КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ: У НАС СВОЕ ЦУНАМИ: ВОРОВСТВА И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ: У НАС СВОЕ ЦУНАМИ: ВОРОВСТВА И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ

Известный режиссер о быдл-классе, ментальной революции, о встрече с президентом Медведевым

Для меня сегодня не существует выбора: заниматься чистым искусством или искусством социально ориентированным. Это как вопрос: ты кого больше любишь — папу или маму? Всем своим психофизическим «организмом» художник производит целый мир. Выделяет его порами, печенкой, мыслями, человеческим опытом, мечтами, идеями, детскими травмами. Мой сегодняшний мир состоит из разных, подчас противоположных вещей: из упоения чистой красотой, которую вижу в природе и в музеях; из сочувствия к людям, выброшенным на обочину жизни; из злости от бессилия исправить беды, которыми больно наше общество; из радости от встречи с воплощенным талантом, из негодования многим, что происходит в стране…

Этот сложный клубок распутать не могу и не хочу. Отрешенно заниматься исключительно «высоким»? Утопия. Современный художник Ромео Кастелуччи — символ чистого метафизического искусства — невероятно погружен в социальное. Волнуется и живет бедами и страхами своей страны. Или Анатолий Васильев — режиссер, который у нас традиционно считается примером искусства для искусства, на самом деле — художник, который кипит, в том числе и переживаниями, мыслями по поводу социального, конкретного, земного. От этого работы этих Мастеров становятся только глубже и мощнее.

Недавние мои спектакли «Околоноля» по прозе Натана Дубовицкого и «Отморозки» по прозе Захара Прилепина, можно сказать, дилогия — явление одного генезиса. Сделаны из чувств и размышлений по поводу того, что же с нами происходит, что есть человек, встречающийся с машиной государства, попавший в жернова молоха, запущенного «бензином» ненависти, алчности и всех других смертных грехов. Я всегда говорил, что режиссер из чувства личной художественной гигиены и в качестве общественной повинности обязан хоть раз в год ставить современный материал. В этом году я выполнил «норму» по современной драматургии и прозе.

Спектакль «Отморозки» я делал со своими студентами. Хотелось, чтобы они на губах и пальцах ощутили не только адреналин революции, бунта, но и ее обреченность. Чтобы задумались серьезно. Актеры сами добывали информацию, ходили в разные молодежные организации. Они теперь про это понимают. И тема кризиса идеализма, которая есть в тексте Захара Прилепина, в самой уникальной личности автора, — для нас одна из главных. Это манкое, но безнадежное желание легких и быстрых путей в решении сложных вопросов, в том числе изменения проклятой действительности, — оно нам всем близко. Для студентов, молодых актеров спектакль и работа над ним стали личными переживаниями. Мне же очень хотелось исследовать героев, которые искренне, по-настоящему отдаются этому идеализму. Обостренно чувствуя социальную несправедливость, истово мечтают о переменах. Мечтают о счастье.
Вопрос не в противостоянии с властью. Не о ней эти спектакли. Для меня главной точкой приложения усилий в обеих работах является человек. Его боль, все оттенки его ума, его души. В «Околоноля» он идет на поводу у обстоятельств, подписывая договор с дьяволом, с властью. И расщепляется изнутри, превращаясь в труху, труп, гниль. В «Отморозках», сопротивляясь тотальному давлению молоха, гибнет. Есть ли третий путь? Не знаю. Эти темы, эти вопросы тяжелы, они выматывают. К ним нельзя человечески не подключаться. Они мучительно требуют отдачи и от актеров, и от режиссера, от всех участников постановки. Бездна тебя цепляет. Не очень-то хочется в нее долго вглядываться, потому что, как известно, она начнет вглядываться в тебя.

Важная тема «Отморозков» — тема чувства несправедливости, тема протеста. Потому что, по моему ощущению, нашему обществу необходимо резкое и местами радикальное изменение, революция. Не бунт, не хаос, не передел или перестрел. А бескровная ментальная революция. Революция в мозгах, которая заключается в необходимом переходе на другой уровень, в скачке. Наша страна вообще развивается скачками, и ничего с этим сделать нельзя. Сейчас атмосфера в обществе разогрелась до точки кипения. Вся система шатается. Под нами земля ходуном ходит от вопиющей несправедливости, махрового воровства, безнаказанности, запущенности. У нас тут свое цунами, своя радиация. И нельзя делать вид, что ничего не происходит.

Переход на другой уровень может осуществиться и в виде чудовищного социального взрыва, который никто не хочет: ни бандиты, ни эстеты, ни власть. Побоище в русских обстоятельствах — ад, в котором горят все. Поэтому важно и нужно думать о революции сознания. Надо вернуть многие забытые понятия, например, «честь» или «репутация». В Праге же запретили людям, связанным с КГБ или замаранным криминальными связями, оставаться во власти. В Германии ушел в отставку Карл-Теодор цу Гуттенберг, блестящий молодой политик, на которого делала ставку Меркель. Только за то, что в докторской диссертации использовал фрагменты из чужих работ. Руководителями должны быть безупречные люди, не связанные с бандитским переделом, распивочными, отмывочными. Только безупречный человек может сказать вору: «Пошел вон!» Человек с подмоченной репутацией на это права не имеет. Только безупречные, не замазанные люди могут прекратить коррупцию. Идеализм? Боюсь, что по-другому ничего не выйдет, так как дальше будет только хуже. Кризис только усугубится набирающей силу войной за рынки, переделы: одни бандиты будут стареть, другие набирать беспредельную силу.

Сегодня актуальным является искусство, пытающееся разговаривать на острейшие нелицеприятные темы с отдельно взятым человеком. Этим театр и отличается от шоу-бизнеса. Артист на эстраде общается с массовой публикой, театр обращен к каждому персонально. Актуальное искусство обращается прямо к тебе, заставляя тебя чувствовать и, в конце концов, — думать. Если существует побуждение к миру, побуждение к действию, то современная сцена должна стать «побуждением к мышлению».

Самой опасной угрозой для нации считаю создание многомиллионного класса людей не думающих, «быдл-класса». Людей, которые в постдевяностые в чем-то являлись опорой существующей власти, пока власть сама не испугалась этой опоры. Особый тип, сформированный временем хаоса и беспредела, — не 90-ми свободы и гласности, а 90-ми убийств и воровства. Культ потребительства был возведен в первую степень — альтернативы не предлагалось. Будут деньги — остальное купим. Главное — накормить. Вроде понятно после затянувшегося голода совка. Но голоса личностей с обостренным ощущением персональной ответственности за происходящее в обществе — Лихачева, Солженицына, Аверинцева — были в этом всенародном «чавканьи» не услышаны. Что там эти старики мелят про культуру, «духовку»!.. Надо нажраться. Нажрались.

В результате получили людей, у которых мозг непосредственно переходит в кишечник и прямую кишку. Места для «угнездения» чего-то другого просто не осталось. Таким людям можно только сочувствовать: они духовные инвалиды. Но их так много, что это угрожает идентичности страны, ее национальной безопасности. Теперь выяснилось, что с этими многочисленными «несложными» людьми не только деятелям культуры трудно — ведь не ясно, какие истории им рассказывать, как с ними разговаривать, какое кино им показывать? — но и власть поняла, что с этой аудиторией невозможно быть, невозможно общаться. Вернее, если быть, то только через высокий забор, под защитой охранников или из бронированной машины с мигалкой, а если общаться, то только через телевизор, издалека…

Власти становится понятно: если признать эту «массу» социальной основой, то тотальный «кирдык» стране обеспечен в ближайшем будущем. Ничего, кроме коррупции, беззастенчивого жлобства, воровства, быдл-страна никогда не произведет. Вот все, в том числе и на самом верху, стали осматриваться: а где-то тут у нас была великая культура? Была…

Культура часто нами понимается как аркан. Вот забунтовала Манежная площадь. А подать сюда срочно культуру — сейчас же образовать-вразумить. Увы, надо было раньше думать. Мои личные претензии к существующей власти состоят в том, что на протяжении 10—15 лет не было сделано важных шагов в стремлении помочь людям стать лучше — талантливее, образованнее, честнее, здоровее, умнее. Человеческое качество становится главным дефицитом. И это видят все. Власть говорит: нужна модернизация. Согласен. Но не будут же эти парни с пивняком в одной руке и битой в другой, оторвавшись от телевизора, осуществлять модернизацию страны? Где же продвинутые, просвещенные, динамичные, креативные люди? Многие уехали, многие уезжают, многие хотят уехать, остальные уже вообще ничего не хотят. Некоторые — эдакие новые диссиденты — в виртуальном пространстве смогли образовать небольшие группы, такие «мини-Финляндии или Швеции» со своим стилем, сленгом, ценностями, со своей экономикой и культурой. Этим людям жизнь обыдлевшего общества неинтересна, чужда эстетически и этически. Они не участвуют в ней. Как остановить их бегство, внешнее и внутреннее, как уменьшить энтропию, предотвратить всеобщий необратимый развал?

Это сложная, многоуровневая, кропотливая работа всех, всех без исключения. Могу размышлять только о той сфере, в которой работаю. Мне кажется, один из векторов, помогающих и самому сохраниться, и помочь сохраниться другим (речь идет уже не о развитии, а о хотя бы самосохранении), — это создать какую-то озоновую территорию для нового искусства, сформировать сферу эксперимента, поддержать всех, кто занимается сочинением новой реальности. Необходима программа поддержки людей, создающих фантастический дизайн, ставящих на первый взгляд непонятные спектакли, шьющих вроде бы нелепую одежду, пишущих странную музыку, тексты, могущих построить непривычные на первый взгляд здания. Важно формировать у всех людей в стране не отторжение от нового, вроде бы не понятного, не похожего на то, что было, а — любопытство, внимание, интерес! Без этого интереса к территории поисков кислород креативной энергии исчезнет вовсе. Но именно эта энергия заряжает батарейки развития культуры. И потом отражается прорывом на театральных подмостках государственных театров. В массовом дизайне. В форме остроумных, а не тупых телесериалов. Мы же смотрим шикарные сериалы, сделанные на Западе, которые радуют всех — и эстетов, и простых зрителей, это настоящее умное телекино про современную жизнь. И тут же видим тот «мыльный» стыд, который пенится на наших телеэкранах.

На мой взгляд, будет крайне вредно, если власть снова попытается искусство и культуру превратить в потемкинскую деревню, очаг Папы Карло, за которым прячется вонючая стена с паутиной. Покрасить фасад, оставив трухлявые перекрытия, не заменив коммуникации, — системная ошибка, которая вроде заложена в матрице русской культуры… Любить возвышающий обман, а не тьму низких истин — как это нам по сердцу! Я часто слышу от киноначальства: покажите народу модели правильного поведения. Но модели поведения формируются только через проживание, сопереживание, осмысление, через личный опыт. Наивно демонстрировать поведенческий кодекс и ждать, чтобы зритель немедленно следовал экранному рецепту. Если человек начинает думать, рефлексировать, раздражаться, спорить, формулировать собственную точку зрения — это и есть победа. С помощью самых радикальных художественных мер заставить человека воспринимать произведение искусства как способ разбудить физиологию собственной души — необходимая задача актуального искусства.

Поэтому и свои спектакли я ставлю про себя, через себя. Пытаюсь каждую сцену пройти в личном диалоге с каждым зрителем. Если людей это трогает, будоражит и они начинают спорить, думать, плакать, даже негодовать — считаю задачу выполненной.

Одна из модных тем сегодня — политическое давление на культуру, цензура. Считаю, что вся цензура сидит в головах. Да, на телевидении теперь нет прямого эфира, нет острых тем. Но нет указа Медведева запретить делать интересные проблемные сериалы. На телевидение прислали «смотрящих»? А за неподчинение что — расстреливать будут? А как часто мы позволяем себе хотя бы не участвовать во лжи, в делах зла? Что же мы так легко поддаемся этому злу? Что так легко подписываем бредовые коллективные письма? Нас за неподписание что — сошлют на Соловки?

24 марта президент встречался с деятелями современной культуры. Среди них были совершенно разные люди: режиссеры, писатели, дизайнеры, художники… Этой встречей власть, президент подает очевидный знак, демонстрируя, что присутствие актуального искусства обществу крайне необходимо. Дизайнер Игорь Гурович говорит президенту: «С дизайном крах, почему у нас все итальянское и китайское? Почему для грядущей Олимпиады мы опять планируем китайско-итальянско-турецкий стиль? Наших дизайнеров не пускают к работе над олимпийскими проектами». На что Медведев отвечает (цитирую по памяти): «Знаете, со своей стороны, я как президент не могу указом заставить использовать исключительно отечественные дизайнерские проекты. Это невозможно в демократической системе координат. Но это вопрос тотального отсутствия вкуса. Я приезжаю в свою резиденцию, на которую потрачены большие деньги. И вижу ужасный допотопный стиль. Золотые краны. Безвкусица. Это вопрос к кому?»

Ну не «завезли» вкуса. И купить его нельзя. И указом утвердить нельзя. Это воспитывается. Так вот, по моему мнению, и цензура, я имею в виду самоцензуру — дурновкусие, закомплексованность, внутренняя несвобода и авторов, и цензоров. Такой вот порочный круг. Человеку с дурным вкусом можно посочувствовать: он находится в плену клише, он глух к гармонии, он инвалид. Трусость — тоже плохой вкус. Художник, режиссер, дизайнер, модельер — не может быть трусливым. Общество должно аплодировать ему именно за бесстрашие в художественных проектах. И через это соучастие в новом, непривычном расти и воспитываться само. Иначе — золотые краны и унитазы, ламбрекены с кистями и балясины. И вечная обоюдная глухота. Как это было у Андрея Синявского: «У меня с властью стилистические разногласия!»

"Новая газета" — "Континент"