ПРИВАЛ НА ОБОЧИНЕ. Эпизод первый

ПРИВАЛ НА ОБОЧИНЕ. Эпизод первый

Игорь ЦЕСАРСКИЙ

Замечу, вроде как невзначай, что остаюсь неисправимым идеалистом, несмотря на прозу издательской деятельности. Или, точней говоря, вертеп еженедельных выпусков.

Особенно по части Ташкента. Ташкентцы, уверен, поймут меня с полуслова, равно как и представители иных городов — восточных и не очень. Как у Киплинга — мы с вами одной крови. Или же одного города, района, махалли...

Идеализм мой проявляется в следующем: я реагирую, когда слышу от человека, что он мой земляк. Будто клапан какой-то внутри открывается — ведь, возможно, одними улицами ходили, на одних и тех скамейках штаны протирали, в одних и тех же девушек влюблялись... Это, пожалуй, не так, но в Ташкенте любили немножко приукрашать даже мрачноватую советскую действительность.

И не то чтобы мне не по душе москвичи или бобруйчане. Но реакция на них более спокойная. Что поделаешь. И в Москве, конечно, люди жили, и в Бобруйске, по-видимому, тоже.

Опыт, однако, подсказывает, что иммиграция растворяет некие чувства, будто сахар в кофе (я-то его в напиток не кладу, дабы не испортить), и что ташкентские люди, равно как и другие становятся суше, сдержанней и практичней. Вспоминаются молодые годы, когда мы пересекались с земляками в той же не очень дружелюбной к приезжим столице "нашей социалистической родины". Почему в кавычках? Просто со словом "нашей" очень плохо сочетается соцродина. Так вот, у любого, первого встречного земляка, мы спрашивали две простые вещи: есть ли у него пища и кров? И если в чем-то были проблемы, то сообща решали. В чужом и, повторюсь, неприветливом городе. Впрочем, то же происходило и в других городах, куда заносило ташкентцев.

Мне возразят: дружище, ты уехал в начале девяностых и плохо представляешь себя, что происходит ныне на просторах бывшего Союза. Ты не ведаешь, что узбеки, как и прочие азиаты, стали обычными гастарбайтерами, что некогда братские узы рассеялись, как дым над мангалом и что кроме ностальгических воспоминаний о неких временах, щедро накрытых дастарханах, шашлыке в Яме (т.е. во дворах за гостиницей "Москва", ныне "Чорсу") или джигар (шашлык из печени) на Чигатае, аромате с Алайского базара, разбавленного пива в парке Тельмана или стакана вина у Кукольного театра и прогретого солнцем Комсомольского озера, не осталось ровным счетом ничего. Да, кто-то благополучно слинял, как и ты, за рубеж, кто-то давно смирился с суетной московской жизнью, кто-то тянет лямку жизненных обстоятельств в невеселом, несмотря на обилие солнца, городе Ташкенте.

Я не спорю. Тем более что избегаю оценок того, что далеко и непрочувствованно собственной шкурой. Этим, увы, грешат многие мои коллеги в бойких статьях или диалогах у микрофона студии "Эха Москвы". В принципе, и у американцев, которые спикают по-русски, такой зуд наблюдается, но тут уж бог им судья.

В Чикаго, на самом что ни на есть американском Мидвесте, ташкентцев заметно меньше, нежели в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или Филадельфии. Они попривыкли к ветрам и холодным зимам, к отсутствию узбекских ресторанов, где бы приготовили так, как надо. О других и говорить незачем. Они работают, как и все окружающие; они отдыхают, готовя иногда плов и созывая гостей, которые по достоинству оценивают кулинарные изыски и готовы даже попробовать есть плов ложкой, а не вилкой. И я порой угадываю характерный ташкентский говор, несколько разбавленный английскою мовою. Казалось бы, в редкие минуты отдыха можно взять и настроить душу на тепло-дружественную волну и за пиалкой чая после традиционного репертуара (благо, узбекская кухня горазда на любые фантазии), вспомнить о былом, потравить анекдоты и обязательно сказать, что мы сделали правильный выбор. Ведь прошлое не только повод для позднего сведения счетов с советской властью, с антисемитизмом и прочими гнусностями. Прошлое еще и молодость, которая по-своему хороша даже в странах, где нет еще "Макдональдса" и "Старбакса". И вспоминая о чем-то хорошем, мы лучше относимся к текущему времени и событиям сему времени сопутствующим.

Но земляки стали суше, сдержанней и практичней. И что-то мне подсказывает, что ходили мы разными улицами и девушки-таки были у нас разные...