ДЖОННИ ДЕПП: «ХАНТЕР ВОПЛОЩАЛ В СЕБЕ ОБРАЗ ОТЦА» (LE POINT, ФРАНЦИЯ)

ДЖОННИ ДЕПП: «ХАНТЕР ВОПЛОЩАЛ В СЕБЕ ОБРАЗ ОТЦА» (LE POINT, ФРАНЦИЯ)

Кристоф ОНО-ДИ-БИО (Christophe Ono-dit-Biot)

Актер стал продюсером фильма «Ромовый дневник» по роману Хантера С. Томпсона и сыграл в нем главную роль. Мы встретились с ним.

Благодаря этому человеку многие захотели стать писателями. Или журналистами. Или теми и другими сразу. Чтобы быть как он. Его звали Хантер С. Томпсон. Он родился под аккомпанемент крика в 1937 году и умер под аккомпанемент пушечного выстрела в 2005: его прах был развеян по ветру выстрелом из пушки, закрепленной на 46-метровой высоте. Он был писателем, журналистом. Журналистку он изобрел заново в 1970-х годах, прибавив к ней эпитет «гонзо», но, к сожалению, она имела успех только в порнографическом кино.

«Гонзо» — слово из ирландского сленга, используется применительно к журналисту, который выступает в качестве непосредственного участника описываемых событий. Он вдет повествование от первого лица и препарирует реальность инструментами вымысла. «Журналистка, — говорил он, — служит для того, чтобы оплачивать наше непрерывное образование». Его репортажи об Ангелах Ада (крупнейший в мире клуб байкеров, имеющий проблемы с законом — прим. пер.), которые, избили его до полусмерти и сочли мертвым, и о президентских выборах 1972 года стали легендой. Легендой, но, увы, меньшей, чем его жизнь и его дурные привычки. Увы, потому что произведение этогопродвинутого Джорджа Оруэлла — чертовски стоящая вещь.

Сегодня нашелся человек, который его воскрешает: со страстью, умом и блеском. И с необходимой каплей безумия. Этот человек — Джонни Депп, великолепнейший актер, которого сейчас часто путают с образом Джека Воробья, капитана с дредами. Сыграв Хантера Томпсона, погрузившись в образ до кончика мундштука, в «Страхе и ненависти в Лас-Вегасе», в 1998 году, сегодня он достает из небытия «Ромовый дневник», его первый роман.

Это история молодого журналиста, приезжающего в Пуэрто-Рико пятидесятых годов, на новое, тропическое поле игры американского капитализма. Это прекрасный и безалаберный роман, начинающийся такими словами: «Подобно большинству остальных я был искателем, человеком действия, оппозиционером, а порой тупым скандалистом. Мне никогда не хватало времени хорошенько подумать, но я чувствовал, что инстинкт ведет меня верным путем. Я делил с другими оптимизм скитальца на тот счет, что кое-кто из нас действительно прогрессирует, что мы избрали честную дорогу и что лучшие неизбежно доберутся до вершины».

Мы прочли эти слова Джонни Деппу. Чтобы он поговорил с нами о Томпсоне, который был его близким другом — настолько, что Депп оплатил его безумные похороны и снимал фильм «Ромовый дневник», каждое утро кладя на продюсерское кресло с именем Хантера С. Томпсона экземпяр сценария, бокал с Chivas Regal и пачку Dunhill с мундштуком и зажигалкой.

Le Point: Вы были рады избавиться от дредов Джека Воробья?
Johnny Depp: О да! Хотя очень сложно сказать, что ты расстаешься с персонажем, с которым ты так долго работал. Я его очень люблю, Капитана Джека, но я был рад вернуться к Хантеру.

А когда началась эта лобовь к Хантеру Томпсону?
Сначала я влюбился в писателя, а потом и в человека. Я прочел «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» в 17 лет, и с тех пор читал книгу еще двести раз.

Часто говорят, что никогда не нужно встречаться с любимыми писателями. Что всегда происходит разочарование...
Я ни разу не разочаровывался в своих героях: когда я в первый раз его увидел, я был в Колорадо, в Аспене. Я пошел в бар Вуди Крик, около дома, где он жил. Я сел в глубине зала, в баре было полон народу, и вдруг открылась дверь. Я услышал крики, и посыпались искры! Пришел какой-то человек, и, как в библейской истории о Красном море, люди стали расступаться перед ним. В одной руке он держал длинную палку, испускающую электрические заряды — такими пользуются на ранчо, чтобы погонять скот — а в другой тазер (электрошоковое оружие). Он говорил: «Проваливайте, подонки!». Он подошел к моему столику и сказал мне: «Как дела? Я — Томпсон». В два часа ночи он пригласил меня к себе. Мы делали бомбы из пропана и нитроглицерина и стреляли по ним из ружья у него в саду. Это был для него своеобразный обряд посвящения.

Вы жили в его доме. Не находите ли Вы несправедливым, что его имя связывают лишь с наркотиками и оружием?
Да, это несправедливо. Потому что он был противоположностью сумасшедшему. Это просто был абсолютно нестандартный человек. Дикий, смешной и всегда мыслящий здраво, даже находясь под воздействием наркотиков. Конечно, с Хантером нельзя было быть рядом и не думать о том, а не умрет ли он через несколько секунд. Это был парень "larger than life" («невероятный, интересный»). Но со мной, например, он был очень внимателен, оберегал меня. Когда я однажды, будучи у него дома, хотел взять бутылку с жидким ЛСД, он бросился ко мне и сказал: «Не трогай это, приятель, эта штука войдет в тебя через поры, и ты два дня будешь под кайфом! Ты готов на это?»

Именно Вы обнаружили неопубликованную рукопись «Ромового дневника»...
Да, в подвале его дома в Вуди Крик. Я обожаю эту книгу. В ней обнаруживаешь другого Томпсона: молодого человека, который хочет стать писателем и который еще не нашел свой путь. Знаете, что он тогда сделал? Он слово в слово переписал текст «Великого Гэтсби» Фицджеральда! Просто чтобы узнать, каково это — писать шедевр.

Хантер покончил с собой, а вы оплатили его похороны. Сценарий которых он сам же и описал..
Он сам выбирал, как ему жить, и хотел выбрать, как ему покинуть этот мир. Он хотел, чтобы его прах выстрелили в небо из пушки с высоты в 150 футов. Но я узнал, что высота статуи Свободы 151 фут, и поэтому построил пушку на высоте в 153 фута, потому что свобода — это был он.

Что бы Вы оставили себе на память о нем?
Фразу: "Nothing half way" («Ничего не делай наполовину»). Утром и вечером я вспоминаю эти слова. Он был моим другом, моим братом, моим наставником и в какой-то мере воплощал в себе образ отца.