мнению Шелла, Договор о нераспространении вряд ли можно оценивать лишь в положительных терминах. Конечно, он помог сдержать ядерные вооружения — во всяком случае, эта точка зрения преобладает среди специалистов. В то же время он не поставил преград обретению ядерного оружия теми странами, которые твердо решили это сделать, невзирая на международное осуждение. Он также разделил все государства на членов и нечленов ядерного клуба и тем самым поставил их в неравное положение на геополитической сцене. Более того, законные (согласно Договору) обладатели ядерных вооружений (США, СССР, Великобритания, Франция и Китай) буквально купили себе право сохранить (формально, только временно, на практике же — на любой срок) свои ядерные потенциалы, пообещав другим государствам, что те смогут беспрепятственно обладать любыми невоенными ядерными технологиями.
Что же отсюда следует? Неядерные страны ценой перманентного отказа от ядерных вооружений выиграли (по крайней мере, в юридическом плане) полный и неограниченный доступ к таким технологиям. Тем самым были созданы предпосылки для их распространения по всей планете, несмотря на то, что некоторые из них (методы разделения изотопов и строительства реакторов) служат важнейшими промежуточными шагами на пути к изготовлению ядерной взрывчатки. По мнению Шелла, в этом плане Договор сыграл роль «троянского коня», поскольку сделал неизбежным последующее столкновение интересов реальных и потенциальных обладателей ядерных вооружений.
Washington ProFile


ЯДЕРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ
Существуют три основные идеологические парадигмы, характеризующие отношение политических лидеров к ядерным вооружениям. Две из них кристаллизовались еще в 1940-1950-е годы, третья сформировалась лишь в конце 20-го столетия.
Первую установку Шелл называет «прагматической». Ее сторонники видят в ядерном оружии средство обеспечения национальной безопасности, эффективно удерживающее потенциальных агрессоров от нападения. Он напоминает, что когда в США уже вовсю развернулись работы по созданию атомной бомбы, ни администрация Франклина Рузвельта, ни руководители вооруженных сил никогда всерьез не рассматривали возможность ядерной бомбежки Третьего Рейха и не составляли списка потенциальных целей на его территории. Рузвельт опасался, что нацисты станут первыми обладателями бомбы и хотел на этот случай иметь в своих руках мощный противовес. Примерно в той же системе координат мыслил и советский лидер Иосиф Сталин. Он рассматривал американскую ядерную монополию как стратегическую угрозу и хотел восстановить равновесие сил между своей страной и США, но отнюдь не планировал ядерную войну.
Китай Мао Цзэдуна приступил к разработке ядерных вооружений, чтобы отвести от себя угрозу американского ядерного удара в случае конфликта с Тайванем. Администрация Дуайта Эйзенхауэра в конце 1950-х годов весьма прозрачно намекала на такую возможность, и в Пекине не хотели рисковать. Израиль опять-таки обзавелся бомбой, чтобы противодействовать арабским государствам.
Но есть и другие примеры. Когда Индия произвела первое ядерное испытание в 1974 году, власти в Дели объявили, что оно имеет исключительно мирный характер. На деле же это была реакция на появление ядерного оружия у КНР, в котором Индия тогда видела своего главного стратегического противника. Однако после этого Индия почти четверть века не взрывала ядерных зарядов. В 1988 году тогдашний глава ее правительства Раджив Ганди даже выступил с планом, по которому его страна и другие потенциальные пролифераторы навсегда отказались бы от ядерных вооружений в обмен на обещание официальных членов ядерного клуба демонтировать свои арсеналы к 2010 году. На эти предложения никто не откликнулся, после чего Индия усилила ядерные разработки. Однако только спустя 10 лет, в 1988 году, она испытала на полигоне в штате Раджастан пять несомненно боевых ядерных зарядов и объявила себя обладательницей ядерного оружия, хотя в это время у нее было куда меньше оснований опасаться конфликта с Китаем, нежели в середине 1970-х годов. По мнению Шелла, это было в основном сделано не для сдерживания Китая или Пакистана, а для укрепления внутриполитических позиций тогдашнего премьера Атала Бихари Ваджпаи и его партии, а также для повышения военного престижа Индии на международной арене. Подобную позицию, сторонники которой видят в ядерных вооружениях символ и инструмент национального величия, Шелл называет «романтической».
В конце 1950-х годов по сходным причинам бомбой обзавелась и Франция, лидеры которой сочли, что иначе она станет второстепенным государством. Позднее эту точку зрения четко выразил президент Шарль де Голль, который заявил, что Франция должна продолжать вести себя как великая держава именно потому, что она уже перестала ею быть.
Мотивы Великобритании были чуть сложнее. Она вошла в 1952 году в «ядерный клуб» по преимуществу из-за того, что Лондон опасался советской военной мощи и не хотел целиком зависеть от США в деле обеспечения национальной безопасности. Однако тогда уже получила независимость Индия, и не за горами был вполне предвидимый развал всей британской колониальной империи. Ядерное оружие стало для Лондона не только инструментом безопасности, но и символом сохранения статуса. В этом случае «реалистическая» позиция переплелась с «романтической».
Впрочем, предупреждает автор, разделение ядерных стран на «прагматиков» и «романтиков» справедливо лишь в первом приближении. Оно отнюдь не вымышлено, напротив, вполне реально. Однако это противопоставление маскирует то обстоятельство, что вроде бы чисто реалистическая политика сдерживания, основанная на трезвом подсчете рисков, имеет скрытое психологическое и эмоциональное измерение. Все дело в том, что любое устрашение, включая и ядерное, обретает действенность лишь в том случае, если устрашаемые стороны начинают верить в его серьезность.
По этой причине даже самые рациональные сторонники ядерного прагматизма всегда понимали, что его надо подкрепить интенсивным психологическим воздействием. Его основным инструментом стала концепция гарантированного взаимного уничтожения, рожденная как раз сторонниками прагматической идеологии. В этом их позиция вполне сходна с позицией «романтиков», хотя там психологические факторы просматриваются с куда большей очевидностью.
Шелл особо подчеркивает, что, когда он говорит о «романтиках» и «прагматиках», то имеет в виду только политиков и политических аналитиков — в общем, людей гражданских. Профессиональные военные уже со второй половины 1940-х годов не только сознательно отводили ядерным вооружениям активную боевую роль, но даже планировали глобальные конфликты с их применением.
Например, в Пентагоне таким «ультраястребом» был создатель стратегической авиации и ее первый командующий Кертис Лемэй. Он не только вполне серьезно говорил о нанесении массированных ядерных ударов по Восточной Европе, Советскому Союзу и Китаю с возможной потерей 300 млн. жизней, но даже как-то признался (правда, в неформальной обстановке), что без колебаний отдал бы соответствующий приказ своей властью без санкции президента, если бы получил надежную информацию о том, что СССР вскоре нападет на США. Однако позиция генералов — это особая статья, и она выпадает из тех дискурсивных рамок, которые обозначил себе автор «Седьмого Десятилетия».
Сторонников третьей установки Шелл называет «ядерными вильсонианцами». Президент США Вудро Вильсон (1913-1921) верил, что основанные на праве интернациональные институты будут быстро и своевременно разрешать конфликты между странами и потому дадут возможность вообще отказаться от войн как средства государственной политики. «Ядерные вильсонианцы» надеются на то же самое, только роль всеобщего усмирителя они отводят не ООН и прочим международным организациям, а атомным и водородным бомбам. Подобных взглядов уже в середине 20 века придерживались некоторые виднейшие ученые, в частности, Нильс Бор и научный руководитель Лос-Аламосской лаборатории Роберт Оппенгеймер. В политические и политологические круги она, как уже говорилось, проникла заметно позже и, подчеркивает Шелл, никогда не играла серьезной роли в решениях государственных лидеров о целесообразности обретения ядерных вооружений. Тем не менее, она использовалась и используется до сих пор как аргумент в пользу сохранения уже существующих арсеналов. Washington ProFile


ПРОВЕРКА ТЕОРИИ ПРАКТИКОЙ
В годы Холодной войны роль ядерных вооружений обеих сверхдержав была очевидна и не подвергалась сомнению. Тут в целом доминировала позиция «прагматиков». Считалось, что стратегические ядерные силы поддерживают «равновесие страха» и тем самым делают невозможным глобальное военное столкновение обоих мировых лагерей.
Эта концепция была очень четко выражена в совместном заявлении Михаила Горбачева и Рональда Рейгана, которые в 1985 году декларировали, что ядерную войну нельзя вести и невозможно выиграть. И даже те государственные руководители, которые по тем или иным причинам не были склонны открыто выступать в подобном духе, на практике действовали в рамках этой парадигмы. Предполагаемые функции тактических ядерных сил формулировались с меньшей четкостью, однако шансы их боевого использования всегда были достаточно низкими.
Крушение СССР и всего коммунистического лагеря быстро и радикально поменяло не только ставки этой глобальной игры, но и ее условия. Если США потеряли своего главного военного соперника и потенциального противника, каким в течение десятилетий был Советский Союз, то для чего теперь нужны ядерные арсеналы, прежде всего, стратегические? В течение 1990-х годов американское руководство так и не дало на этот вопрос определенного ответа. Однако его нашла и провозгласила нынешняя администрация, возглавляемая Джорджем Бушем. Вкратце он звучит так. Соединенные Штаты стали единственной в мире военной сверхдержавой (в других терминах, даже гипердержавой) и должны сохранить это качество и в будущем. Они не только могут и должны защищать свои национальные интересы во всех точках планеты, но даже имеют право решительно препятствовать любой другой стране или группе странах обрести военный потенциал, позволяющий бросить вызов Вашингтону.
Выражаясь иначе, США стали и навсегда останутся глобальной империей, контролирующей положение дел на всей планете политическими, экономическими, а при необходимости и военными методами. Поэтому США должны сохранять в полном объеме свой ядерный потенциал и в то же время любыми средствами не допускать создание такового недружественными и тем более враждебными странами. Согласно этой установке, США не возражают против ограниченных ядерных ресурсов у таких союзников, как Великобритания, Франция и Израиль, и даже в принципе могли бы расширить этот список (Шелл напоминает, что некоторые идеологи неоконсерваторов периодически флиртуют с идеей поощрения Японии к созданию ядерных вооружений). Однако США не могут и не намерены терпеть их появление у стран, способных покуситься на их позиции в любом из стратегически важных регионов планеты.
В духе этого курса, продолжает Шелл, Администрация Буша радикально изменила американский подход к обеспечению нераспространения ядерных вооружений. В прошлом Соединенные Штаты и в теории, и на практике неизменно исходили из того, что остановить их расползание можно только с помощью международных соглашений и широкой интернациональной кооперации. Однако в последние годы Вашингтон совершил поворот на 180 градусов. Джордж Буш решил, что США могут и должны бороться с ядерной пролиферацией, во-первых, самостоятельно и во-вторых, силовыми методами. Более того, они не обязаны ограничивать себя действиями против ядерных объектов (в духе израильской бомбежки иракского ядерного реактора в 1981 году). В случае необходимости, США могут принимать любые (даже и военные) меры, направленные на свержение неугодных режимов, подозреваемых в создании ядерных вооружений или даже в разработке ядерных технологий двойного применения.
Никогда ранее, подчеркивает Шелл, ни Америка, ни какая-либо другая страна не говорила о возможности борьбы с ядерной пролиферацией немирными способами. Конечно, это не означает, что такие предложения вообще не выдвигались. Например, в 1946 году военный руководитель «Манхэттенского Проекта» генерал Лесли Гроувз безуспешно советовал Белому Дому санкционировать нанесение превентивных ударов по территории любого «несоюзного» (то есть, не обязательно даже враждебного) государства, начинающего производство атомных бомб. Хотя и позднее в США аналогичные идеи выдвигали как другие военные (включая уже упоминавшегося генерала Лемэя), так и особо правые политики, они никогда не становились официальной линией.
Однако администрация Буша пошла еще дальше. В ряд политико-стратегических документов Пентагона были включены формулировки, указывающие на возможность использования не только обычных, но и ядерных вооружений для нанесения ударов по странам-пролифераторам (правда, такие идеи в основном исходили из офисов гражданских руководителей Пентагона, а не от профессиональных военных). Эти программы 5-6-летней давности, отмечает автор, в основном остаются секретными, но кое-какие детали просочились и стали достоянием общественности. Известно, например, что они предполагали нанесение ядерных ударов не только по заводам, выпускающим оружие массового уничтожения, а также его арсеналам и средствам доставки, но и по командным центрам и даже государственным учреждениям. В общем, вместо прежней модели «равновесия» ядерных угроз, основанной на концепции гарантированного взаимного уничтожения, стала насаждаться модель бесконкурентного военного превосходства, исключающего даже возможность появления новых ядерных угроз.
Washington ProFile


ПРОГНОЗ НА БУДУЩЕЕ
Стратегия «войны против террора» при всей своей агрессивности оказалась совершенно неадекватным инструментом борьбы против ядерных угроз. Она не помешала Северной Корее провести испытание атомной бомбы и никак не замедлила разработку иранских технологий обогащения урана. Она также не замедлила появление новых атомных центров и не сократила число стран, заинтересованных в развитии ядерных технологий.
Есть все основания считать, что удельный рост ядерной энергетики в мировом балансе производства энергии, который сейчас составляет 16%, будет быстро расти — хотя бы из-за необходимости борьбы со всемирным потеплением. Сейчас ядерные электростанции действуют в семи странах и имеют 439 реакторов; многие эксперты полагают, что в конце этого столетия число энергетических реакторов дойдет до пяти тысяч. Это означает неминуемое ускорение пролиферации если не ядерных вооружений, то ядерных технологий двойного назначения.
Нет сомнения, резюмирует Шелл, что Джордж Буш совершил ошибку исторических пропорций. Он решил, что Соединенные Штаты должны ответить на ядерную угрозу, опираясь не на право и международное сотрудничество, а на голую силу. Этот выбор стал одной из главных причин, побудивших администрацию начать заведомо неосуществимую борьбу за перманентное глобальное доминирование в военной области. Несмотря на огромное количество ресурсов, затраченных во имя его осуществления, он только увеличил степень ядерной опасности, которую, по идее, должен был погасить.
Однако дело не только в этом. Буш и его окружение провозглашали и утверждали свои имперские доктрины поистине с религиозным рвением. Как пишет Шелл, трагедия нашего времени состоит в том, что у США не нашлось национальных лидеров, которые оказались бы столь же убежденными и страстными защитниками альтернативных взглядов.
В последней главе с характерным заголовком «Теневая Зона» (A Realm of Shadows) Шелл предлагает и позитивную программу. Ее суть сформулирована в одном предложении, которое заслуживает прямого перевода. «Основанное на принципах закона и взаимного согласия отважное предприятие, которое должно придти на смену тоже отважной, но абсолютно непродуманной попытке обеспечить Америке глобальное доминирование силовыми методами, может состоять лишь в одном — в уничтожении всех без исключения ядерных вооружений посредством международных договоренностей». Шелл настаивает на том, что только полное и всестороннее ядерной разоружение может стать реальной альтернативой грозящей человечеству ядерной анархии.
Шелл считает выполнение этой задачи делом трудным, но реальным. Он подчеркивает, что в наше время трудно обосновать само существование тех гигантских ядерных арсеналов, которыми располагают бывшие главные противники в Холодной войне Россия и США. Многие тысячи боеголовок безусловно не нужны ни той, ни другой стране в чисто военном плане. В то же время эти запасы вызывают у других государств желание обеспечить себе хотя бы потенциальные ресурсы для обретения ядерного оружия и тем стимулируют расползание ядерных технологий двойного назначения. В результате растет опасность попадания ядерных зарядов в руки террористических групп, которую в Вашингтоне называют главной угрозой Соединенным Штатам и всей планете. В итоге ядерные вооружения с каждым годом гарантируют своим обладателям все меньшую и меньшую безопасность и в то же время повышают уровень связанных с ними рисков. Уже это соображение вроде бы должно стать сильнейшим аргументом в пользу отказа США и России (а также, конечно, и других членов ядерного клуба) от атомного и водородного оружия.
Однако, пишет Джонатан Шелл, надо взглянуть и на обратную сторону медали. Хотя стимулы к сохранению ядерных вооружений в наше время куда слабее, чем в эпоху биполярного мира Холодной войны, резервы политической воли к их элиминации тоже заметно скромнее. В мире нет массовых движений за упразднение ядерных арсеналов, да и действующие политики к этому не призывают (Шелл в этой связи напоминает, что хотя при президенте Рональде Рейгане Соединенные Штаты беспрецедентно увеличили количество ядерных боеголовок, он сам не раз призывал к отказу от ядерных вооружений и в 1985 году даже чуть-чуть не договорился об этом с Михаилом Горбачевым на встрече в Рейкьявике).
Шелл выражает надежду, что какой-то будущий президент США пойдет дальше своего предшественника и добьется успеха на этом поприще. Однако он сам признает, что это задача огромной сложности. Не подлежит сомнению, что политические элиты стран, имеющих ядерные вооружения, хотели бы сохранить их и в будущем, даже весьма далеком. Поэтому Шелл приходит к заключению, что для освобождения планеты от ядерных вооружений необходимы согласованные действия всех или почти всех неядерных государств. Лучшим путем к этому он считает создание международного форума, на котором обсуждались бы проблемы ликвидации ядерных вооружений и достижения действенного контроля над пролиферацией ядерных технологий. Однако он настаивает на том, что начать ядерное разоружение все-таки должны Россия и США, По его мнению, их примеру вполне может последовать Китай, который вполне сознательно поддерживает свой ядерный потенциал на весьма низком уровне. Если КНР заявит о готовности его ликвидировать, то же самое, скорее всего, согласится сделать Индия — конечно, при условии, что ядерного оружия не будет и у Пакистана. Шелл уверен, что Великобритания, Франция и даже Израиль в такой ситуации тоже не станут держаться за собственные бомбы.
В заключение Шелл отвечает на часто выдвигаемое возражение против ядерного разоружения, которое утверждает невозможность длительного существования безъядерного мира. Согласно этой концепции, стоит нынешним владельцам атомного оружия разоружиться, вскоре найдутся государства (или, хуже того, частные группы), которые изготовят хотя бы несколько боеголовок, чтобы угрожать беззащитному человечеству. Шелл считает такой аргумент совершенно надуманным. Технологии разделения изотопов и получения трансурановых элементов, которыми ныне располагают ядерные страны, ведь никуда не денутся, они только не будут использоваться в военных целях. Это означает, что в случае необходимости они смогут быстро наказать ядерных агрессоров, так что те вряд ли захотят пойти на обреченную на провал авантюру. Человечеству, заканчивает он, вполне по силам раз и навсегда справиться с ядерной угрозой и заняться другими насущными проблемами, прежде всего, обеспечением экологической и климатической безопасности.

Washington ProFile