АГРАНОВ И МАГНИТСКИЙ: ДОПУСТИМО ЛИ РАВНОПРАВИЕ МЕЖДУ ПАЛАЧОМ И ЖЕРТВОЙ?

АГРАНОВ И МАГНИТСКИЙ: ДОПУСТИМО ЛИ РАВНОПРАВИЕ МЕЖДУ ПАЛАЧОМ И ЖЕРТВОЙ?

Право как нечто единое для всех упорно не хочется приживаться в русском сознании — как реакционном, так и либеральном. Может быть, потому что не в состоянии перепрыгнуть через частокол правды, которая для каждого своя. Это одна из причин, по которой я с некоторым опозданием решил отреагировать на дискуссию, развернувшуюся вокруг постановления Верховного суда, отменившего реабилитацию чекиста Якова Агранова. Мне показалось, что это решение затрагивает гораздо более широкий круг вопросов, чем те, которые стали предметом дискуссии. Дело не в симпатиях или антипатиях к Агранову, а в том, что спор о его реабилитации сам по себе является показателем глубины проникновения правового нигилизма в массовое сознание в России.

Кроме того, так случилось, что «дело Агранова» самым мистическим образом переплелось с «делом Магнитского» — и тот, и другой предстали перед российским судом посмертно; и тому, и другому было отказано в реабилитации; и в том, и в другом случае (но по совершенно разным мотивам) суды вынесли неправосудные решения, но при этом реакция общественного мнения на эти неправосудные решения оказалась разной. А должна была бы быть одной, несмотря на все различия между Аграновым и Магнитским…

«Дело Агранова» вкратце (поскольку детали большинству уже известны из других публикаций) сводится к следующему. Агранов — знаковая фигура, ответственная за организацию большевистского террора, он имел отношение к фабрикации десятков «политических» уголовных дел, кое-кто даже называет его не без основания «палачом русской интеллигенции». Однако в 30-е годы он сам стал жертвой террора, был обвинен в шпионаже, антисоветской деятельности и других мифических преступлениях, осужден в особом порядке и расстрелян. Начиная с середины 50-х годов, несколько раз предпринимались попытки реабилитировать Агранова, но все они оказались неудачными. Наконец, сегодня, в общей струе негласно одобряемого властью курса на морально-политическую реабилитацию Сталина и сталинизма, решение по Агранову было принято. Однако оно вызвало мощный резонанс в либеральных и правозащитных кругах, на фоне которого Верховный суд «откатил назад» и реабилитацию Агранова отменил, что подавляющим большинством либерально настроенной интеллигенции было встречено с радостью.

Парадокс состоит в том, что, какими бы спорными мотивами не руководствовались те, кто принял решение о реабилитации Агранова, но с юридических позиций правы именно они, а не правозащитники и пошедший у них на поводу Верховный суд. Антон Орех, который, по моему мнению, оказался ближе других к истине в своем комментарии, написал, что Агранова надо было бы все-таки реабилитировать и тут же снова осудить, но уже за другое. В целом, однако, Антон считает решение отказать в реабилитации правильным, так как при «нынешнем режиме» осудить Агранова за реальные преступления не представляется возможным.

По первому затронутому Антоном Орехом вопросу — реабилитации Агранова — не может быть двух юридических мнений. Агранов был палачом и фальсификатором уголовных дел, но он не был шпионом и не совершал ничего из того, за что его осудили. Если человек не совершал преступление, за которое он осужден, он должен быть реабилитирован, вне зависимости от того, хороший этот человек, плохой или вообще сукин сын. Однако в остальном согласиться с Антоном Орехом и другими, кто придерживается схожей точки зрения, я не могу.

Осудить сегодня Агранова, но уже за другое, не представляется возможным, причем вовсе не потому, что этому мешает «нынешний режим» — Агранов неподсуден, потому что мертв. Как бы ни были велики прегрешения Агранова, но установить его юридическую виновность в них без его личного участия в судебном процесс правосудие, основанное на конституционных принципах, не может. Потому что правосудие тем и отличается от судилища, что в его основе лежит неотъемлемое право на личную защиту.

Не надо путать божий дар с яичницей, а правосудие с моралью. Общество не только имеет право, но и обязано вынести свой моральный вердикт как самому Агранову, так и всей практике большевистского террора (что до сих пор, кстати, не сделано). Заслуживает ли он морального осуждения? Безусловно. Должна ли быть дана политическая оценка его деятельности? Конечно. Но в суде Агранову больше делать нечего, туда не пускают мертвых. Кто не попал туда при жизни, тот не попадает туда уже никогда. Не надо превращать суд в кунсткамеру — иначе скоро туда потащат трупы не только уродов, но и людей, подтверждением чему и является «дело Магнитского».

«Дело Магнитского» (которое тоже представлять не надо, так как его детали большинству в той или иной степени известны) как раз и демонстрирует, что именно «при этом режиме» посмертное осуждение Агранова может быть более реальным, чем при любом другом, потому что как раз «этот режим» уже «набил руку» на заочных и даже посмертных осуждениях. Сам Магнитский был осужден и признан виновным после смерти. Это, кстати, стало возможным благодаря решению Конституционного суда, тоже (как и решение Верховного суда по делу Агранова) принятому из лучших побуждений. Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад.

Началось с того, что родственники врачей, погибших в резонансной автокатастрофе на Ленинском проспекте, отчаявшись добиться объективного и справедливого расследования и действуя поэтому из лучших побуждений, обратились в Конституционный суд с требованием признать противоречащей Конституции норму уголовно-процессуального закона, обязывающую следователя прекращать уголовное преследование умершего подозреваемого или обвиняемого. Мотивы родственников были по-человечески понятны, но юридически их позиция была, мягко говоря, небезупречна.

Их целью было, конечно, не продолжение расследования в отношении своих погибших родных, а начало расследования в отношении участника ДТП, которого они считали действительным виновником аварии и которого следствие упорно не хотело таковым признавать. Чтобы не дать «схлопнуться» с большим трудом (под нажимом общественного мнения) начатому расследованию, они обратились в Конституционный суд с заявлением, в котором указывали, что закрытие уголовного дела без их согласия нарушает их права, так как препятствует реабилитации их погибших родных.

Сомнительность такого довода очевидна — до решения суда погибшие в аварии врачи не могли считаться виновными в уголовно-правовом смысле слова, а, следовательно, не нуждались ни в какой реабилитации. Все остальные вопросы могли и должны были разрешаться за пределами уголовного судопроизводства — в гражданском процессе, а незаконные действия следователя должны были быть обжалованы в установленном законом порядке (другое дело, что никакого порядка давно нет — но это не повод обращаться в Конституционный суд, к сожалению).

Возникший вокруг этого дела ажиотаж привел к тому, что Конституционный суд дрогнул, приняв, с моей точки зрения, весьма спорное решение, которым наделил родственников умерших подозреваемых и обвиняемых правом добиваться продолжения расследования и даже суда над мертвыми «в целях реабилитации». Туманность использованных судом формулировок привела к тому, что он открыл настоящий ящик Пандоры, из которого тут же на свет Божий повыпрыгивали томившиеся в пыльном шкафу Генеральной прокуратуры России скелеты (это решение Конституционного суда заслуживает, между прочим, отдельной широкой дискуссии в кругах специалистов, которой почему-то не наблюдается).

Зацепившись за постановление Конституционного суда, прокуратура поставила мат российскому правосудию в три хода. Сначала она объявила, что Магнитский, которого никто не успел осудить, нуждается в реабилитации (открыв, таким образом, официально секрет Полишинеля — о том, что презумпция невиновности в России не применяется). Затем прокуратура объявила себя самым близким родственником Магнитского и сама опротестовала решение о прекращении уголовного дела в «его интересах», несмотря на категорические протесты реальных родственников. И, наконец, прокуратура заявила, что раз настоящие родственники не соглашаются публично признавать вину Магнитского, то это является поводом для возобновления его уголовного преследования. В итоге в суд было направлено обвинительное заключение в отношении мертвеца, которого суд по итогам шутовского процесса (все это было бы смешно, когда бы не было так грустно) и признал виновным.

Тем не менее, посмертное осуждение Магнитского общественным мнением принято не было (что делает ему честь). А вот с посмертным осуждением Агранова, похоже, либеральная общественность готова смириться (что свидетельствует о незрелости ее либеральных взглядов). Перед законом должны быть равны все, в том числе, как это ни прискорбно — жертва и палач. Посмертный суд над Аграновым является столь же неприемлемым с правовой точки зрения, как и посмертный суд над Магнитским. Агранов может и должен быть осужден морально и политически, но не юридически. Механизмов, позволяющих устанавливать вину мертвого человека, в праве не существует, а процесс над мертвым не может рассматриваться как правосудие. Это правило, не знающее исключений.

Все зависит от того, что является конечной целью. Если цель — отомстить Агранову, то его можно даже сжечь посмертно, и кому-то (родственникам его жертв), возможно, и этого покажется мало. Но, если целью является строительство правового государства (именно строительство, а не возрождение, так как никакого правового государства в России пока никогда не было), то Агранова надо оставить в покое (только в юридическом отношении, конечно). Как это ни парадоксально, но осуждение мертвого Агранова, как и отказ в реабилитации его за преступления, которых он не совершал, делают Агранова бессмертным, так как продолжают без Агранова его дело.

Точно так же, если фигуранты «списка Магнитского» будут осуждены теми же методами и по тем же лекалам, по которым был осужден сам Магнитский (а это уже происходит, так как часть их уже попала под каток того террора, винтиками которого они совсем недавно были сами), то это будет скорее оскорблением памяти Сергея Магнитского, чем формой достижения справедливости. Цель здоровых сил общества — не месть, а исправление ошибок и недопущение насильственных практик впредь.


Владимир ПАСТУХОВ, polit.ru