ПРИГОВОРЕННЫЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ

ПРИГОВОРЕННЫЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ

Из цикла "Неизвестные истории об известных евреях". Карл Радек (настоящая фамилия — Собельзон)

В отдельном кабинете дорогого ресторана сидел человек среднего роста в добротном костюме. Его чуть продолговатое лицо, украшенное круглыми очками и овальной бородкой, вызывало симпатию и доверие. Потому официант уже в третий раз подходил к нему в ожидании заказа, но посетитель вежливо, на отменном немецком с берлинским акцентом, заказывал только чашечку кофе, объяснив, что ждет партнера по деловым переговорам. Официант тоскливо вздыхал (видно ему не дождаться тут хороших чаевых) и так же бесшумно, как и появлялся, исчезал. Гость машинально отметил эту деталь, вынул золотой брегет и посмотрел на циферблат. Встреча была назначена на семь часов: оставалось всего две минуты. Если только встреча эта состоится... Он достал из левого кармана пиджака трубку, поддержал ее несколько секунд в руках и, вздохнув, положил обратно.

В этом мгновение в кабинет заглянул коренастый парень с явно армейской выправкой. Он сдержанно поздоровался с сидевшим, внимательно осмотрел помещение и, сухо кивнув, быстро вышел. И тут же, вслед за ним, в комнату вошел высокий, худощавый мужчина лет шестидесяти. Узкие скулы, жесткий взгляд и старый шрам, прочертивший левую щеку почти от виска до самого подбородка, выдавали профессионального военного.

Вошедший постоял немного возле стола, ожидая приглашения сидевшего. Тот показал на пустой стул, стоящий напротив:
— Прошу вас!

Мужчина присел, дождался появление официанта, придирчиво просмотрел меню, остановившись на трех блюдах, и вопросительно взглянул на своего визави.
— Мне тоже самое, — сказал тот.

Официант, обрадовано кивнув, поспешно вышел и сидящие в комнате остались одни.
— А вы готовы к компромиссам, герр... — предположил мужчина со шрамом.
— Штайнер, — подсказал человек с бородкой. — У меня документы на эту фамилию.
— Да бросьте, — скривил кончики губ собеседник, — к чему нам натягивать на себя чужие маски, господин Радек? Ведь вы прекрасно знаете меня, а я — вас. Заочно, разумеется.

— Конечно, генерал Ханс фон Сект. Просто правила конспирации требуют некоторой осторожности.
— Какая осторожность? — поморщился генерал. — Ресторан окружен моими людьми, сюда и мышь не проскользнет. Итак, чего хочет победившая своих врагов красная Россия от побежденной Европой и Америкой Германии в январе 1922 года?
— Наше правительство заинтересовано в сотрудничестве с руководством вашей страны... — осторожно начал Радек.

— Вы ведь у нас нелегально, — усмехнулся фон Сект. — Все еще пытаетесь раздуть в центре континента пожар мировой пролетарской революции?
— Мои планы несколько изменились...
— Пожалуй, — согласился генерал. — Мы умеем наводить справки. Молодой радикал Карл Радек в 1907 году был выслан из Российской империи в Австро-Венгрию, где и находился около года. Именно там начал публиковаться в немецких социал-демократических изданиях, после чего окончательно перебрался в Германию. Слушал лекции в Лейпцигском университете. С началом войны, будучи интернационалистом, перебрался в Швейцарию, участвовал в революционном движении. В 1917 году от имени большевиков вел переговоры в германском посольстве, потом представлял Россию в Бресто-Литовских мирных переговорах, но не считал достигнутое соглашение справедливым и в 1918 году примкнул к левым коммунистам. Затем организационная работа в Коминтерне на центрально-европейском направлении, после чего — тайное возвращение в Германию для сплочения местных коммунистов и их союза с социал-демократами. То, что многие из нас называют подрывной деятельностью. Был арестован в январе 1919 года в Берлине, а освобожден только в декабре на условиях прекращения антигерманской деятельности. Выдворен из страны. Однако в 1920 снова пожаловал к нам, где и продолжил свою работу, пытаясь объединить все левые силы Германии. Согласно агентурным сведениям, в последнее время несколько разочаровался в поставленной Москвой целью, но свой долг будет выполнять до конца. Отважный революционер, хороший организатор, осторожный переговорщик, с трудом меняющий свои убеждения. Свободно владеет немецким, идишем, русским и польским языками. Кажется, все правильно?

— Вы прекрасно информированы, господин главнокомандующий, — заметил собеседник. — Я узнал о себе много нового. В свою очередь мог бы поделиться с вами слухами о тайном участии генерала фон Секта в попытке военной диктатуры марта 1920 года, но, думаю, вы об этом прекрасно знаете сами?
— Рейхсверу не стоит вмешиваться в политическую жизнь страны, — заметил генерал. — Армия должна защищать отечество, а не участвовать в дележе государственного бюджета. Кого вы представляете на самом деле, господин Радек? Я бы хотел услышать конкретное имя! Ленин, Троцкий, Сталин, Зиновьев?
— Я представляю Наркомат иностранных дел.

— Значит, Чичерин. Он был неплох во время переговоров с нами: лоялен и уступчив. Мне нравятся такие люди. Так что же вас интересует?
— Мы рассчитываем на взаимовыгодные поставки из Германии. Военная техника, стрелковое оружие, амуниция, опытные инструкторы, строительство фортификационных сооружений... Круг возможностей весьма велик и, при удачном стечении наших взглядов на данный вопрос, в переговоры вступят технические специалисты, которые, думаю, быстро договорятся между собой.

— Предложение интересное. Хотя я бы на вашем месте не рискнул обращаться с подобной просьбой к проигравшей стороне — ведь есть победители! У побежденных обычно смутное будущее.
— Победители все еще упиваются своей победой, — улыбнулся Радек, — к тому же Москве всегда было проще найти общий язык с деловым Берлином, нежели с чопорным Лондоном или зазнавшимся Парижем. К тому же, насколько нам известно, немецкая военная промышленность развивается бурными темпами... — Это не совсем точная информация, — отмахнулся генерал, — и я бы не стал доверять ей полностью. А чем вы собираетесь расплачиваться? Реквизированным имуществом российских капиталистов или ценностями, отобранными у церквей и храмов?
— Разве вас волнуют такие вопросы? — спросил собеседник. — Ведь это не ваши церкви.

— Вы правы, — ответил фон Сект, — просто, если я задаю вам такой вопрос, то, вполне возможно, что потом его зададут мне.
— Но ведь вы сумеете на него ответить?
— Без сомнения...
Вошел официант, расставил блюда на столе, и на это время собеседники благоразумно перевели беседу в иное русло.

— Мы, немцы, слишком сентиментальны, — заметил генерал. — У меня есть офицеры, неспособные даже смахнуть рукой муху, присевшую на их лоб, настолько они дорожат чужой жизнью.
— По военным действиям, которые шли в течение четырех лет, этого не скажешь, — иронически заметил Радек.
— Я имел в виду штабных офицеров, — пояснил главнокомандующий Рейхсвера, — муху им жалко, а тысячи солдат одним росчерком пера могут отправить на верную смерть. Для них это — всего лишь пара дивизий на особо опасном направлении удара противника. Вы ведь не воевали?

— Воевал, и не теряю надежды еще повоевать... За свои идеалы... — ответил собеседник.
— Да вы оптимист, — заметил генерал. — Я придерживаюсь более пессимистической позиции — в ближайшие двадцать лет войны не будет: нам надо собраться с силами.
Официант ушел, и можно было продолжить переговоры.
— Мы не против помочь России, — сказал фон Сект, — но круги, которые я представляю, настораживает одна деталь: вы усиленно вмешиваетесь во внутренние дела других стран, прежде всего Германии, всячески поддерживая коммунистические партии и левые движения. А нам, кадровым военным, не по душе эти воинствующие анархисты!
— Ну а вы скрытно помогаете национал-социалистам и их лидеру Адольфу Гитлеру, — возразил Радек. — Кстати, лозунги НСДАП во многом близки коммунистическим. Мы, скорее, идейные союзники, нежели противники. И в будущем, уверен, это наглядно проявится!

— У них в программе не последнее место занимает антисемитизм, — заметил генерал, — а вы, если мне не изменяет память, еврей, как и кое-кто в вашем руководстве?
— Когда человек становится коммунистом-интернационалистом, он теряет свою национальность, — пояснил очкарик. — Для нас голос крови мало что значит.
— Мне трудно с вами согласиться, — сказал фон Сект, — но подобные вопросы не должны мешать нашим переговорам. Будем надеяться на взаимовыгодное сотрудничество. Однако никаких революций — ни к чему хорошему они не приведут!
— Обещаю не вмешиваться в ваши внутренние дела, — торжественно произнес Радек. — Тем более что на это у меня нет никаких полномочий.
— Тогда мы можем спать спокойно, — усмехнулся генерал. — А что касается вашего предложения, оно будет передано соответствующим лицам, рассмотрено, и в ближайшее время получит ответ. В этом можете не сомневаться.

* * *
Однако на этот раз "высоким договаривающимся сторонам" так и не удалось прийти к консенсусу (скорее всего, не сошлись в цене). Что не помешало продолжить подобные переговоры в дальнейшем. С нацистами оказалось легче договориться, чем с руководителями Веймарской республики.

Карл Радек не сдержал своего слова, прибыв в Германию для руководства вспыхнувшим там восстанием рабочих. Он собирался сражаться с буржуазной демократией, объединив коммунистов, социалистов и национал-социалистов. Но восстание было подавлено... генералом фон Сектом, взявшим на себя в тот период всю исполнительную власть.
Как считают историки, именно на этом неудавшемся восстании Радек и "сломался" (его обвинили в поражении новой немецкой революции), после чего, легко меняя свои взгляды и убеждения, стал настоящим конформистом и сыграл одну из самых зловещих ролей в механизме сталинской чистки конца тридцатых годов. Выступив вначале зачинщиком гонений на Зиновьева и Каменева, а затем, когда уже был сам арестован в октябре 1936 года, оговорив многих своих товарищей по партии... По официальной версии, он был убит в Верхнеуральском политизоляторе другими заключёнными 19 мая 1939 года...

Ян ЗАРЕЦКИЙ, Еженедельник "Секрет" (velelens.livejournal.com)