ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

Игорь ФУНТ

Он посмотрел на себя в зеркало: лицо в морщинах, волосы поседели, усы висят редкими, смешными прядками. В мастерской было холодно (печку вчера унёс крикливый, жадный кредитор), и он накинул на плечи старую шубу, подошёл к окну. Январь... Почти касаясь башен и шпилей, плыли облака, крыши домов покрыты снегом; вода в каналах отражала свинцово-чёрным. На окне лежала библия, он открыл её: «У одного человека было два сына. Младший из них попросил отца дать ему ту часть имения, которую он должен был получить. Отец исполнил его желание. Тогда он ушёл из дому, поселился в чужой стране, жизнь там вёл невоздержанную и в скором времени истратил всё своё состояние». — Да… вся жизнь Рембрандта похожа на существование героя древней притчи.

Отец хотел видеть своего шестого, младшего сына учёным, философом. Он разрешил ему поступить в Лейденский университет. А сын стал художником, переехал в Амстердам. Его портреты нравились — и ему неплохо платили. Рембрандт завёл свой дом, у него появилась прекрасная коллекция гипсов, скульптур, старинных вещей, оружия, музыкальных инструментов. Он пишет «Поклонение волхвов», «Флору», «Притчу о работниках на винограднике», «Пророк Иеремия», «Воздвижение креста». Групповой портрет «Урок анатомии доктора Тульпа» приносит Рембрандту славу незаурядного мастера. Богатство мимики и драматическое использование светотени подводит итог экспериментированию, свидетельствуя о наступлении творческой зрелости.

При создании четырёхметровой картины «Ночной дозор» — самого масштабного из своих произведений — Рембрандт порвал с канонами голландской портретной живописи, за два столетия предсказав художественные находки XIX века — эпохи реализма, импрессионизма. Модели были изображены весьма непосредственно, в движении, что вовсе не понравилось заказчикам, многие из которых оказались при этом задвинутыми на задний план. Можно себе представить, как возмущались стрелки, заказавшие ему групповой портрет: ну как же, ведь Рембрандт не расположил мушкетёров по фронту, не выписал детально их лица, мундиры, награды. Рембрандт, в свою очередь, сотворил историческое полотно: его герои по сигналу трубы выступают в поход, они полны энергии и мужества, сердца их кипят отвагой — «Ночной дозор»! А эти ожиревшие от сытости заказчики только гадали, кто и как изображён, кричали, что плохо видно одного, второго, третьего.

«Он был первейшим насмешником и презирал всё на свете. Внешность его (а лицо он имел некрасивое и плебейское) мало выигрывала от беспорядочного костюма, ибо во время работы он имел обыкновение вытирать о себя кисти и тому подобное. Когда он был занят работою, ни один величайший монарх не добился бы его аудиенции, и пришлось бы ему потратить немало времени, чтобы попасть, наконец, к художнику во время перерыва в работе», — отмечал современник Рембрандта датчанин Бернгард Кейль.
Вообще, с заказчиками, доставлявшими ему хлопоты, художник обращался не всегда вежливо и деликатно. Однажды Рембрандт писал групповой портрет — семейная чета, дети и с ними — маленькая обезьянка. Во время одного из сеансов обезьянка сдохла, и потрясённый случившимся художник изобразил на картине её трупик. Заказчики потребовали убрать эту не слишком приятную деталь, на что мастер ответил решительным отказом, дескать, именно она-то одна и делает картину интересной и колоритной. Заказчик, не будь дураком, не отставал и продолжал изводить автора своими придирками: упрёк был в том, что полотно получилось слишком шероховатым на ощупь. Рембрандт возразил фразой, ставшей впоследствии знаменитой: «Прошу прощения, но я ведь художник. А не чистильщик сапог!»

В быту он непритязателен — частенько посещал лавки старьёвщиков и покупал там старомодные платья и костюмы, казавшиеся ему забавными или живописными, а потом развешивал всё это тряпье, как бы грязно оно не оказывалось, по стенам своей мастерской между прекрасными драгоценностями и всевозможным оружием — алебардами, шпагами, рапирами, ножами, которые он коллекционировал и очень ими гордился. Гордым, независимым был и характер Рембрандта. Он любил рассказывать историю про Караваджо, которого считал одним из своих учителей и подражал ему в своем раннем творчестве.
Микеланджело Караваджо был мастером клинка, что импонировало Рембрандту — так же как сам Рембрандт, Караваджо полвека назад не терпел никакой критики, нелестные отзывы о его манере письма приводили маэстро в ярость. Однажды некий Серапино неодобрительно отозвался о картинах Микеланджело и получил вызов на дуэль. Караваджо заколол его, за что был приговорён к смертной казни. Однако приговорённый сумел бежать из Рима, много скитался, продолжая творить (что восхищало Рембрандта). А Серапино вошёл в историю как человек, которого убил на дуэли великий художник стиля барокко — Микеланджело да Караваджо.

В 40, 60-е годы XVII века Рембрандт работает над «Данаей», «Святым семейством», «Вирсавией» и другими полотнами; растёт его известность как рисовальщика, графика, офортиста: он создает «Слепого Товия», «Христа, исцеляющего больных», «Девушку у окна», «Три креста», «Мельницу», пейзажи, портреты простых людей. Вплоть до начала XX века офортная техника развивалась, главным образом следуя рембрандтовской традиции. На протяжении всей жизни офорты приносили Рембрандту не меньший доход, чем собственно живопись. Как офортист он особенно славился применением сухой иглы, динамичного штриха и техники затяжки. Наступили великолепные годы славы и счастья: он любит прекрасную жену Саскию, родился сын Титус. Заказы сыплются к нему один за другим; не менее полусотни портретов датируются именно годами пребывания Рембрандта в Амстердаме.
Но судьба блудного сына преследовала Рембрандта непрестанно: через год после рождения последнего ребёнка умерла Саския, и в жизни Рембрандта начался период непрерывных личных утрат. Каковы бы ни были причины охлаждения амстердамской публики к Рембрандту, результатом перемены во вкусах стало угасание его славы и постепенное обнищание и забвение. От Рембрандта отворачиваются заказчики и оставляют ученики. Осаждаемый кредиторами, художник был признан несостоятельным должником, с молотка продан его дом, имущество, коллекция, картины. Умирает отогревшая было его сердце Хендрикье, бывшая ранее служанкой в доме. Ушёл в могилу сын Титус. Вместе с бедностью и одиночеством подошла старость.

И только мастерство не покинуло художника: как никто умел он передать психологию, характер модели, цветовое богатство, искусство светотени. Глубокая человечность и возвышенность содержания отличают полотна Рембрандта «Эсфирь, Аман и Артаксеркс», «Семейный портрет», «Отречение апостола Петра». Всё, что он пережил за свою жизнь, всё мастерство, всю любовь к людям вложил Рембрандт в картину «Возвращение блудного сына».

«…Жизнь обернулась для блудного сына самой тяжёлой стороной: он нищенствовал, голодал. Тогда он раскаялся и вернулся домой. Любящий отец, увидев его издали, поспешил к нему навстречу, пал ему на шею и поцеловал», — так заканчивалась притча.
С какой страстью и вдохновением писана эта картина! Всё в ней в движении, живёт, трепещет, всё полно чувства, искреннего переживания! Краски картины — красные, коричневые, жёлтые, шафранные, золотистые — словно светятся. Не видно лица юноши, прильнувшего к отцу. Его жалкое рубище, стоптанная обувь расскажут о его прожитой жизни. Как нежно, как трогательно старик-отец обнял сына и прижал его к себе. В этом жесте — всепрощающем, милосердном, идущем от любящей души — заключена мысль художника, его завещание людям: любите друг друга, прощайте заблуждения и ошибки близких — и тогда вы будете счастливы! «Возвращение блудного сына» — одно из самых совершенных созданий великого мастера.

Говорят, что однажды к Рембрандту заглянул его преуспевающий ученик. Он искусно нарисовал на полу золотые монеты, которые подслеповатый художник принял за настоящие и бросился их собирать! Вскоре после этого последнего удара судьбы он умер.

Он умер в Голландии,
холодом моря повитой,
оборванный бог,
нищий гений.
Он умер,
и дивную тайну унёс нераскрытой.
Он был королём светотени.

Бессмертную кисть,
точно жезл королевский, держал он
над царством мечты негасимой
той самой рукою,
что старческой дрожью дрожала,
когда подаянья просил он...
(Новелла Матвеева)