Армии, террористы и правила конфликтов
Джейкоб Кипп (Jacob W. Kipp), старший аналитик Офиса Иностранных Военных Исследований при Командования Обучения и Доктрины Армии США (Foreign Military Studies Office of the U.S. Army Training and Doctrine Command at Ft. Leavenworth, Kansas). Специалист по военной истории СССР, России и Восточной Европы.
— Вооруженные силы становятся все более и более сложными в технологическом плане. Однако война с террористами и инсургентами проходит иначе — фактически армиям 21-го века противостоят группировки, действующие по средневековым правилам. К чему это может привести?
— Русские теоретики в 19-м и 20-м веках об этом рассуждали достаточно много. Они говорили о боях на необычных театрах военных действий, отличавшихся от традиционных оперативных зон — с плохо развитой инфраструктурой и нестабильными отношениями с мирными жителями.
Современные армии созданы для того, чтобы воевать с другими современными армиями. Наличие высокого уровня техники является преимуществом лишь тогда, когда оппонент похож на тебя. Стратегия инсургентов заключается в том, чтобы не показывать свою армию. Определить местонахождение партизан и террористов крайне сложно. Поэтому армиям, подготовленным к конфликтам с традиционными противниками, приходится перестраиваться и учится вести войны совершенно иного типа.
— Война с инсургентами — по определению — очень тяжелая и «грязная». Возможно ли соблюдать правила в этой войне?
— Безусловно, это очень сложная задача. Однако соблюдение правил необходимо, если Вы рассчитываете иметь хоть какие-то шансы на успех. Люди, которые изучают историю анти-партизанских операций понимают, что гражданское население является «центром тяжести» в такого рода конфликтах. За поддержку населения борются и инсургенты и их противники. Необходимо завоевать доверие гражданского населения. Поэтому незаконные действия против мирных жителей могут только навредить.
— Подготовка и оснащение современного солдата — дело достаточно долгое и дорогое. Какими будут армии будущего: небольшими и оснащенными новыми технологиями, например, боевыми роботами, или армии будут оставаться большими, поскольку только многочисленные армии могут контролировать большие территории?
— Интересный вопрос. В 18 веке действительно тратилось много времени и денег на подготовку солдата. В большинстве армий мира — я говорю о периоде до Великой Французской революции — требовалось десять лет подготовки для того, чтобы солдат стоял в строю и выполнял приказы. А Великая Французская революция дала идею массовой армии. Массовое образование способствовало тому, что призывники изначально владели довольно высокими техническими навыками. Сегодня, происходит революция в военной технике, в сторону более сложных систем информационных технологий. Это технологическое превосходство привело США к столь значительным успехам в войнах с Ираком в 1991 и 2003 годы.
Если говорить об инсургентах, то они не дают возможность использовать эти технологии, поскольку невозможно определить, где точно находится противник. Поэтому, охота на партизан все более напоминает розыск преступников.
— Есть ли различия между современной войной с террористами, и антипартизанскими и антитеррористическими кампаниями прошлого?
— Инсургенты всегда использовали терроризм, считая его одним из способов достижения целей. Однако их атаки являлись целенаправленными. К примеру, у русских революционеров был развит некий этический кодекс — в каких условиях и когда допустимо применение террористических методов. Революционеры установили, что необходимо серьезно подходить к выбору объекта атаки — это мог быть царь или высокопоставленный чиновник.
Если вспомнить партизан-марксистов, таких как Мао Цзе-дун или Хо Ши Мин, то у них существовала теория классов, которая отделяла «хороших» мирных жителей от «плохих». Этой теории не всегда придерживались, однако она использовалась. А ныне террористические методы применяются без разбора. Если вспомнить о трагедии в Беслане, то совершенно очевидно, что школьники ни при каких обстоятельствах не могут считаться легитимными целями. Но сегодня террористы нарушают законы человеческой цивилизации.
— Как вы оцениваете военные реформы, проходящие в России и прежде всего реформу системы призыва?
— Как историк, я смотрю на последние законы о призыве и думаю, что Дмитрию Милютину (в 1861—1881-е годы военный министр Российской Империи, генерал-фельдмаршал, провел широкомасштабные реформы армии, в частности при нем срок воинской службы был сокращен с 25-ти до 16-ти лет, созданы юнкерские училища, введена система военных округов и пр. — Washington ProFile) они бы понравились! Идея всеобщей воинской повинности созрела в эпоху великих реформ и была частью модернизации России. К концу советской эпохи, для многих призыв стал большой обузой, а принцип «народ и армия едины» утратил популярность.
Легитимность воинской повинности основана на двух принципах. Во-первых, страна готова пожертвовать своими сыновьями, или в современном смысле — дочерьми. Во-вторых, общество доверяет армии своих детей. Существуют и другие вопросы, например, каков должен быть срок военной службы, что делать с людьми, отказывающими от несения военной службы по религиозным или иным убеждениям и т.д. Все эти проблемы весьма сложные с политической точки зрения.
— В чем заключаются сила и слабость российских вооруженных сил? Можно ли сравнивать их с советскими?
— Армия — очень консервативный институт. Я один из тех исследователей, которые смотрели на советскую армию и думали, что несмотря на революционный вид, в ней сохранились традиции царской армии. Многие высокопоставленные офицеры Красной Армии начали службу в царской армии. Несмотря на классовую враждебность, военный профессионализм высоко ценился. Это же наблюдается и в российской армии. Сохраняется идея о важности армейского «мозга». В тоже время, есть понимание того, что российская армия некогда больше не вернется к гигантским масштабам советской армии, поскольку не стоит разорять страну ради создания громадной военной силы.
Одна из самых явных слабостей российской армии — дедовщина. Эта проблема всех армий мира, против нее необходимо бороться. Создание очень хорошего сержантского корпуса обычно позволяет улучшить ситуацию в этой сфере. Кроме того, офицеры должны испытывать уважение к призывникам. Призыв людей из разных слоев общества также повышает качественный уровень армии.
— Каков аналитический потенциал российских военных?
— Среди профессиональных военных в России идут интересные дебаты. Причем в эти дискуссии вступают не только военные, но и гражданские люди. Работы Андрея Кокошина, например, на мой взгляд, являются важным вкладом в дискуссию о будущем российской армии. Я бы порекомендовал его книгу «Стратегическое управление» не только российским специалистам, но и всем интересующимся этим вопросом.
— А как дело обстоит в США?
— Очевидно, что ныне все больше внимание уделяется теории антипартизанской войны. Вообще, делается упор на вопросы будущего военного искусства и техники. Существует международное согласие о том, что инновации в сферах вычислений и коммуникаций, видоизменяют обычную войну. Ныне идет много дискуссий на эту тему.
— Во время Холодной войны мир готовился к крупномасштабным вооруженным конфликтам. После распада СССР — к локальным этническим конфликтам. После терактов 11 сентября 2001 года — к войнам с террористами. Какой будет следующая «волна» вооруженных конфликтов?
— Существует ряд блестящих теорий. В книге «Войны за Ресурсы» (Resource Wars, автор Майкл КрэрMichael Klare — Washington ProFile) описывается будущее в котором возникают конфликты из-за недостатка пресной воды, нефти и газа. Генерал Махмуд Гареев опубликовал свою версию будущего в очень интересной книге «Если завтра война?».
Мне кажется, что главная проблема заключается в том, что войны в разных местах становятся взаимосвязанными. Мне не нравится термин «глобальная война против терроризма», хотя согласитесь, что проявляется некий международный феномен, который объединяет конфликты в разных регионах мира. Поэтому нужно учитывать факторы, которые обычно не входят в военные анализы, к примеру, связь между наркоторговлей, криминалитетом и терроризмом. Эти элементы не представляют столь масштабной угрозы, какую представляла термоядерная война. Но они создают новые проблемы и вызовы для международных военных и полицейских сил.
— Какими может быть стратегическое будущее России?
— В России продолжаются исторические дебаты между западниками и славянофилами. В 1990-е годы победили западники и зазвучали оптимистические декларации, что Россия незамедлительно повернется к Западу. На самом деле, процесс оказался намного сложней. Россия останется Россией, и в лучшем случае, она будет черпать нужное из обеих цивилизаций — западной и восточной. На мой взгляд, президент Владимир Путин четко осознает вызовы глобализации и пытается поставить Россию в выгодную позицию, когда можно будет брать самое лучше от каждого региона мира.
С американской точки зрения, мне хотелось бы видеть, чтобы Россия делала более сильный упор на демократию и открытое общество. С другой стороны, как историк, я понимаю тенденцию укрепления центральной власти в такой огромной стране, как Россия — это необходимо для консолидации и обеспечения стабильности. Мне кажется, что Россия найдет свое место в мире. Мы хотели бы надеяться, что Москва будет тесно сотрудничать с международным сообществом.