НИТИ КУКЛОВОДА
Елена Елагина — петербургский поэт, литературный и арт-критик, теле- и радиожурналист. Автор шести поэтических книг. Лауреат поэтической премии им. А. Ахматовой, а также премий журналов «Звезда» и «Нева». Как поэт и литературный критик публиковалась в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Нева», «Новый мир», «Новая Юность», «Литературная учеба», «День и ночь», «Сибирские огни» и многих других. Отдельные стихи переводились на английский, немецкий, итальянский, румынский, чешский языки. С 2004 года ведет в прямом эфире на «Радио России — Санкт-Петербург» популярную еженедельную пятидесятиминутную публицистическую дискуссионную программу «Радиоклуб на Карповке». Живет в Санкт-Петербурге.
* * *
А я-то думала, что навсегда уснула
В гробу хрустальном с яблока огрызком
В натруженно-беспечной пятерне
И что теперь один лишь ангел смерти
Своим прикосновением разбудит
Для новых испытаний и тревог.
Как бы не так! Похоже, продолженье
Само собой возникло. Гроб хрустальный
Растаял льдом весенним. На ладони
Новёхонькое яблочко с надкусом,
Живое и хрустящее. О, Боже,
Чудны дела Твои! И чуден дивный лик
Очередной земной моей печали.
* * *
Не вышло про любовь, так выйдёт про разлуку,
Про то, как пыль столбом, и как печаль ручьём,
И как река, смеясь, любимую излуку
Обходит стороной в беспамятстве своём.
Как птицы мельтешат и не находят места,
Как облако летит на юг, на юг, на юг…
Как двинулись слова с обжитого насеста,
Не в силах перенесть чужих сердечных мук.
* * *
Он поэтесс не любит. Мрачный тип.
Невежливый и неприятный, словом.
Их книжек не берёт. Я помню всхрип:
«Куда я положу?» Невротик. Снова
Приехал из Москвы читать стихи
Лауреатские свои. Важней безумья
Не мыслилось у нас. А я сохи
Толстого вспомнила юродство: не Везувья
Восстанье мощное — фонтанчик тощий, тот,
Чем путти издавна смешат честной народ,
Подмигивая с глянцевых открыток.
О, гениев российских хоровод,
Столпившихся у залетейских вод!
Ведь прав поэт. Класть некуда. Избыток.
* * *
Фотография вдохновителя на рабочем столе.
Хоть убейте, ни за что не скажу вульгарное — «фотка».
О, красавец! Любящий и девочек, но больше мальчиков,
до сих пор мечтающий о славе и шевроле,
Но всему на свете предпочитающий виски, коньяк и водку.
Раздражённый голос с утра, ни о чём не проси — убьёт!
Ну, а к вечеру будет любить
и душить в полупьяных объятьях.
Что прикажете делать? Маэстро,
такой тривиальнейший ход
До сих пор в ходу? Раздражают трюизмы, и всё же
последнее дело — ругать их.
Предъявлять претензии, сутяжничать, качать права,
На своём настаивать — глупо, бесчеловечно,
Потому что у человека с похмелья болит голова,
И разговаривать он желает и может только о своём,
о вечном.
А подборку, что я показала ему,
два месяца не мог прочесть,
Нету времени, мол, весь в делах, что, мол,
сама не видишь?
Это друг называется? Это ему я стихи посвящаю?
Не велика ли честь?
Впрочем, нет, в самый раз — ведь поэт! И дерзит
пусть на всех языках от суахили до идиш!
* * *
По полёту птиц,
По тому, как ложится тень,
По числу страниц
И по имени, что весь день
Проступая всюду,
По сердцу бьёт разрядом,
По слиянью туч
В грозовое своё рядно,
По тому, как луч
Превращён на столе в пятно
Световое, чувствуешь, знаешь,
Всё, что желаешь —
рядом!
* * *
Влюблён? Преображён любовью?
Как знать... Но до того красив
Вдруг стал! Небесному здоровью
Годится и земной мотив.
Всё светится: лицо, улыбка,
Фосфоресцирует щека —
Так, в голый ритм вплетаясь, скрипка
Меняет суть наверняка.
Следишь заворожённым взглядом
Свеченье профиля. Кому
«Гляди, ведь это чудо рядом...»
Шепнуть? Лишь Богу одному.
Причинно-следственные связи —
Богооставленности знак,
Лишь чудо — род лечебной мази —
Врачует нас за так. За так.
Остолбеней! Почувствуй это —
Пусть в малом скрыта благодать! —
Явление другого света,
Что невозможно не узнать.
И, сдерживая слёз движенье,
И жар, разлившийся в груди,
Вновь веришь в перевоплощенье
И в жизнь, что ждёт нас впереди.
* * *
Сочась сквозь дырявое лето,
Пульсирует свет без границ,
Целуя волосы цвета
Перепелиных яиц.
И снова мостов и арок
Тягуче-ленивая прыть,
И вечный город в подарок,
Коль нечего больше дарить.
В дешёвом кафе за стаканом
Незнамо какого вина,
Как Гёте сидим с Эккерманом,
Повинность у коих одна,
Невидящим взором друг друга
Удерживая на оси
Земного непрочного круга,
А большего и не проси
В краю, где, глядишь, сегидилья,
Глядишь, irish-step к русским щам...
Где сохнут намокшие крылья,
Приросшие к нашим плащам.
* * *
Ты нужна мужчине, пока молода,
Ты нужна ребёнку, пока он мал.
Чем утешит крови шёлковая руда —
Что Господь любую тебя алкал?
Что Ему не важно — мёртвый-живой,
Что Ему нет нужды — успешный-нет,
Свет един над Гангом и над Невой,
Свет, поверх летящий всех наших бед...
В РАЗМЕРЕ «ГАЙАВАТЫ»
«Хочешь, я…»
Zемфира
Хочешь, я шепну на ушко
Лишь тебе, моя отрада,
Больше никому другому
Никому и никогда,
Потому что — так случилось —
Остальным и знать не надо
То, что было, то, что будет,
То, что прочь несёт вода.
То, о чем шаптались листья,
И свистел Борей-гуляка,
Дождь выбалтывал сопливо
Слёзы в три ручья лия,
То, что тенью проступало
Из сгустившегося мрака,
То, что рябью пробегало
Вдоль весеннего ручья.
То в размере «Гайаваты»,
То в размере «Калевалы»
Попрыгунчиком хореем
Проведём самую судьбу,
И от смелости слепящей,
Как от мая одуреем,
Будто вещая кукушка,
Будто ворон на дубу.
Будто знаем всё мы сами,
Будто нити кукловода
К нам не тянутся, как к прочим,
Чтобы спеленать верней.
Будто есть на свете счастье
И заветная свобода,
Будто нам дадут шептаться,
Как сейчас, за склоном дней.
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
1.
«Материя устала...»
В. Набоков
Дом горит, а часы идут.
Круговой их мерный маршрут
Всё стремительней с каждой ходкой,
Всё упорней и злей спираль:
Март прошёл — вновь, глядишь, февраль
Возникает подводной лодкой.
Так воронка бурлит воды,
В точку стягивая следы
Всех усилий, координаты
Отменяя — быстрей! быстрей!
Посреди четырех морей
Не уйти от петли-расплаты.
Дом горит с четырёх сторон.
Что ни вести, то с похорон,
Что ни новости — сплошь пожары.
И четыре всадника вскачь
Пролетают. Им вслед — трубач.
Все, как мир, стары, но не стары.
И, пылая, дрожит земля,
Не слетишь чайкой с корабля —
Слишком мал этот шар для бега.
Ускользает смысл под ногой,
И выходишь, как есть, нагой
В белый космос чёрного снега.
2.
На глазах истончается ткань, решетится твердь,
Все на свете в сговоре, все, как есть, заодно:
Испаряется жизнь и рассасывается смерть,
На глазах истлевает в прах цветное наше кино.
То ли время вышло, то ли запас иссяк,
То ли нить с гнильцою, то ли купец ретив,
Только всё не ладно давно, всё давно не так,
И безбожно врёт знакомый с детства мотив.
Значит, время вышло и кончились наши дни,
Коли знак звериный всё ярче горит в сердцах,
И молчит пустыня, лишь небеса одни
Отрясают градом сгустившийся тучей страх.
КАРДИОГРАММА ЖЕЛАНИЙ
1. Уроки фэншуй
Список заветных желаний, составленный по фэншуй,
Скромен, но в то же время почти всеохватен.
Жалкая горстка пепла, как хотеньями ни бушуй,
Не заслонит судьбы невыводимых родимых пятен.
Что случилось — случилось. В юго-западный угол торшер
Установленный должен навеки привлечь партнёра.
Покупая бесстрастный компас, о чём мечтаешь, mon chere,
С чем в себе воюешь, из души своей,
тем не менее, не выметая сора?
Китайского с василеостровским
слишком гремуча смесь.
Посильнее, должно быть, альянса
французского с нижегородским.
Язычок прикусила на время дизайнерская
кастовая спесь,
Со всем своим реквизитом садо-мазо-никелево-броским.
Расчленёнкой веет от одного, от другого —
кодировкой чужой,
Собственный дух ослаб, вот и гоняются
то за драконом, то за трёхногой лягушкой...
Господи Боже, вытяни-ка нас самой задубелой
своей монотеистичной вожжой,
Проучи-ка как следует самой хитроумной своей
китайской ловушкой!
2. Скорбное бесчувствие
Кардиограмма желаний завершается
финишной ровной прямой,
Ни на что никакой реакции — чистый будда.
То ли святость при жизни, то ли кома перед чумой,
То ли простой отходняк после shopping-блуда...
Отвращенье к материи, побывавшей в мирских руках,
Как и к духу, прошедшему через мирское сознанье.
Хитроумный придумай коан, бритоголовый монах,
Удиви-ка опять смысловым крючкотворным вязаньем.
Просветлённым взором, уставленным в свой пупок,
Обнаружь в любой суете покой и нирвану.
Вечен каждый звук, что во тьме нам поёт сверчок,
Как любая фантомная боль, что грызёт виртуальную рану.
3. Открытие выставки «Три века русского
искусства» из ГРМ в Саратове
Саратовский телеоператор,
нервно высматривавший в видоискатель
губернатора Аяцкова,
адресные и прочие грамотно
выстраивавший планы,
в бейсболке, лихо надвинутой на лоб
задом наперёд,
так непристойно вдруг на банкете
через два стола впился взглядом,
что пришлось, задев локтём,
бутылку с водой опрокинуть,
устроив микропереполох
и переключив внимание
возбуждённой общественности.
Даже и не сфотографировала его,
вот ведь, а ведь хотела,
потому что внешнее сходство и внутреннее влечёт:
всё те же очки, и нос Буратино,
цвет волос с рыжиной и рост под два метра,
и даже походка — вразвалочку.
Все спецприметы наперечёт.
Только стёртое слово «типаж»
ничего здесь не объяснит,
ни о чём не напомнит,
лишь о мальчике Нильсе с гусями
да о стройотрядовском воздыхателе,
необоснованно желавшем большего
и изводившем необоснованной ревностью.
Ну, а всё остальное — в кодах других,
в тех, что сказать не под силу.
Оттого-то молитвы наши, увы, так жалки, невнятны, убоги,
что Господь им не внемлет...
А метро у них нет.
Зато грязи хватает с лихвой,
как разбитой военной техники
на Соколовой горе.
* * *
На подошвах своих землю свою не унесёшь,
Как и язык свой на кончике своего языка.
Оттого никуда не едешь, мучаешься, но живёшь,
Под живым движеньем лингвистического сквозняка.
Никому не нужный производитель печали, тревоги, тоски
В мире, где главный товар — оптимизм, удача, успех,
Всё чирикаешь в рифму, несвежую, как заношенные носки,
Как полковая девка, которой хватило на всех.
Если смысл и бывает в нетвёрдом земном пути,
То никак не в скоморошьем приплясыванье за сохой.
За рукой следи, за перстом, теплотою Божьей горсти,
Чтоб порхнуть оттуда, а не просыпаться
пылью,
сором,
трухой.
Публикация подготовлена Семёном Каминским.