МАТАТИЯГУ ДРОБЛЕС: \"В СПОРАХ С БЕГИНОМ ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ВСЕГДА БЫЛО ЗА МНОЙ\"

МАТАТИЯГУ ДРОБЛЕС: \

На первый взгляд, здание Государственного архива сионизма, расположенное при въезде в Иерусалим, рядом с "Биньяней-а-ума", кажется островком умиротворенности в океане столичных страстей. Но стоит войти в просторный вестибюль, спуститься на лифте на четвертый (конструкция элегантно вписана в гору) этаж и оказаться в кабинете директора архива Мататиягу Дроблеса, как сиюминутные проблемы Израиля захлестывают меня с новой силой. Архивная тишина? Какое там! Телефон в скромном (спартанская обстановка) кабинете звонит беспрестанно. Жестом пригласив меня присесть, Дроблес увлеченно рассказывает своему невидимому собеседнику, что с 1 марта архив заживет новой жизнью

— Все документы, которыми мы располагаем, будут выложены на сайте в Интернете, — говорит Дроблес. — На подготовку потребовалось немало времени, но сейчас мы уже на финишной прямой…

Глядя на этого энергичного человека, никак не скажешь, что ему 81 год.
— Я "поляк", родился в Варшаве, — рассказывает Мататиягу Дроблес. — В начале Второй мировой войны мы с родителями, старшей сестрой и младшим братом были брошены в Варшавское гетто. Мне было семь лет. Родителей нацисты уничтожили, а мы чудом уцелели… С 1943-го по 45-й год я скрывался в лесах. От смерти меня спасли польские партизаны. После войны мы с братом и сестрой уехали в Буэнос-Айрес. Образование я получил в Аргентине, оттуда и репатриировался в 1950 году. Брат приехал в Израиль вскоре после меня, а сестра вышла замуж и осталась с семьей на чужбине…

В Израиле Мататиягу Дроблес познакомился с Менахемом Бегином и стал одним из его преданных сторонников и соратников. Вступил в ГАХАЛ (основанный Ариэлем Шароном альянс правых сил, на базе которого в 1973 году был создан "Ликуд"), избирался депутатом кнессета 7-го и 8-го созывов. После победы "Ликуда" на выборах 1977 года, вошедшей в историю как "переворот" (впервые к власти в стране пришла оппозиционная партия национального лагеря), Дроблес заскучал.

— Я пришел к Бегину и сказал: "Хочу уволиться из кнессета и начать работать в поселенческом отделе", — вспоминает он. — Бегин несказанно удивился: "Почему?!" Пришлось объяснить: "Я всегда мечтал основывать новые поселения". Глава правительства помрачнел: "Оставь эту затею: мапайники тебя проглотят и не подавятся".

Проблема заключалась в том, что до победы "Ликуда" на выборах поселенческий отдел находился под полным контролем МААРАХа.
— Хотя на его знаменах был начертан сионистский лозунг "Заселение Эрец-Исраэль", осваивали только земли в пределах "зеленой черты", — говорит Дроблес. — А сейчас "Ликуд" пытается посягнуть на святая святых и взять поселенческий отдел под свой контроль?! Таков был ход мысли Бегина. Но я настаивал, и Бегин уступил…
В 1978 году Дроблес был назначен главой поселенческого отдела Всемирной сионистской организации (ВСО).

— На этом посту я работал 15 лет, до 1992 года, — рассказывает он. — При вступлении в должность я поставил перед собой одну-единственную цель: заселить необжитые просторы Эрец-Исраэль. В основном речь шла о территориях, освобожденных в Шестидневную войну. Однако после одержанной ЦАХАЛом победы у власти по-прежнему оставался МААРАХ: Рабин, Эшколь, Голда Меир… Результатом их политики стал тот факт, что за десять лет, минувших после Шестидневной войны, на всей территории Иудеи, Самарии и сектора Газы поселились всего 3700 еврейских граждан. Большинство из них жили в Гуш-Эционе. Легитимность заселения этого региона даже МААРАХ не ставил под сомнение: до провозглашения государства там существовали три кибуца, на их территорию евреи и вернулись. Несколько сот человек жили в поселке Кирьят-Арба, основанном равом Левингером. Вместо Себастии по решению Рабина неподалеку от армейской базы Кдумим было основано поселение. Прибавьте к этому Офру и Нецер-Хазани в секторе Газы — вот, пожалуй, и всё…

Не менее проблематичная ситуация сложилась и в Галилее.
— Относительно ее заселения среди израильских политиков не было никаких разногласий, но новые поселки основывали там очень медленно: большинство жителей огромного региона составляли арабы, — объясняет Мататиягу Дроблес. — Я предложил правительству собственную модель, суть которой сводилась к тому, что заселять Галилею следует параллельно с Иудеей и Самарией, а основным занятием первопроходцев станет сельскохозяйственное производство. Заниматься сельским хозяйством в условиях здешнего засушливого климата можно лишь в том случае, если к участку земли подведен водовод и создана система орошения.

— Что представляла собой бюрократическая процедура, которую следовало пройти, чтобы основать новый поселок?
— Для того чтобы основать новый ишув, правительство Израиля должно было принять соответствующее решение, — говорит Мататиягу Дроблес. — Вначале такое решение принимала комиссия по поселенческому движению. Возглавлял ее Арик Шарон. Я передал ему карту, на которую мы нанесли точки, где должны быть основаны новые еврейские поселения. Разрабатывали мы эту карту на основании проведенного нами исследования. В мой план входило создание поселений, рассчитанных на 100 тысяч евреев. Из-за этого все вокруг высмеивали и подкалывали меня. Критики предложенной мною модели были правы — я действительно ошибся. Потому что в настоящее время в Иудее и Самарии живут не сто, а триста семьдесят тысяч евреев!

— Что требовалось сделать в те годы, чтобы основать поселение?
— Главный принцип нашей работы заключался в том, что новые поселения создаются только на землях, принадлежащих государству. Мы пометили на карте территории, которые можно как с практической, так и с юридической точки зрения заселить и обжить. И хотя уже на первом этапе мы столкнулись с сопротивлением всевозможных "общественников", еврейских и арабских, это нас не только не остановило, но даже подстегнуло: действовать надо без промедления.

— Но можно ли быстро заложить целый поселок?
— Да, если очень захотеть! Первым делом к участку государственной земли следует проложить дорогу, провести воду и электричество. В конце 70-х в Иудее и Самарии не было ни нормальных шоссе, ни водопровода, ни электричества, ни поликлиник, арабы жили в своих деревнях, как в джунглях. Обычно на первом этапе мы обеспечивали семьи первопроходцев 10-15-ю строениями: несколько асбестовых времянок и два-три "здания" общественного назначения — синагога, небольшой клуб и продуктовая лавка. Государству прокладка объектов инфраструктуры обходилась относительно недорого, примерно в миллион-полтора долларов. При этом основать новый ишув удавалось в рекордно сжатые сроки, примерно за две недели. За это время мы успевали обеспечить первопроходцев генератором, чтобы у них было электричество. Единственное, чего мы категорически не допускали, чтобы люди жили в палатках: зимы в Иудее и Самарии очень холодные.

На следующем этапе, рассказывает Дроблес, специалисты поселенческого отдела делили территорию поселка на участки, каждый площадью 500 квадратных метров.
— Произведя парцелляцию, мы обращались непосредственно к жителям будущего поселка и предлагали каждой семье участок, на котором после получения ипотечной ссуды она сможет построить дом, — рассказывает он. — Часть поселенцев выкупили у государства времянки и на их месте построили собственные дома, другие получили совершенно пустые участки. Таким способом в невообразимо короткий срок мы основали в Иудее, Самарии и в Гуш-Катифе 130 новых еврейских поселков.

Эрец-Исраэль: динамика заселения
Мататиягу Дроблес извлекает из архива и разворачивает старую карту, на которой отражена вся динамика заселения Эрец-Исраэль, начиная с 19 века.
— Видите синие точки на карте? До переворота 1977 года и прихода "Ликуда" к власти все эти земли пустовали, были заброшены, никто на них не жил — ни евреи, ни арабы, — объясняет он. — А вот таблица, отражающая процесс заселения Эрец-Исраэль с 1897 года. Обратите внимание: в 1900 году — ноль, то есть за год не было основано ни одного еврейского поселения, с 1901-го по 1906 год евреи основали 7 новых поселков, а с 1907-го по 1912-й — 8…

Активизировалось поселенческое движение незадолго до начала Первой мировой войны, с 1913-го по 1924 год, в Эрец-Исраэль было основано 22 новых населенных пункта, а с 1925-го по 1930-й на карте Палестины появилось еще 28 еврейских поселков…

— Пиком стал период между 1931-м и 1936-м годами: первопроходцы основали 64 населенных пункта, — говорит Дроблес. — И даже за период с 1937-го по 1947 год, на фоне Второй мировой войны и Холокоста, было основано 125 еврейских городов и поселков.
Новый беспрецедентный подъем сионистского движения пришелся на 1948-1950 годы. После Катастрофы в Эрец-Исраэль хлынул поток беженцев не только из Европы, но и из арабских стран, и здесь был основан 261 населенный пункт, а с 1951-го по 1955 год — еще 122.

— Закладывало новые поселки правительство МААРАХа, — рассказывает Дроблес, — но к началу 60-х темпы освоения земель Эрец-Исраэль резко снизились. Например, за период с 1956-го по 1960-й был основан 41 населенный пункт, с 1961-го по 1963-й — 9, с 1964-го по 1966-й — 13. С 1967-го до 1971 года на карте Израиля появилось 33 населенных пункта. Строили их где угодно, кроме Иудеи и Самарии.
Ситуация резко изменилась после прихода "Ликуда" к власти. Всего за 5 лет (с 1977-го по 1982 год) на карте Израиля появилось 205 новых населенных пунктов, большинство — в Иудее, Самарии и секторе Газы. Параллельно евреи начали активно перебираться в Галилею и на Голаны.

— В первые годы после провозглашения государства в Галилее появилось 27 новых населенных пунктов, но движение на север очень быстро иссякло, — говорит Мататиягу Дроблес. — Если бы после переворота 1977 года поселенческий отдел не включил в свой план Галилею, сегодня число населяющих ее арабов достигло бы критической массы, и они могли бы потребовать предоставления им автономии. Всего за пять лет, с 1977-го по 1982-й, мы основали в Галилее 64 еврейских населенных пункта!

Прецедент Элон-Море
В конце 70-х — начале 80-х израильские СМИ еще не утратили духа сионизма, и в газетах Мататиягу Дроблеса называли "отцом поселений в Иудее и Самарии".

— Каждый созданный там поселок действительно является моим детищем, — говорит он и приводит такую историю: — Основали мы новое поселение неподалеку от Шхема и назвали его Элон-Море. Однако группа "доброхотов" подала иск в Высший суд справедливости, и тот удовлетворил их апелляцию, постановив, что в течение 60 дней правительство обязано полностью освободить "незаконно" застроенный земельный участок, вывезя оттуда все строения и изгнав поселенцев. Я бросился к Бегину… В наши дни ты можешь позволить себе спорить с премьером, а тогда… Тем не менее, последнее слово в спорах с Бегином всегда было за мной.

— И как же оно звучало, ваше последнее слово?
—Я говорил: "Да, господин Бегин, хорошо, будет сделано!" — улыбается Дроблес. — Ну не мог я позволить себе пойти наперекор Бегину. Вместе с тем, решение БАГАЦа не укладывалось у меня в голове: неужели Элон-Море действительно придется снести?! Бегин выслушал меня и сказал: "Мати, в Иерусалиме есть судьи, и если суд принял решение, которое не по душе ни тебе, ни мне, мы обязаны подчиниться. Прошу, освободи тот участок, иначе нас обвинят в неуважении к суду". Отказать Бегину я не мог, но и снести основанное нами поселение рука не поднималась: меня учили строить, а не разрушать!

Дроблес оказался перед непростой дилеммой.
— Поначалу я решил уйти с поста главы поселенческого отдела, но позднее, посоветовавшись с друзьями, понял: выхода нет, решение БАГАЦа придется выполнить, — вспоминает он. — Приезжаю в Элон-Море. Зима, холод собачий… Мы стали рыскать вокруг в поисках принадлежащего государству земельного участка, на который можно было бы перенести уже сооруженные строения. И нашли! Буквально в полутора километрах от Элон-Море. Но вот беда: подъездная дорога к участку не проложена, а сам он находится в лесной чаще, так что до весны к нему не подобраться — не пойдут трактора в гору, увязнут в непролазной грязи… На "эвакуацию" Элон-Море суд выделил правительству 60 дней. Как же быть?

Внезапно Дроблеса осенило: незадолго до того как БАГАЦ вынес решение относительно сноса Элон-Море, армия провела на Синае крайне нестандартную операцию.
— Вертолеты подняли в воздух несколько электрогенераторов и перенесли их в другое место, — рассказывает он. — На меня это произвело огромное впечатление, и я подумал: а почему бы не перенести Элон-Море на новое место при содействии ВВС ЦАХАЛа?

Со своей дерзкой просьбой Дроблес обратился к министру обороны Эзеру Вейцману.
— Тот меня послал подальше, причем в таких выражениях, воспроизвести которые я сейчас не осмелюсь, — вспоминает он. — А время летит, часы тикают, нам необходимо не просто основать новый поселок, но перенести на другое место уже существующий… В те годы никому и в голову не пришло бы выбросить поселенцев из их домов. Ведь эти люди сознательно обосновались в двух шагах от Шхема, хотя в том месте не было открыто нефтяное месторождение и добычей золота там не занимались. Люди отправились в полную неизвестность, руководствуясь сионистскими, патриотическими побуждениями, они откликнулись на призыв правительства, а государство решило их за это наказать?! Снос поселка нанес бы тяжелейший удар по общественной морали. Пришлось мне снова пойти к Бегину и убедить его, что если мы перенесем Элон-Море на полтора километра, ничего страшного не случится.

Бегин выслушал Дроблеса и одобрил его идею, после чего спросил: "А от меня ты чего хочешь?" "Я уже обращался к Вейцману, просил выделить нам армейские вертолеты, но Эзер послал меня к чертям", — ответил Дроблес. Бегин тут же вызвал секретаршу: "Попросите Эзера немедленно явиться". Вейцман не заставил себя ждать. Увидев Дроблеса в кабинете премьера, он сходу смекнул, в чем дело, и не преминул отпустить в адрес главы поселенческого отдела пару "теплых" слов, однако Бегин прервал министра: "Успокойся, Эзер! Мати наш человек, он строит Эрец-Исраэль. У меня к тебе просьба: помоги ему во всем, что ему потребуется. Выйдите в другую комнату и договоритесь".

— Я снова объяснил Вейцману, что в лес на холме, возвышающемся над Шхемом, с вертолетов нужно будет спустить 12 компрессоров, три мощных трактора и кое-что еще, — вспоминает Дроблес. — Эзер воскликнул: "Ты с ума сошел" Для этого тебе потребуется весь ЦАХАЛ!". Я сказал: "До истечения срока, выделенного БАГАЦем на ликвидацию Элон-Море, остается 45 дней. Если мы организуем работу в двух направлениях — начнем прокладку подъездной дороги к новому месту и параллельно по воздуху доставим туда все необходимое, — то наверняка успеем уложиться в срок, так что поселенцы бездомными не останутся"… По-моему, с таким остервенением Вейцман еще никогда не матерился. Но вертолеты нам выделил.

Операция по доставке по воздуху тракторов и компрессоров, впрочем, померкла на фоне непреклонности поселенцев. Многие заявили, что не уйдут из Элон-Море ни при каких обстоятельствах: "Пускай власти тащат нас за руки и за ноги прямо в тюрьму!"

— Я очень любил этих людей и чувствовал, что являюсь неотъемлемой частью поселенческого движения, — говорит Дроблес. — Они, в свою очередь, относились ко мне с такой же любовью. Но выхода не было. В конце концов мы договорились, что в такой-то день (дело было зимой 1980 года) до 12 часов утра организованно покинем Элон-Море. К тому моменту в одной из семей первопроходцев родился сын. Брит-мила была назначена именно на тот день, на который мы запланировали переброску. Поселенцы заявили: "Брит-мила состоится на старом месте!". Мы ждем моэля, а тот опаздывает, причем не на час-полтора, а на целых шесть или семь часов! Добрался в поселение он поздно вечером, провел обрезание. Лишь к полуночи мы встали по стойке "смирно" и спели хором "А-Тикву". Некоторые поселенцы заперлись в своих времянках — пришлось поднять людей вместе с "караванами" и погрузить на платформы трейлеров. В операции участвовал Бени Кацовер, один из основателей Элон-Море. Мы провели с жителями поселения собрание и поклялись: "Мы покидаем это место с гордо поднятой головой. Мы не отступаем, а, наоборот, переносим Элон-Море вверх по склону холма, на еще большую высоту. Настанет день — и мы вернемся сюда".

Минуло всего три года — и обещание Дроблеса и Кацовера было выполнено: на месте прежнего Элон-Море заложили поселок Тель-Хаим.

— Мы назвали новое поселение в честь начальника генштаба Хаима Бар-Лева, — вспоминает Дроблес. — Он дал в Верховном суде показания и детально разъяснил: именно на этой стратегически важной высоте, на склоне нависающего над Шхемом холма, должна была находиться армейская база, ведь отсюда просматривается крупный арабский город. И если гражданские лица, поселенцы, сознательно берут на себя ответственность за обеспечение безопасности страны, их движение следует всячески приветствовать, а не подавлять…

Наша беседа прерывается очередным телефонным звонком.
— Ни о чем я не забыл, еду! — восклицает Дроблес, выразительно поглядывая на часы.
Спешу рассказать директору Архива сионизма о том, что в августе 2005 года я готовила репортажи из Гуш-Катифа и вместе с поселенцами пережила трагедию изгнания…
— Это действительно страшная трагедия, когда правительство собственноручно уничтожает поселенческий анклав, превращенный первопроходцами в цветущий сад, — говорит Мататиягу Дроблес. — Сейчас, как известно, из руин Гуш-Катифа террористы обстреливают Израиль.

Несмотря на спешку, не могу не задать своему собеседнику еще один вопрос, очень важный:
— Будет ли, по-вашему, нанесен ущерб достоинству нации, если какое-либо правительство примет решение отступить из Иудеи и Самарии и снести хотя бы часть еврейских поселков? И причинит ли такой шаг необратимый ущерб государству Израиль?

Создание каждого нового поселения — это яркая, ни с чем несравнимая радость, — отвечает Мататиягу Дроблес. — Снос поселка, с моей точки зрения, приравнивается к смерти. А смерть — это невыносимая боль. Я надеюсь, что ни одно правительство больше никогда не решится пойти на такой шаг, как демонтаж поселений. Интуиция и опыт подсказывают мне, что еврейские правительства Израиля продолжат основывать и строить новые поселки и города. Огромные просторы страны до сих пор не обжиты. Нам есть чем заняться.

Евгения КРАВЧИК, «Новости недели» — «Континент»
Фото автора

На снимках:
1: Бени Кацовер на холме неподалеку от Элон-Море
2: Еврейские поселения — дело жизни Дроблеса