ОСНОВНОЙ ВОПРОС ЮГООСЕТИНСКОЙ ПОЛИТИКИ

ОСНОВНОЙ ВОПРОС ЮГООСЕТИНСКОЙ ПОЛИТИКИ

Сергей МАРКЕДОНОВ — политолог, кандидат исторических наук

Во внутриполитической ситуации в Южной Осетии обозначилась интересная интрига. Речь идет о противоречиях между командой президента (и примкнувших к нему депутатов) и премьер-министром республики. Подобного рода противоречия возникают в Южной Осетии не в первый раз. Заметим сразу, внутриполитические дискуссии в этой республике отличаются от аналогичных споров в Абхазии. Если в Абхазии власть и оппозиция спорят по широкому спектру вопросов, касающихся перспектив республики (уровень проникновения российского бизнеса в республику, диверсификация внешней политики, модель национального строительства, государственное финансирование оппозиции, предоставление гражданства жителям Гальского района), то в Южной Осетии спор, собственно говоря, не ведется между властью и оппозицией. С самой оппозицией существуют здесь вообще серьезные проблемы. Противники власти, обладающие значительными (конечно же, по меркам Южной Осетии) ресурсами, находятся либо в Москве, либо во Владикавказе. Поэтому внутренние споры в Южной Осетии — это дискуссии не о развитии и не о стратегии, а об освоении финансовых средств, выделяемых Россией. И ведутся они не в формате «власть-оппозиция», а внутри югоосетинского управленческого класса. Сам этот класс не представляет собой единого целого. С одной стороны, это представители местной элиты, а с другой — «смотрящие» из Москвы.
Таким образом, сам конфликт внутри Южной Осетии вещь в известном смысле не субъективная, а объективная. Дело здесь не в конкретной фигуре президента Эдуарда Кокойты (и депутатов, подконтрольных его администрации), и не в фигуре Вадима Бровцева, возглавляющего правительство республики, начиная с августа прошлого года. Премьеры на югоосетинском небосклоне менялись не так уж и редко, а конфликт воспроизводился. В августе 2008 года вскоре после «пятидневной войны» Эдуард Кокойты отправил в отставку кабинет во главе с Юрием Морозовым. Официальной причиной такого решения стало «бездействие» правительства. Однако очевидно, что после «пятидневной войны» такое решение было вызвано не только неэффективностью министров. После «горячего августа» президенту было необходимо решить сразу несколько задач. Во-первых, стать главным и безальтернативным партнером Москвы и получить эксклюзивное право в освоении выделяемых средств для восстановления республики. После отставки Морозова значительная часть властных полномочий в Южной Осетии была сосредоточена у созданной по указу Кокойты Чрезвычайной комиссии по ликвидации последствий грузинской агрессии. Новое правительство и его новый председатель были утверждены парламентом Южной Осетии только 22 октября 2008 года. Во-вторых, было необходимо канализировать народный гнев, направив его в русло критики нерадивого правительства. Обе эти задачи Кокойты были блестяще решены.

Затем наступила очередь кабинета Асланбека Булацева. На первый взгляд, он соответствовал многим критерием частичной независимости. Этнический осетин, выходец не из Ульяновска, а из соседней братской Северной Осетии, но в то же время силовик (люди в погонах в Южной Осетии по понятным причинам вызывали доверие). Булацев начал с широковещательных жестов и заявлений (о необходимости выхода на уровень Северной Осетии и прочее). Однако в аппаратной борьбе он, как и его предшественник, уступил президенту республики. Уже в ноябре 2008 года Кокойты создал такую структуру, как «президиум правительства», которую сам и возглавил. Таким образом, премьеру фактически сразу же были отведены определенные «конкретные участки работы», превращавшие его в техническую фигуру, мало влияющую на внутреннюю ситуацию в Южной Осетии. И, естественно, на главный вопрос ее повестки дня, распределение средств. В декабре же и вовсе начался закат кабинета Булацева. Затем он оставил свой пост в соответствие с советской бюрократической мотивировкой «по состоянию здоровья».

«Нездорового премьера» сменил выходец из Челябинской области Вадим Бровцев. Его приезд в Цхинвали вызвал самые разноречивые оценки и в Южной Осетии, и в Москве. Однако в отличие от своих предшественников, он сумел показать, что готов держать удар и отстаивать свое понимание того, что делать в республике. Начнем с того, что 13 апреля 2010 года на расширенном заседании правительства Южной Осетии с участием республиканского президента прозвучала критика по поводу «затягивания сроков принятия государственного бюджета» на нынешний год. По словам председателя парламента (нынешний его состав избран в 2009 году) Станислава Кочиева, «нам в неофициальном порядке передали сырой проект бюджета, чтобы профильные комитеты поработали над ним, и эта работа была проделана совместно с руководителями соответствующих министерств и ведомств. Что касается программы социально-экономического развития, под которое верстается бюджет, то его с нашими замечаниями забрал для доработки премьер-министр. Программа также была представлена нам неофициально». С критикой выступил и заместитель председателя парламента (но при этом руководитель партии власти «Единство») Зураб Кокоев. Основной пафос его критики — затягивание разработки проекта бюджета. После этого в дело была введена тяжелая артиллерия югоосетинской политики. Эдуард Кокойты поручил кабинету министров в десятидневный срок привести в порядок все бюджетно-программные дела, а также отчитаться перед парламентом за бюджет прошлого года. «Сегодня у нас получился жесткий разговор, но я надеюсь, что он принесет пользу, и каждый сделает соответствующие выводы. Нам необходимо менять ситуацию», — резюмировал тогда Кокойты. 26 апреля 2010 года правительство республики стало объектом критики политсовета партии «Справедливая Осетия» и некоторых изданий, близких команде президента. Была озвучена тема «челябинского следа» в освоении выделяемых средств. Как говорится, дальше больше. Президиум парламента республики принял обращение 12 депутатов о вотуме недоверия правительству, внеся его на рассмотрение сессии парламента.

Однако Вадим Бровцев после этой атаки показал более крепкое здоровье, чем его предшественники. Он подал иск о защите чести и достоинства, и вообще попытался перевести проблему в плоскость публичной дискуссии. На специальной пресс-конференции, созванной в самый канун Первомая, он обозначил несколько принципиально важных тезисов. Первый касался формата освоение средств российского федерального бюджета: «В последнее время правительство подвергается жесткой критике из-за якобы нецелевого использования государственных средств. Это абсолютно не соответствует действительности. Восстановительные работы осуществляются под жестким контролем Российской Федерации. На сегодняшний день проверяющими органами Российской Федерации факты нецелевого использования средств федерального бюджета, переданных бюджету республики Южная Осетия, не выявлены». Второй относился к роли силовиков в социально-экономических процессах внутри республики: «Силовые структуры должны заниматься своим делом. Но я думаю, что рано или поздно все встанет на свои места и достаточно объективно разберутся все и во всем». Третий был в мягкой форме критическим выпадом против команды президента: «Всеми восстановительными работами занимается госкомитет. Это отдельная структура, которая напрямую подчиняется президенту. Да, действительно, сейчас сложилась достаточно сложная ситуация — фактически государственный комитет по восстановлению начал строительство большего количества объектов, чем было средств. Дефицит составляет 530 миллионов только по частному жилью. В целом дефицит — два с лишним миллиарда рублей». При этом премьер попытался продемонстрировать свои хорошие связи в Москве: «Позавчера я обсуждал этот вопрос на уровне министра регионального развития Басаргина Виктора Федоровича. Я все-таки попробую подключиться к этому вопросу и действительно попросить у Российской Федерации средства, чтобы возобновить процесс восстановления республики Южная Осетия». Бровцевым была также озвучена популистская по форме, но броская идея «народного контроля» над составлением» бюджета.

Таким образом, «основным вопросом» югоосетинской политики остается бюджет и грамотное освоение средств, выделяемых на восстановление республики. Но только ли югоосетинской? Вопрос это непростой, сама его природа провоцирует конфликты между местными политиками и управленцами и представителями России. В эту финансово-экономическую проблему вмешивается и большая политика. Насколько готов Кремль к тому, чтобы не отождествлять Южную Осетию с одной единственной фамилией? Остроты ситуации добавляют приближающиеся президентские выборы. Они уже не за горами (2011 год), а проблема «нового срока» или «преемника» пока так и не получила своего решения. И чем ближе к заветной дате, тем более высокий рост капитализации этой проблемы. Дилемма у российской власти непростая. С одной стороны, надо демонстрировать Западу самостоятельность признанного РФ образования (здесь не ударишь кулаком по столу, как в какой-нибудь внутренней губернии). Но с другой, на восстановление республики выделяются немалые средства. 10 миллиардов рублей, выделенных на эти нужды — это пятая часть годового бюджета Ставропольского края (в котором живет почти 3 миллиона человек!). И правильно считать их Российское государство должно, иначе оно — не государство.

Между тем, похоже, никому в голову не приходит мысль, что транспарентность в освоении финансовых средств лучше всего обеспечивается не посредством неформальных связей (чреватых коррупцией), а нормальной открытой публичной политикой. Впрочем, выбор между стабилизацией и развитием не сделан на общероссийском уровне. Чего же ждать этого выбора в маленькой Южной Осетии, зависимой от внутренней динамики в большой России.