Л�ТЕРАТУРНАЯ СТРАН�ЦА

ОТ СОСТАВ�ТЕЛЯ:
Сегодня у нас новая встреча с прозаиком и журналистом Александром Яковлевым, автором книг прозы «Все, что мы запомним», «Пешком из-под стола», «Осенняя женщина», многочисленных публикаций в периодической печати и двух десятков переводов (детективы, фантастика). Проза Александра Яковлева выходила в Дании, Китае, Финляндии, США и других странах. Он лауреат премии "Ясная поляна" имени Л.Н. Толстого за 2004 и 2005 годы. В настоящее время живёт в Москве, работает редактором отдела литературы "Литературной газеты".
Семен Каминский, newproza@gmail.com
_________________

Александр ЯКОВЛЕВ
Рассказы

РЕАКЦ�Я — НЕПРЕДСКАЗУЕМАЯ!
Самолёт нынче — штука такая, нервная. � разденут тебя, и обыщут. Вежливо, конечно, но всё же. Как говорится, осадок остаётся. Вот и несут ноги в дьюти-фри. А там вискарь дешёвый. Так-то, по глоточку снимешь стресс, и трюхаешь себе нечувствительно по воздушным ухабам. А тут сосед рядом. В подлокотники вцепился, взгляд остановившийся. Видно сразу — о вечном человек задумался. Не шутя задумался. Выжидаешь для приличия минут пять, предлагаешь: «Хлебнёшь?» Головой тяжкодумной мотает. «Нет, нельзя». «Так не за рулём же. Тем более — не за штурвалом!» — типа шутишь. А его аж передёргивает. Ты-то — с вискарём — уже и забыл, что несет тебя, бедолагу, на высоте аж 10 тысяч метров, которые, все 10 тысяч, ждут не дождутся, пока ты их все не пересчитаешь сверху вниз. А человек с тобой рядом ни на минуту о бренном не забывает. Вот и пытаешь его: «Что, дескать, работа такая? Ни капли?». «Нет, — говорит, — работа наша вполне нормально допускает потребление. � даже в больших количествах. А только когда в самолёте, в полёте, то бишь, реакция на спиртное может быть самая непредсказуемая…». «То есть?!». «А то и есть, — на шёпот переходит, — хорошо, коли усну. А то ведь запросто могу какую-нибудь штуку выкинуть». � оценивающе так на фляжечку с вискарём смотрит. Тут уж с меня хмель как ветром забортным сдуло. � фляжечку убрал я от греха подальше. Ну его, с реакцией-то непредсказуемой.
А только не обязательно в самолёте находиться, чтобы эта самая реакция выразилась во всей своей непредсказуемости. Возьмём другой рядовой жизненный, хотя и зощенковский, случай. Ситуацию такую, в которой хоть бы и не оказываться, однако ж, не будем зарекаться. Скажем, землетрясение. Хорошо, коли ты в машине едешь. С хорошей, гостеприимной гулянки едешь. Вернее, везут тебя. Практически в состоянии грузоперевозочном. � землетрясение тебе — море по колено. Потому как ни за что не разберёшь — землетрясение или просто машину сильно на ухабе тряхануло. Но не все в этот скорбный момент в машинах едут. Отдельные личности, которых чего-то вдруг много оказывается, норовят в домах, в квартирах своих прохлаждаться. Да только и дома трясёт, так что чертыхаясь и в чём мать хоть не родила, но чуток приодела, пулей слетаешь по лестнице. � оказываешься среди толпы граждан, сотоварищей по несчастью, столь же обеспокоенных вопросом: «А чего это такое на белом свете происходит, господа-товарищи?». А также резонно задаешься вопросом: «А какие будут указания относительно последующих толчков? Ожидать ли прикажете?». � вот в такой донельзя озабоченной толпе обнаруживается гражданин. �нтеллигентного вида, но только в одних трусах. Дело хоть и к вечеру, но ничего, не зима, а вполне бодрящий осенний вечер. Очень даже жаркий, если ты, к примеру, морж. Однако интеллигентный гражданин таковым не оказался, и его так даже дрожь постепенно пробирает. От холода, а может похмельем его шибает. Потому как выпимши гражданин, и весьма изрядно. � подслеповато щурясь (очевидно, в последнюю секунду колеблясь между трусами и очками, выбрал первые), гражданин вопрошает собравшихся, ну то есть, умоляет: «Братцы, — говорит, — кто знает, где Людка живёт, а? Христом Богом заклинаю, скажите, в какой квартире?». Народ, натурально, хихикает, хоть и сам только что в паническом ужасе пребывал: «Эка, Людка ему понадобилась… Без порток, а туда же…». Женщины, тоже, серчают: «У вас, кобели, одно на уме». Реакция такая у них, у баб, то есть. А интеллигентные трусы продолжают жалобно так, и даже со слезой в близоруком взоре, взывать к состраданию: «Помилосердствуйте, не губите… Ну хоть кто-нибудь… Где Людка-то живёт, мать вашу так и этак, а?!». Видят люди — не до шуток малому. Проявляют сочувствие и сознательность: «Да ты толком говори, голова садовая, что за Людка?». � выясняется тут, братцы мои, что этот самый фрукт, хоть и интеллигентного виду, был в гостях у некой Людки. Хорошо его там принимали, ни в чём не отказывали. Но только был он у этой Людки в первый раз в жизни. � к тому же, сильно выпимши. � вот теперь, хоть убей, не помнил, где эта самая легендарная Людка, в какой, то есть, квартире, проживает. � даже дом определяет с определённой долей вероятности. Ну похожие они, эти многоэтажки. Помнится, какая-то женщина пожалела его, повела к себе. Не пропадать же как собаке в одних трусах?! Такая у них, у женщин реакция бывает на интеллигентного, но выпившего мужчину. Жалко им отчего-то его становится.
� слава Богу, что так всё закончилось. � я из того города, землетрясённого, возвращался самолётом. � не поверите, сидел недалеко от меня тот самый бедолага, с непредсказуемой реакцией на спиртное. Успели даже обменяться парой фраз. Пока на земле ещё были. Потому как в самолёте он опять вцепился в подлокотники и остекленел. Я уже не стал ему дьюти-фришного вискаря предлагать. Реакция-то у него в воздухе непредсказуемая!
Хотя, как видите, и на земле много интересного и непредсказуемого. Ваше здоровье!
_________________


НУ ОТКУДА ТЫ ВЗЯЛСЯ?!
Есть в редакциях такая негласная практика: настырного и неудобного автора футболят из отдела в отдел, пока не угомонится. �ли не добьется своего.

Его подвели к моей двери, постучали, и как в старинной детской забаве, с топотом умчались. «Он принес роман…» — донеслось удаляющееся из коридора, — «Он то ли с Камчатки, то ли из Читы…».
— Проходите, — сказал я.

Облаченная в мешковатую куртку нескладная старческая фигура двинулась прямо на письменный стол, колотя палкой по всему окружающему. Роскошная белоснежная борода надменно указывала прямо в небо, игнорируя потолок и последующую крышу. «Слепой!» — догадался я, уворачиваясь от свистящего удара. С немалыми усилиями удалось запихать незнакомца в кресло. Он стал разоблачаться. Теряя все содержимое своих карманов. Я ползал по полу и подбирал мелочь, ключи, какие-то бумажки, палка постоянно падала то в одну сторону, то в другую… �збавившись от куртки, кофты и шарфа, дед достал громадную зеленую расческу и принялся привычно холить бороду. Та снисходительно позволяла себя распушать, потрескивая статикой от удовольствия.
Между тем по кабинету распространялся запах. Не только неухоженной старости. Но еще и безумных мыслей о судьбах России и мироздания. � я не ошибся. Покончив с бородой, дед на ощупь достал из объемистой спортивной сумки (не поверите!) еще более объемистую рукопись. Бережно положив ее на колени, извлек из нагрудного кармана вчетверо сложенный листок.
— Но для начала прочтите это.

Прочел. Ожидания оправдались. Листок, расшлепанный раздолбанной пишущей машинкой, содержал ряд пунктов. Разумеется, речь шла о будущем человечества. О лучезарном будущем. Для этого ему (человечеству) в лице каждого индивидуума предлагалось исполнить несколько несложных предписаний: «Не убий. Не прелюбодействуй». � т. п. Показалось, что нечто похожее я уже где-то читал.

— Основное же здесь, в романе — Он похлопал по стопе желтоватой бумаги. — Экземпляр единственный. Его уже читали…
Последовало перечисление ряда имен маститых литераторов.
— …Они давно советовали мне публиковать его. Теперь и я пришел к этой мысли.
— Читайте, — милостиво разрешил он. — На ваше усмотрение можете выбрать отрывок страниц на тридцать…
— Хорошо, оставьте, — пустился я на другую известную редакционную уловку. — Через месяц позвоните…
— Как можно, — укоризненно покачал он головой, в отличие от бороды, всклокоченной. — Я же предупредил: экземпляр единственный. Вас я не подозреваю. Но сами знаете, — доверительно понизил он голос, — нынче же как? Украдут рукопись. � все. А затем опубликуют под своим именем. Слава мне не нужна, — тут же заверил он. — Но истина — вот что главное! Поэтому читайте прямо сейчас. Другой возможности я вам не предоставлю.

Тут уж я возроптал. Ссылаясь на уважительное отношение к авторам и их трудам, я горячо заверил его, что не имею права вот так, на бегу знакомиться со столь серьезной работой и что отобрать отрывок… Много еще чего говорил. Сам же при этом с изумлением представляя себе, как добирался слепец до Москвы. Рисовалась картина величественная: идет себе человек не спеша и целенаправленно с Камчатки, распугивая по дороге стаи волков и поднимая из берлог теряющих звериный облик медведей… � мороком восставал облик «современного» литератора, цедящего презрительно: «Гр-рафоман несчастный…». А вот тут я не соглашался! Никакой он не несчастный. Да, вряд ли его опубликуют. Но эти ребята, бредущие незряче, но интуитивно, все же гораздо больше делают для литературы. Для настоящей литературы. Для той, что не ставит во главу угла тиражи, гонорары и премии. Согласитесь, прагматики от словесного ремесла плодят графоманов в гораздо больших количествах. Но я отвлекался, отвлекался…

— Вы ксерокопию сделайте. Так вам спокойнее будет, — доносился до меня собственный и, кажется, слабоубеждающий голос. — � мы, не спеша, сможем прочитать…
Компьютер смотрел на нас недоуменно и обиженно. Моему гостю компьютер и прочая мудреная оргтехника были не нужны.

А дед неожиданно легко согласился:
— Действительно, размножить надо. Мне же еще в союз писателей экземпляр надо занести, да и президенту не мешало бы ознакомиться… Неужели же в правительстве не понимают…
Я долго собирал его и выводил из здания. Он бился всеми частями тела о попадающиеся навстречу косяки и углы. Но на его решительности это никак не отражалось. По дороге, долгой и изматывающей, выяснилось, что в Москве он остановился на некоем монастырском подворье, где и укрепляется душою совместно с братией. � что, Бог даст, наскребет он денежек на операцию, и вновь сподобится лицезреть этот мир, в котором еще столько предстоит улучшить…

— Так где тут у вас союз писателей? — деловито вопросил он, словно речь шла о ближайшей булочной.
Ну и как объяснить человеку, первый раз оказавшемуся в Москве, да еще и незрячему, что надо дойти до станции метро такой-то, пересесть там-то и т. д., и т. п.?! Ему даже просто пальцем не покажешь!
— Да ты скажи: налево или направо к метро? А там дойду! — развеял он мои сомнения.
� я сказал. А он пошел. Нисколько не сгибаясь под тяжестью сумки с рукописями, вобравшими все его мучительные, но ведущие к свету раздумия. Пошел, победно колотя палкой по бамперам припаркованных во дворе дорогущих иномарок. � черт ему был не брат!
Я смотрел ему вслед чуть ли не с завистью. � (не поверите) думал о будущем России.