Илья Абель | Прозрачный чеховский ноктюрн
У спектаклей учебного театра всегда есть своя стать, своя харизма и особая трепетность. Ставят их тогда, когда студенты уже чему-то научились в театральном ВУЗе, в их игре почти нет наработанных штампов, усталости от профессии, профессионализма похожего на равнодушие, а есть свежесть восприятия драматургического материала, воодушевление, даже радость из-за того, что сейчас, в данный момент они на сцене, а в зале – настоящие зрители.
Московская театральная школа в широком смысле слова такова, что готовые спектакли становятся тут завершенными, самодостаточными работами, естественно, сохраняя в ауре своей специфику школы – того учебного заведения, в котором учатся или который завершают студенты очередного курса. И дипломный спектакль «Томление» IV курса Театрального института имени Бориса Щукина при Государственном академическом театре имени Евгения Вахтангова отнюдь не исключение в данном случае. Однако, совершенно определенно можно сказать, что скорее всего, это один из лучших студенческих спектаклей столичного сезона, если вообще не лучший спектакль Москвы по тому, как удивительно достоверно передана в нем режиссером Сергеем Яшиным и артистами подлинная, без фанаберий, хрестоматийной тяжеловесности и ложной, демонстративной трагедийности искренняя чеховская интонация.
Чехов писал как-то о том, что люди просто сидят и пьют чай, а в это время происходят мировые трагедии. И еще по поводу одной из своих пьес он заметил, что в ней несколько пудов любви. И то, и другое про спектакль «Томление», хотя здесь время от времени пьют не только чай, а и кофе, и нечто покрепче, а любовь здесь присутствует, как лейтмотив, неразделенная или несчастливая, страстная или трагедийная в зависимости от того, о ком идет речь в пьесе британского (Шотландия) известного писателя Уильяма Бойда (блистательный перевод О.Варшавер и Т .Тульчинской). Он написал пьесу по мотивам двух произведений Чехова – «У знакомых» и «Моя жизнь», достаточно хорошо известных как отечественному читателю, а более – зрителю.) Естественно, что содержание пьесы значительнее и объемнее инсценировки текстов Чехова. Это оригинальная, чуткая и деликатная в пиетете к авторскому слову фантазия на темы прозы и драматургии Чехова. И именно так прочитали пьесу ее переводчики и режиссер Сергей Яшин, именно в таком аспекте сыграли ее артисты Учебного театра Щукинского училища (Курс Валентины Петровны Николаенко).
Формально сюжет пьесы достаточно прост и почти буквально напоминает интригу «Вишневого сада», например, как и других произведений Чехова, поставленных на театре или экранизированных.
Помещик Сергей Лосев (Сергей Уусталу), участвуя в различных махинациях сомнительного толка из-за собственного слабовольного характера, разоряет свою семью, проматывая наследство жены Татьяны (Серафима Красникова). Для того, чтобы как-то спасти положение и выпутаться из практически тупиковой ситуации Татьяна и ее подруга-врач Варвара (Вера Моисеева) вызывают из Москвы того, кого знали с юности – адвоката Николая Подгорина (Николай Коротаев), сделавшего отличную карьеру, известного и влиятельного человека. Имение, последняя надежда выпутаться из долгов и оплатить векселя, заложено, и торги должны состояться днями. Стать собственником имения хочет инженер Должиков (Валерий Карпов), чтобы его дочь Клеопатра (Николина Калиберда) смогла здесь жить с законным мужем, сыном местного архитектора Мисаилом (Даниил Беломестных), а бывшего помещика взять себе управляющим, поселив его с семьей во флигеле, где много лет назад и жил ныне известный адвокат.
Необходимо заметить, что подруга Татьяны, как и сестра помещицы, Надя (Наталья Кузьмина) влюблены в Николая Подгорина. Обе давно и сильно, хотя у первой это серьезное женское чувство, а у другой – первая и кажущаяся единственной влюбленной, сохранившаяся с детства.
Только на первый взгляд описание сюжета покажется сугубо мелодраматической историей в духе уже знакомых постановок по Чехову. Перед нами живой, точный, аутентичный спектакль, где Чехов, возможно, впервые за последнее время представлен настоящим, истинным и без котурнов.
Естественно, у дипломных спектаклей есть и сугубо практический подтекст: участники их обязаны показать, что умеют играть, двигаться, танцевать, выражать смену эмоций и настроений (а уж вахтанговцы умеют и могут это делать, как никто по определению), что, следует сразу заметить, прекрасно и уверенно продемонстрировано всеми участниками этого чудного по замыслу и исполнению спектакля. Легкая, чуть заметная театральность проведена здесь от начала и до конца, она соразмерна интонации чеховской прозы, тому времени, когда создавались использованные в пьесе зарубежного автора произведения русского классика. Есть и интересный взгляд на все это со стороны – и благодаря двойному переводу – иностранный писатель читатель воспроизводит контекст произведений Чехова, а потом их возвращают через его интерпретацию на русский язык и делают современным и крайне оригинальным, сегодняшним спектаклем.
О чисто практических задачах – показать умения и навыки студентов – сразу после первых же реплик, повторенных как стихи на разные голоса – забываешь, как только отзвучал шум проезжающего в темноте паровоза и начался спектакль «Томление». Он выстроен как четко действующий механизм, где нет ничего лишнего, где все оправдано смыслом и действием, где каждая подробность, любой нюанс прочитываются, проживаются артистами сразу и воспринимаются зрителями сразу и не одномерно. Потому здесь нет маленьких ролей – и Ольга (Анастасия Черникова), прислуга в доме Лосевых, и Анна Антоновна (Яна Ускова), секретарь адвоката Подгорина – настолько органичны и содержательны, появляясь на сцены, что вписываются в ткань этого действа на равных с другими исполнителями ролей пьесы британского автора. Не говоря уж о том, что Редька, маляр-подрядчик, в исполнении Аскара Ильясова, становится как бы комментатором всего, что происходит на сцене, пересекаясь в диалогах практически со всем героями спектакля и являя в себе некий знак, символ, намек, многозначный и не во всем уловимый, придающий спектаклю и некоторую приземленность и инфернальность одновременно.
Замечательно сопровождает спектакль «Томление» музыка Беллини – фрагменты и арии из «Нормы», а также трогательная, стилизованная под прошлое и по-новому авангардная музыка Исаака Шварца и Алексея Рыбникова, возникающая не как фон действия, а как участник его, передавая в своем звучании именно своеобразие взгляда на прошлое через настоящее на национальное через иное его восприятие.
Но, собственно говоря, о спектакле. Он продолжается по-старомодному три часа, вроде бы неторопливо, даже иногда чуть замедленно, но при этом, как ни парадоксально, динамично.
В чем-то и по ностальгии о прошедшем, и по предчувствии и переживанию трагедии он напоминает известную английскую пьесу «Время и семья Конвей», что также поразительно сосуществует с чеховской меланхолией, с тем, что перед глазами зрителей разрушается семейный уклад обычных людей, что оказываются несостоятельными, несостоявшимися попытки любви, той, которая единственно возможна и желанна.
Будучи актом сосуществования двух культур, пьеса и спектакль проясняют, реализуют две традиции. С одной стороны, это контраст, когда в первом действии все персонажи показаны в одном ключе – чуть эксцентрично или преувеличенно в проявлениях чувств, а во втором те же самые герои выступают в иной ипостаси. Так, инженер Должиков, ходивший неторопливо как бы в маске местного Мефистофеля и повторявший, подобно одному из героев «Трех сестер», что самое лучшее, что сделала его жена, это умерла родами, во втором действии увлекает гостей в каком-то разухабистом танце, предлагая помещице какую-то редкую на его взгляд колбасу, и, подвыпив, пощипывает ее, намекая, что не прочь пофлиртовать с нею. Мисаил показан человеком не своего круга, желающим, как студент Трофимов, работать и приносить пользу всем и вся, во второй части спектакля то влюбляется вдруг в Надю, то ощущает себя полноправным и уверенным в себе хозяином имения. Клеопатра, его невеста, откровенно заигрывавшая с ним до свадьбы, почувствовав себя хозяйкой имения, желает навести свои порядки и посмеяться над бывшими, которые оказались по стечению обстоятельств у нее (вернее, пока ее отца) в подчинении. Надя, мечтавшая обратить на себя внимание после возвращение Николая Подгорина в дом ее сестры, потом объясняется ему в любви и приходит на свидание, которое не состоялось и не могло состояться.
Да и помещик Лосев на протяжении спектакля выглядит то как жуир и фантазер, то как мучающийся («Иванов») немолодой, обремененный детьми и долгами человек, то как человек, приспособившийся к обстоятельствам, вынужденный принимать деньги за не слишком хорошо выполняемые им поручения инженера Должикова.
Только адвокат Подгорин и врач Варвара формально не меняются за те дни, что оба оказались в имении, которого дорого им по юношеским и не только воспоминанием. Они не меняются настолько, насколько остальные герои, потому что их диалоги, подчас немые (соприсутствие рядом, когда кто-то вдруг появляется не вовремя и нарушает хрупко возникшую и временную идиллию) диалогов и составляют нерв этого спектакля. Повторим, что здесь речь не о премьерстве, поскольку важен был для Сергея Яшино исключительно ансамбль. Речь о том, что разговоры Николая и Варвары стали тут апофеозом взаимоотношений мужчины и женщины, когда все остальные перипетии действия, привязанности других персонажей, размолвки, монологи и раскрытие характеров, есть сосуществование с тем, что происходит между этими двумя людьми. Николай любит Варвару, она любит его. Но признаться до конца в своем чувстве не хочет никто из них. Вернее, больше – Николай, который не хочет менять установившийся и устраивающий его уклад жизни, одинокой, без семейных обязанностей, без заботы о близких людях. Варвара достаточно откровенна с ним, но эта откровенность не показная, не вульгарная, а как раз чеховская, когда все сказано и можно ничего не добавлять. И все высказано одним и другой, но перемена невозможна, поскольку не делается и не будет сделан решительный шаг, который продолжит затянувшиеся, так ясно выраженные, но не нашедшие логического завершения человеческие отношения.
И поэтому кажется удивительно удачным перевод пьесы Бойда, написанной в 2013 году. Из всех возможных вариантов транслитерации ее названия выбран именно этот – «Томление», что удачно звучит по-русски, передавая смысл как пьесы, как и прозы русского писателя, завершившего век русской литературы написанными им рассказами, повестями и пьесами.
Томление, предощущение несчастья или вероятного счастья мучает основных героев пьесы и спектакля. И оно, переданное режиссером и артистами деликатно, в чем-то изысканно ( как хорошо дамы в длинных черных юбках, а мужчины в тройках и белых костюмах – подбор костюмов – С.В. , Е.С. Мирошниченко), как соразмерна их переживаниям лаконичная декорация (художник А.Г. Белов), со строительными лесами с одной стороны сцены , небольшим столом и плетеными креслами в центре ее.
И игра актеров, и музыка, и костюмы, и свет, и декорация – все сохраняет в себе ноту ретроспективу, нечто навсегда ушедшее, безвозвратное и вместе с тем – вневременное, уникальное и волнующее здесь и сейчас.
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что спектакль щукинцев-выпускников – событие. Сергей Яшин работал над ним около двух месяцев, начав репетиции сразу после новогодних каникул и показав премьеру в марте этого года. И в связи с этим захотелось сказать следующее. Он пройдет еще один раз или несколько раз, студенты получат в торжественной обстановке дипломы об окончании театрального училища. И судьба спектакля на том может и закончиться, хотя очевидно, что он состоялся как успешное явление, как пример взаимодействия творческих личностей, из содружества которых могла бы при счастливом стечении обстоятельств возникнуть и студия. (Не случайно ведь, что в тот день, когда мы пришли на очередной показ «Томления» на сцене Учебного театра Щукинского училища в зрительном зале был и художественный руководитель театра имени Вахтангова, замечательный, чуткий с изысканной театральности режиссер Римас Туминас. Несомненно, что он видел происходящее на сцене глазами худрука академического театра, но все же, все же…).
И несколько слов обязательно надо сказать о Сергее Яшине, для которого нынешний год юбилейный. В ГИТИсе-РАТИ он ведет курс режиссуры, а в Щукинском театральном училище ставит со студентами штучные по выразительности спектакли. До недавнего времени он был худруком театра имени Гоголя, что совершенно странно, почти фантасмагорически, буквально волюнтаристски и чуть ли ни в одночасье было прервано бывшим руководителем Департамента культуры Москвы и его заместителем по работе с театрами. Оба они через некоторое время ушли со своих постов в руководстве культурой в российской столице, а их креатура в лице режиссера Серебренникова руководит и ныне Гоголь-центром, театром для молодых и в чем-то артхаусным.
Сергей Яшин обладает редким даром так вчитываться в пьесы, которые ставит, что на основе их создает атмосферу, соединяющую театральность с достоверностью, вымысел с правдой чувств и поступков. Его постановки, и «Томление» только подтверждает свойственное ему мастерство и высочайший профессионализм, искусство проникновения в образную ткань избираемых для сценических постановок произведений, такт, вкус и культуру, отличают редкое совершенство и уникальность бытования текста в театральном его прочтении.
Речь не о том, нужен или нет Сергею Яшину театр, а о том, что его постановки необходимы широкому и вдумчивому зрителю, являя образец театра в единственно возможном по качеству его виде.
И потому, возможно, есть в «Томлении» и немного личная нота, что-то уже не от Бойда и Чехова, а от себя, от собственной биографии, но ровно настолько, чтобы это не нарушало гармонии целого, и как автопортрет Веласкеса в «Менинах», будучи зеркальным отражением, обнаруживало автора, в данном случае, спектакля, но ровно настолько, насколько это было нужно в данном конкретном случае.
Спектакль «Томление» показал, что четыре года учебы в театральном училище дали явный и убедительный в своей положительности результат, доказав, что студенты смогли взять из учебного процесса главное и состояться, как творческие личности, при том, что и то, и другое все же большая редкость. Тем и заметнее успех «Томления» продолжателей вахтанговской традиции нового поколения.
Илья Абель
P.S. Мне приятно поблагодарить администрацию Учебного театра Щукинского училища за четкую организацию просмотра и лично Елену Бекиш за предоставление изумительных по качеству фотографий спектакля, в которых передан дух его и его трепетная, редкая по-чеховски атмосфера.