ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ

ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ

ОЛЬГА АБРАМОВА
«... Звуки, как мотыльки, летят на свет»

Автор о себе. «Родилась и выросла в Киеве, сейчас живу в Чикаго. Работаю, естественно, программистом. Замужем, двое детей. Найти время и место, чтобы уединиться с музой, почти невозможно. Иногда все же получается, о результатах не мне судить...»

От составителя. Мне особенно приятно представить мою дважды землячку по Киеву и Чикаго Ольгу Абрамову. И ее ностальгические стихи о Киеве мне близки и понятны. Надеюсь, читатели разделят эти чувства. А уж о киевлянах и говорить нечего.
Ян Торчинский

* * *
Ласкает персиковый день,
Сочится солнечная мякоть.
Мне не дано ни петь, ни плакать,
Лишь вышивать шелками тень
На слишком яркое окно
В сад подсознанья и познанья,
Где прерывается дыханье
И под ногами тает дно,
Но осязаем четкий след
И теплый плод ложится в руки,
И с губ сцелованные звуки,
Как мотыльки, летят на свет.

СВОБОДА ВЫБОРА
Тропинкой скользкой и крутой,
Меж влажных звезд, по горьким травам
Адам и Ева шли домой,
Еще не зная слова «право».
Избрав земной неверный плен,
Из вечной изгнаны юдоли,
Превозмогая дрожь колен
Под тяжким грузом вольной воли.

О как же нам не по плечу
Свобода, совесть и расплата.
– О Боже, сжалься, я кричу.
– О Боже, я не виновата.
В ущельях гор, в долинах рек,
В стекле и стали бизнес-гонок
Все плачет первый человек –
Заблудший брошенный ребенок:
– Я не хотел. Я сам не рад.
Мне не осилить мирозданья.
Прими опять в Эдемский сад
И отними навеки знанье.

Петляя в собственном уме,
Любя, теряя и калеча:
– Я не желаю жить во тьме,
Я так устал лететь на свечи.
Прости, пришли порядок в дом,
Останови потоки крови,
Направь хоть громом, хоть кнутом,
Но не таись в застывшем Слове.
Веди, неси, зажав в горсти,
Вперед, к улучшенной породе.
...Ты должен сам себя спасти.
Ты – человек и ты свободен...

Земля – все тот же смутный плен,
На каждой ране тонны соли
И дрожь разбитых в кровь колен
Под тяжким грузом вольной воли.
Но миллиарды страшных дней
В потоке вечности – песчинка,
Но мир становится умней
На каждых собственных поминках.

ПОРТРЕТ ПРАЧКИ
Под ажурным мостом, под закатным огнем
Не ласкала, белье полоскала.
Он воскликнул «Джоконда в плаще золотом»
Подойти, улыбнуться, коснуться плечом...
Но для этого слишком устала.
Не прическа, очески да старый платок
Ей бы ленточки, кружево, воротничок...
Но какие у прачки наряды?
Вбок по скользкому камню с корзиной в руках
Ей бы узкие туфельки на каблучках...
Убегает. Ни слова, ни взгляда.
Не смущалась, прощалась с нелепой мечтой.
Двадцать лет в уголке, без гроша за душой,
Никому ни к чему непригодна.
Будут смутные слезы в дешевом вине
И улыбка на лживом его полотне,
И фурор «Современной Джоконды»,
Галереи, овации, ссоры с другой.
Подойти, улыбнуться, прижаться щекой,
Разрушая картонные стены...
Что важнее – минуты в любимых руках
Или вечная жизнь на холодных холстах
У слияния Леты и Сены

* * *
Тяжелые ульи мохнатой сирени,
Рассыпанный душный жасмин
О милых мученьях, веселой измене,
Летучей любви без причин,
Пчелиные семьи, лиловые грозди,
Созвездия снежных шаров,
Сквозь солнечный, пыльный,
Сквозь приторный воздух
Нечаянных несколько слов,
Дрожат и дробятся и сыплются тени,
Слезами с пушистых ресниц,
Не зная смиренья, жасмины, сирени
Поют о любви без границ.
Могло бы случиться... могло бы иначе...
Чуть-чуть, на шажок, на ступень.
Как трудно признаться себе в неудаче
В сиреневый солнечный день.

МАНДЕЛЬШТАМУ
Апрельский зной, апрельский лед –
Какая странная весна.
Еще захлопнут переплет
Венецианского окна,
Сирени бархатная шаль
Сметает солнечную пыль,
«Невыразимая печаль»
Еще нащупывает стиль –
Текучих слов тугую связь,
Волны классический разбив.
«Она еще не родилась»,
О прошлой жизни позабыв,
Взмахнув сплетением ресниц,
Над однозначностью основ.
Горячим током пестрых птиц
Привычно правит птицелов.
И пенье внятно до конца.
Но над решеткой точных строк
Глаза бессонного птенца,
Торчащий в небо хохолок.

* * *
Палитры камешков цветных –
Шершавых, солнечных, точеных
Ты – ученик, щегол, скворчонок –
Сложил нa улочках витых.

Ловлю губами капли снов,
Ищу подушечками пальцев
Цветные камешки скитальцев,
Переплетение основ.

«Мы только с голоса поймем,
Что там царапалось, боролось...»
Живое слово раскололось
И вспыхнул радужный излом.

Язык ручья, скалы, травы
Под медной денежкой осенней...
Седой скворчонок, нищий гений
Не для любви, не для молвы.

На белом мраморном столбе
Тепло узорной голубятни.
Все проще, ласковей, понятней,
Все ощутимее – к тебе.

* * *
...А звезды так мало похожи на соль.
Сверкает хрустальная пыль.
Вы не были правы, поэт и король,
Проделавший тысячи миль

На лунном Пегасе, жемчужном луче,
Над собственной странной землей.
В потертой кольчуге, дырявом плаще,
Колючей короне стальной.

Единственно верной казалась беда,
Напиток из крови и слез.
В железную кружку скатилась звезда –
Вы верили – это всерьез,

В Коринфе и Риме, в бараке чумном,
В резном деревянном краю
Вы жизнь преломляли волшебным стеклом
Чужую, иную, свою.

Но некому молвить и нечего ждать,
Седой повелитель стрекоз.
– Из табора улиц так просто сбежать
По соли рассыпанных звезд.

РОМАНС
А летом хочется влюбить
В себя того, кто невозможен,
Ведь поцелуи, как вода
Под желтым семечком луны,
Ведь летом кажется велик
Любой, кто осенью ничтожен,
И даже слово «навсегда»
В июле значит «до весны».

А летом хочется звенеть
Раззолочёнными цепями,
Царить счастливейшей рабой,
Быть самой умной из шутов.
Не запасай на осень медь, –
Сори бесценными словами,
Под этой аркой прорезной
Нам все равно не хватит слов.

Не прогуляться ль босиком
По жестко стриженому лугу,
По раскаленным мостовым,
По самым мокрым облакам?
Но знаю я, что ты влюблен
В мою любимую подругу,
Но золотой и синий дым
Как плащ стекает по плечам.

Я просто мужняя жена –
Не герцогиня, не маркиза,
Я посмеюсь своим мечтам,
Цветные листья облетят.
Но летом верю, что нужна
Не для минутного каприза,
Но счастье бродит по пятам
И отвечает невпопад.

Но лето выжжет добела
Надежды, волосы и травы,
Блестящим острым ноготком
Смешает линии судьбы.
К еде с домашнего стола
Ты слишком острая приправа,
Но разве могут о таком
Грустить счастливые рабы?

НЕМНОГО ЛЕТА
Тончайшей пылью раскаленной,
Легчайшим куполом бездонным,
В кувшине лепестков сожженных
На донце капля молока.
На полустертый душный камень
Незагорелыми ногами.
Натянут зной над головами
И неподвижны облака –
Как в детстве, снежные пираты
Длинноволосы, бородаты,
Ведут бумажные фрегаты
Под стены сахарных дворцов.
А мы уже немного стары,
И пахнем кремом для загара,
Дневным бензиновым угаром,
Дымком воскресных шашлыков.
Не помня счет, купаясь в лени,
Избегнув самой легкой тени,
Сбегают дети по ступеням,
Туда, где ждет фруктовый лед.
И пахнет сеном и плодами
Волос рассыпанное пламя.
И не считаясь вовсе с нами,
Опять закат, опять восход...
Что нужно детям кроме лета?
Что больше солнечного света?
И что милее для поэта
Зеленой тяжести волны
И бирюзовой лжи бассейна,
И паутин дорог линейных,
И ветра пальчиков лилейных,
Пока еще не сочтены
Все наши сны, все наши ночи,
Пока не стали дни короче,
Пока язык шершавый хочет
Черешен, солнца, соли, вод.
И не стареющей Еленой,
А вечно юной и нетленной.
И монотонный, неизменный,
К ногам стекает небосвод

ЭКСПРОМТ
Нет неба синее
На самых блаженных твоих островах.
Нет сердца сильнее,
Чем то, что однажды рассыпалось в прах.
Воскреснет, восстанет,
Смешаются в памяти горечь и мед
Колючкой пристанет,
Пушинкой тепла невесомо прильнет.
Бессмертное чудо
Вмуровано в камни твоих площадей.
Я больше не буду.
Услышь – не приди, не ласкай, не жалей.
Бесцельные войны,
Прицельные взгляды. Горючий позор.
Нет сердца спокойней,
Чем то, что однажды прошло сквозь костер.
В размере и рифме
Есть сонные травы, забвенный покой,
Нарядные нимфы
Танцуют над пенной твоею волной.
Плывущие ночи,
Разбитые звезды в холодных зрачках.
Нет сердца жесточе,
Чем то, что однажды валялось в ногах.

НОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ. КИЕВ
Профиль дерева мордой лисьей.
Я не верила в твердость истин
И границы милых имен.
Профиль дерева сонной птицей.
Мне опять приснилась столица,
Где пылал и плавился клен.
Здешний – в цвет антоновских яблок
Опаленный бунинский зяблик
Не романс насвищет, а блюз –
Низкий голос шелковой шалью.
Облака от счастья устали
И порвали с солнцем союз.
Счастье – клен немыслимо алый
Витражами в окнах сгорало,
Чтоб из пепла яблоней встать
В этой щедрой ласковой почве.
Здесь такая скверная почта,
Может ты напишешь опять?
Во дворце цветного картона
Мне слышны соседские стоны
И трамвая старческий звон
Сквозь кирпично-блочные башни
Отголоском детского кашля
Из почти былинных времен
Глупых дел, великих желаний,
Осознания мирозданий –
Хрупких зданий вечных миров.
И такой пронзительной боли,
И такой счастливой неволи
Многоцветных ветхих дворов.

В покрывале царственной лени,
Взгляд – насмешливым удивленьем
Перед собственной красотой,
Растрепав каштановый локон,
Завернувшись в золото стекол
Под застывшею синевой,
Кружевной кондитерской лепкой,
Прорезною лестничной клеткой
И Рулеткой* песенных встреч,
И игрой в забытые лица
В полусне приходит столица,
Оставляя певчую речь.
*) Круглая площадь с фонтаном на Крещатике, напротив Майдана.

CHICAGO
Танцуют тысячи огней
На гранях тысячи зеркал,
Среди туманов и теней
Лежит сверкающий причал.
Над миром ломаных фигур
Замедлим утренний полет
Рогатый воин, черный тур
Над низким облаком встает.

Алую шлет стрелу солнечным берегам.
Золото по стеклу к милым течет ногам.
Чаек гортанный стон, кофе блаженный вкус,
Нищенский саксофон, голубоглазый блюз.

Шуршанье шин, мельканье сфер
В геометрическом саду.
Глаза тоскующих химер
Хранят зеленую звезду,
В сплетеньи розовых аллей
Старинным кажется фонтан,
Торопят всадники коней –
Зовет великий Мичиган.

Непостижимый монумент –
Загадка мага Пикассо,
Заносит маленький студент
В альбом фонтан и колесо.
Парит над городом Шагал,
Голодный щурится трубач,
Толпу на улицы созвал
Веселый час, короткий ланч.

Маленький ресторан каждому гостю рад.
Мне ненадолго дан твой суетливый взгляд.
В прошлое путь жесток, не отнимай ладонь
Тауэр – старичок страшный хранит огонь.

На город выплеснут закат,
Стекает алое вино.
Нас ждут коктейль и шоколад,
И бесконечное окно.
Танцуют тысячи огней
В чешуйках тысячи дорог,
Янтарный гребень выгнул змей
Так далеко, почти у ног.

Мчимся бесшумно вниз, в сонный войдем поток.
Над головой повис огненный лепесток
К хижинам и дворцам тянет привычный груз.
Озеро-океан... голубоглазый блюз ...

ТРИУМФАЛЬНАЯ АРКА
Как кофейная пенка, ласкают гортань слова.
Ароматная пряная горечь. Ночной Париж.
На чугунных литых завитушках дрожит листва.
В надоевшем отеле, Жоан, ты опять не спишь.

Наслаждайся минутой покоя, недолгим сном,
Наслаждайся, осталось так мало, грядет печаль,
Наслаждайся пришедшим под окна твои дождем
На серебряных пальчиках с площади Этуаль.

Как звенят жестяные заплаты прогнивших крыш.
Перелетными птицами серый заполнен дом.
Без единого выстрела немцы возьмут Париж
И в награду за ласки зальют дармовым вином.

Твой израненный друг улыбнется в последний раз
И очнется в аду, но быть может вернется вновь.
Не буди, не тревожь воспаленных бездонных глаз,
Он устал убегать, он устал воровать любовь.

Выжимая по капельке солнце из страшной тьмы,
Понимая, прощая, любя и не ставя в грош,
В перевернутом мире, где тронулись все умы,
Он окажется лишним. Он слишком для них хорош.

Как глоток кальвадоса, гортань обжигает стон.
Догорает листва, поднимается черный дым.
И бесстыдно подкрасив помадой тугой бутон,
Серой розой Париж упадет к сапогам чужим.

ПЕРВЫЙ СНЕГ
Первый снег, чистый лист, белоснежной невинности росчерк
Вновь малиновый кивер спешит на дворцовую площадь
Вновь гусиные перья скрипят в ожиданьи подруг.
– Александр Сергеич, купите, мон шер, ноутбук.
Не круглите глаза, не сверкайте надменной улыбкой,
Нынче Dell предлагает модемы с рождественской скидкой.
Головой покачали? Вы правы – модем устарел,
С нетерпеньем-то Вашим пора заказать DSL.
Что приятней прогулки по сайтам в бушующий вечер?
Здесь в порталах, в кофейнях такие случаются встречи,
Что мерцающий след не опишешь гусиным пером.
– Александр Сергеич, оставьте подруг на потом –
Ну какие свиданья в такую промозглую сырость?
Вы стреножьте Пегаса, а я подключу антивирус
И дворцовую площадь картинкой введу на дисплей.
Блещет чистый экран – белоснежной невинности росчерк
Не сольются века. Но мгновенье покажется проще
В лобовое стекло. Из медвежьего меха саней.

РОШ-АШАНА
Солнце было малиновым и тяжелым,
Голова торжественной и усталой,
Успокоенных слов золотые пчелы
В поцелуе кружили, забыв про жала.
Перед звездными сотами, лунным медом,
Перед яблочной сердцевиной вселенной,
Перед сладким текучим таинством года
День последний казался сухим и тленным.
Перед солнцем малиновым и тяжелым,
Перед рогом витым, перед гласом дольним
Наших диких сердец золотые пчелы
Выносили из улья бои и бойни.