КОМБАТ

КОМБАТ

Фотограф Макс Альперт сидел в неглубоком окопчике, когда началась атака. День был летний, знойный, жаркий. Когда фигура офицера возникла на фоне неба, фотограф едва успел поднять объектив и нажать на спуск. Тут же рядом что-то грохнуло, раздался крик: «Комбат убит!» — и по спине фотографа забарабанили комья земли.

Потом фотограф Альперт сумел из разбитой камеры осторожно вынуть пленку. Кадр с комбатом, поднимающим бойцов в атаку, оказался цел.

Я знаю это фото с детства. В советское время фотография называлась «Коммунисты, вперед!». Я так думаю, что это название дали ей в редакции, а сам Альперт говорил, что назвал это фото просто «Комбат». Что там кричит молодой офицер, поднимая солдат в атаку на поле около деревни Хорошее Луганской области, — точно уже не установишь. Может: «За Родину! За Сталина!» Может: «Встали все!» — и дальше по-матерному. Но, скорее всего, — посмотрите на его губы — он кричит только одно слово: «Ура!»

Фотография потрясающая. Она черно-белая, но каким-то таинственным образом вмещает в себя то, что вмещать не может: цвет. Чувствуешь густую синь неба. Видишь ослепительный блеск солнечных лучей на пистолете. И даже идущий снизу жаркий запах травы ощущаешь. Как передано движение, как на фоне неба встает эта рельефная, сильная фигура в гимнастерке! Сжатый кулак левой руки и пистолет в поднятой правой — какая пронзающая диагональ. И как много безграничного, спокойного неба в этой фотографии, снятой за мгновения до хрипа, мата, тяжелого падения тела, крови и смерти.

Фотограф Макс Альперт не знал имени офицера, которого сфотографировал. Ходить по этому полю с блокнотиком и спрашивать имена он не мог. Он считал, что это командир батальона. Потом, после войны, он стал получать десятки и сотни писем от людей, которые узнавали в молодом офицере своего отца, брата, сына, друга. Безымянный комбат со скуластым русским лицом в этих письмах получал сотни разных имен и фамилий. В рассказах людей он был уроженцем Москвы и Свердловска, крестьянином из-под Пскова и студентом из Уфы, кадровым военным из Казани и призванным в армию учителем из Ленинграда. Были люди, которые играли с ним до войны в футбол, ходили с ним в кино, служили с ним в одной части и даже видели его умирающим на том летнем поле раскаленным днем 1942 года. И если взять всю сумму того, что писали фотографу Альперту люди, то выходило, что на его фото был какой-то всеобщий, всесоветский комбат, состоявший в родстве с тысячами людей и бывший другом тоже тысячам.

Была создана комиссия Минобороны, которая определила, что на фото не командир одного из батальонов 220-го стрелкового полка 4-й стрелковой дивизии, как думал фотограф Альперт, а младший политрук Алексей Еременко. Но не все с этим согласились. По этому небольшому черно-белому фото ползали, изучая каждый его миллиметр, лупы многих исследователей. Одни утверждали, что офицер не может быть политруком, потому что у политруков не было таких знаков различия на петлицах. Другие утверждали, что это не армейский офицер, а офицер погранвойск или дивизии НКВД. Третьи говорили, что это и вовсе не младший политрук Еременко, потому что похоронка на Еременко пришла в январе 1942 года, то есть за полгода до того момента, как фотограф Макс Альперт в своем неглубоком, маленьком окопчике нажал на спуск. Так кто же тогда?

Пусть нет с последней точностью установленных имени и фамилии, пусть не слышно, какие слова кричит, пусть непонятно, в каком звании… сколько кубиков на петлицах… где похоронка… кому пришла… чьи друзья дали из винтовок последний салют у свеженасыпанного холмика… и какая женщина после войны вышла за другого. Пусть ничего этого не известно и пусть вообще мы ничего не знаем о человеке в пилотке, который на наших глазах рванул пистолет с бедра и полуобернулся в крике. Главное мы все равно знаем.

Молодой офицер Красной армии поднимает солдат в атаку. Через несколько мгновений он будет убит.


Алексей ПОЛИКОВСКИЙ, "Новая газета" — "Континент"
Фото Макса Альперта, 1943