ШЕЛКОВЫЕ ШНУРКИ НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ

ШЕЛКОВЫЕ ШНУРКИ НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ

Антон ГЕЙН, февраль 2012 г.

Древнеримский поэт и философ-стоик Луций Анней Сенека (или просто Сенека) родился в 4 году до н.э. в патрицианской семье. Принадлежал к привилегированному сословию всадников.

Нерон Клавдий Цезарь Август Германик (или просто Нерон) происходил из плебейского рода, что, однако, не помешало ему стать римским императором. Жизнь его была короткой, но насыщенной неординарными поступками: от убийства собственной матери и брата до празднования свадьбы со своим любовником-евнухом.

На двенадцатом году своего правления Нерон принудил к самоубийству Сенеку, занимавшего в то время высшую государственную должность консула. В качестве альтернативы бедолаге-философу предлагалась публичная казнь. Сенека оценил благородство предоставленного кесарем выбора и вскрыл себе вены.

Схожим образом поступали правители Османской империи. Утратившему доверие визирю нарочный доставлял пакет, в котором находился изящно уложенный плетеный шелковый шнур. Комментариев к посылке не требовалось, — получивший ее несчастный и сам знал, что ему делать со змееподобным скользким подарком, который не нуждался даже в намыливании. Трясущимися руками обреченный судорожно связывал несложный узел, и вскоре его висящее в петле тело становилось для коллег-чиновников очередным неопровержимым доказательством беспредельной и незыблемой власти султана. Не желающие употреблять шнурок по назначению в качестве альтернативы получали из рук правителя изысканнейшее угощение — чашечку ароматного кофе с бриллиантовой пылью и потом долго и мучительно умирали, испытывая нечеловеческие боли от разрезающих кишечник тысяч крошечных алмазных лезвий.

Кому-то может показаться, что подобные истории случались исключительно в далеком прошлом. Тем не менее, они сплошь и рядом происходят и в наши дни. Например, 24 сентября прошлого года всякий желающий мог наблюдать публичное самоубийство высшего должностного лица крупнейшей страны мира. При большом стечении визирей и консулов в присутствии главных государственных вельмож гарант конституции и верховный главнокомандующий великой державы вынул из кармана шелковый шнурок (имевший в тот раз вид листка с текстом) и приступил к делу.

В процессе суицидального перформанса зрители узнали примерно следующее. Самоубийца в своей политической смерти просит никого не винить. Происходящее является глубоко продуманным и исключительно самостоятельным шагом. Будучи профессиональным юристом и ученым-правоведом он требует квалифицировать свои действия как неспровоцированный бытовой суицид. Находясь в здравом уме и твердой памяти, он добровольно отказывается от высшей государственной должности огромной страны в пользу ее национального лидера, фактически правящего ею двенадцатый год. Предположения о том, что его политическая жизнь заканчивается в результате эвтаназии, осуществленной упомянутым лидером (а также крестным отцом и лечащим врачом самоубийцы), не имеют под собой никаких рациональных оснований.

Суицидент произносил текст прощальной записки, несомненно находясь в высочайшем градусе возбуждения, так что можно предположить, что говорил он так называемую правду. Правдивым, по крайней мере, выглядит сообщение о том, что он получил шнурок от нацлидера еще четыре года назад в виде подарочной закладки к халявному президентскому удостоверению. Что с самого начала смирился со своей участью грелки монаршего кресла и покорно ждал последнего часа, управляя великой страной под фонограмму своего патрона. Держался гарант и главнокомандующий в целом молодцом, обаятельно улыбался и лишь иногда непроизвольно кривил губы, как собирающийся заплакать обиженный карапуз. И обратился в политический труп еще до окончания своей позорной речи.

Часть тех, кто наблюдал за захватывающим действом через телекран (ну как тут не вспомнить Оруэлла!), почувствовали себя оскорбленными циничным спектаклем. Окончательно разбудили зрителей состоявшиеся вскоре парламентские выборы, разудалая приблизительность которых заставила их выйти на улицы родных городов. Лозунг протестов был трогательно незамысловат: "За честные выборы". Мысль эта, самоочевидная для любого западного человека, в устах неофитов от демократии прозвучала свежо, актуально и смело. Однако пикантность ситуации заключалась в том, что выбора-то никакого не было. В самом деле: выбор между нацлидером и любым из его оппонентов, допущенных к голосованию по сути являлся тем самым выбором между казнью и самоубийством, который без малого две тысячи лет назад был любезно предложен Нероном Сенеке. То есть был очередным шелковым шнурком, вручаемым электорату в качестве светлого будущего.

Наиболее продвинутая часть протестантов несла еще более вызывающие плакаты: "Ни одного голоса за национального лидера!". На естественный вопрос: "А за кого ж тогда?" горячие головы отвечали: "Да за кого угодно, лишь бы не за него!". Тогда условный въедливый оппонент напомнил, что следующим по популярности идет осанистый мощный старик, продолжающий дело, начатое сотню лет назад его идейным предшественником и даже внешне напоминающий скульптурные изображения вождя революции. Того самого вождя, который впоследствии был объявлен государственным преступником, однако в виде мумии и поныне выставлен на обозрение в стеклянном гробу на главной площади страны. Здесь горячие головы слегка бледнели от волнения и с видом людей, решившихся на сделку с дьяволом ради лучшего будущего родины, с вызовом заявляли, что в критической ситуации нужно преодолевать природную брезгливость и, зажав нос, голосовать за кандидата от коммунистов. То есть вместо ненадежных шнурков выбирать толстый и прочный красный канат, безотказно работающий в качестве коллективной удавки.

Таковой была реакция на выходки власти так называемых "рассерженных горожан", которые в огромной стране составляют очевидное меньшинство. Что же до большинства, то оно на первый взгляд безмолвствует или, как говорят социологи, "затрудняется ответить". Если, конечно, не считать выражением народного мнения высказывания суровых рабочих уральских заводов, свезенных на встречу с нацлидером на электричках и автобусах и пообещавших приехать в столицу для помощи в разгоне несогласных. Или недавно состоявшийся масштабный провластный шабаш на Поклонной горе.

Однако угрюмое молчание большинства не таит в себе никакой интриги. Большинство не сделает единственно возможного в сложившейся ситуации спасительного шага — не проигнорирует заведомо жульнические выборы. 4 марта оно, как стая перелетных птиц, потянется к нарядно-прозрачным избирательным урнам, осененным дорогущими, но совершенно бесполезными веб-камерами. Пожилая его часть, взращенная на октябрятских звездочках, пионерских галстуках, комсомольских значках и передовицах "Правды" по старинке проголосует за мощного старика-коммуниста.

Другая — заметно меньшая — отдаст свои предпочтения стареющему клоуну, который двадцать лет назад заворожил взлохмаченную перестройкой страну своими экстравагантными прожектами. Совсем немногие поверят во внезапную строптивость многолетнего соратника нацлидера. И совсем уж ничтожная группа чудаков поставит галочки против фамилии двухметрового олигарха — короля никеля и завсегдатая Куршевеля. Основная же масса — кто по приказу начальства, кто в ожидании обещанных подачек, кто по недостатку информации проголосует за единственного в стране человека, распоряжающегося раздачей шелковых шнурков. Который, вероятнее всего, победит в первом же туре. И вся весенняя романтика на этом закончится. Как говорится, март наступил и грачи прилетели.

Произойдет это по той простой причине, что означенный распорядитель шнурков выиграл выборы совершенно в китайском стиле, то есть до их начала, не позволив реальной оппозиции самоорганизоваться и выдвинуть конкурентоспособных лидеров. Фальсификации, конечно, будут, но голосов ему явно хватит даже при честном подсчете.

И это — будем объективными — закономерный результат. Результат безразличия масс к действиям власти и презрения к закону на фоне уверенности в особой духовности своей страны и высокомерной подозрительности к окружающему миру.

Вообще говоря, было бы даже странно, если бы все изменилось в одночасье. Если бы вдруг прискакал Георгий Победоносец и острым копьем замочил в сортире ненавистного Змия. Так не будет. Слишком быстро промчался над страной перестроечный ветер, задев лишь верхушки деревьев и оставив после себя небольшую зыбь на море. Внизу же все осталось как всегда. Ни адекватного осознания исторической роли страны в мире, ни покаяния в геноциде собственного народа и порабощении соседних стран, ни даже ритуального выноса мумии исторического госпреступника из мавзолея так и не произошло.

Соответственно есть смысл воспринимать происходящее не как долгожданные окончательные перемены, ведущиe к немедленному воцарению демократии, а как вторую и, вероятно, не последнюю волну перестройки. Хотя философское восприятие этого волнового процесса отнюдь не отменяет жесткой борьбы и с паханами-нацлидерами, и с ничтожными псевдогарантами псевдоконституции, по которым плачут шелковые шнурки. И если борьбу эту настойчиво продолжать, то в один отдаленный прекрасный день нероны возможно перестанут выигрывать хотя бы в честных выборах. А пока, увы — рановато.

Хотя, в истории случается всякое. Вседозволенность и безграничность власти сыграли с тем же Нероном злую шутку. Налоги, которыми он обложил провинции, превысили всякие границы разумного. Первым не выдержал наместник Галлии Виндекс, и в 68 году, собрав свои легионы, двинул их против императора. Его поддержал наместник Тарраконской Испании Гальба. Каждая победа прибавляла мятежникам новых сторонников, и через несколько месяцев стало ясно, что дни Нерона сочтены. Приближенные перестали подчиняться его приказам. Прибывший курьер, сообщил, что Сенат объявил Нерона врагом народа и собирается публично его казнить. Император оказался перед тем же выбором, перед которым он три года назад поставил Сенеку: быть казненным или покончить с собой. Он бродил по пустому дворцу, в поисках солдата, который мог бы его заколоть, и не мог решиться сделать это сам. Когда послышался стук копыт, Нерон с помощью своего секретаря перерезал себе горло.

Подобные истории опять-таки сплошь и рядом повторяются и сегодня. Взять хоть так называемую "арабскую весну" — Ливию, Египет, Сирию. Там терпение рассерженных горожан лопнуло, и они из митинговых протестантов превратились в вооруженных инсургентов, готовых постоять за свои цели.
Удастся ли избежать этого России?