ИРАНСКАЯ НЕГОТОВНОСТЬ

ИРАНСКАЯ НЕГОТОВНОСТЬ

Сергей МАРКЕДОНОВ — политолог, кандидат исторических наук

Исламская Республика Иран не готова к признанию независимости Абхазии и Южной Осетии. С таким заявлением выступил посол Ирана в Москве Сейед Махмудреза Саджади. По словам иранского дипломата, его страна итак сделала все возможное, чтобы адекватно отреагировать на события августовской войны 2008 года: «Мы осудили грузинскую агрессию... и объявили о том, что мы готовы выделить средства на восстановление Абхазии и Южной Осетии. Но признание независимости таких объектов в этом регионе пока не входит в основную политику Исламской Республики Иран». Какова же причина, по которой Тегеран не готов к столь определенным политико-правовым шагам?
По мнению Сейеда Махмудрезы Саджади, такое решение «провоцирует другие войны и кровопролития». Иранский посол сравнил ситуацию в двух бывших грузинских автономиях и в экс-сербском крае Косово и сделал вывод, в обоих этих случаях позиция его государства была одинакова. Боязнь того, что признание независимости новых государств может стать прецедентом для нового пересмотра границ в мире, удержала Иран от решения и по Косово, и по Абхазии с Южной Осетией.
Новая артикуляция позиции Тегерана по Абхазии и Южной Осетии поднимает целый ряд важных проблем, как кавказской геополитики, так и международных отношений в целом. Во-первых, оно разбивает устоявшуюся (хотя и крайне упрощенную картинку) в соответствие с которой поведение держав в том или ином вопросе диктуется отношением к США и американской политике в целом. Как известно, именно США наиболее последовательно (даже после ухода администрации Буша) осуждают Россию за односторонние действия по признанию Абхазии и Южной Осетии. После того, как 26 августа 2008 года Москва признала независимость Абхазии и Южной Осетии многие политики и эксперты, как в России, так и в других странах СНГ, стали делать прогнозы относительно того, кто еще поддержит данное решение. В этих прогнозах помимо ближайших союзников РФ внутри СНГ присутствовал и Иран, поскольку именно эта страна претендует на неформальное право быть первой антиамериканской державой мира. Официальная доктрина Исламской республики Иран — шиитское учение в интерпретации аятоллы Хомейни имеет антиамериканскую (антизападную) направленность. В Вашингтоне Иран рассматривается как «государство – изгой», страна «оси зла». Для исламского Ирана США является «большим Сатаной». Однако все это не стало основой для присоединения Тегерана к позиции Кремля. В сентябре 2008 года глава иранского МИД Манучар Моттаки заявил, что его страна «пока не имеет определенной позиции по отношению к вопросу признания независимости Россией Абхазии и Южной Осетии». И эта позиция была озвучена в то время, когда Иран вслед за Турцией предлагал свой вариант обеспечения кавказской безопасности, так называемый формат «3+3», куда помимо трех стран Южного Кавказа должны были войти Россия, Турция и Иран. Тогда же иранский министр заявил, что его страна не готова к роли посредника между Москвой и Тбилиси, но в то же время следит за ситуацией в «чувствительном и важном кавказском регионе». Таким образом, для того, чтобы поддерживать российскую позицию вовсе не обязательно жестко и по все пунктам оппонировать США. И, напротив, для неготовности в чем-то поддерживать Москву совсем не обязательно быть сателлитом Вашингтона.
В пользу тезиса о возможной иранской поддержке абхазской и югоосетинской независимости также использовался тезис об этническом родстве иранцев (персов) и осетин (единственного ираноязычного народа на Большом Кавказе). Однако Иран уже не единожды доказывал, что схематичные подходы к его внешней политике (ее жесткое увязывание с исламом или этническим фактором) далеко не всегда оправдано. Как справедливо отмечают аналитики влиятельной американской корпорации RAND, хотя «иранская стратегическая культура содержит компоненты, стимулирующие самоуверенность и агрессивность, в ней весьма сильны и элементы сдержанности и прагматизма». Вот эта логически противоречивая (можно даже сказать диалектичная) внешнеполитическая линия реализуется на Южном Кавказе. В случае же с Абхазией и Южной Осетией Иран действует не в соответствие с рефлексами на американцев, а согласно своему пониманию того, как обеспечить себе наиболее комфортные отношения с соседями на Кавказе. И что бы ни говорили духовные лица в Тегеране, а прямое скатывание к войне в США не входит в ближайшие иранские планы. Отсюда и стремление Исламской Республики к ровным спокойным подчеркнуто прагматичным отношениям с Грузией.
Несмотря на все антиамериканские выступления Махмуда Ахмадинежада и, напротив, последовательную проамериканскую политику президента Михаила Саакашвили, эта страна не ушла из поля зрения Тегерана полностью. Действительно, по сравнению с Арменией и Азербайджаном контакты между Грузией и Ираном в последнее десятилетие были минимальны. И, тем не менее, во время топливного кризиса, возникшего в Грузии в феврале 2006 года, Иран оказал этой кавказской республике определенную помощь. В августе 2006 года президент Саакашвили через заместителя главы иранского МИД Мехди Сафари даже передавал приглашение своему иранскому коллеге посетить Тбилиси. Когда же в июне 2007 года официальный Тбилиси принимал решение об увеличении грузинского военного контингента в Ираке, то с иранской стороной были также проведены определенные консультации, что позитивно восприняли в Тегеране. Но самое главное – это практически единодушное понимание грузинским политическим классом необходимости установления партнерских отношений с Ираном. По словам бывшего министра иностранных дел и влиятельного эксперта Ираклия Менагаришвили, «мы, естественно, учитываем тот момент деликатности, который характерен отношениям Ирана с международным содружеством, наличие нерешенных проблем в связи с ядерными вопросами и т.д., но, вместе с этим, режим диалога с этой страной никогда не должен прекращаться». В Тегеране понимают, что признание Абхазии и Южной Осетии повлечет за собой резкое увеличение американского интереса к Большому Кавказу (несопоставимого с нынешним). И здесь фактор Грузии далеко не единственный. Повышение роли США в соседнем Азербайджане — это чувствительный вызов для внутренней иранской политики. Сегодня на территории Ирана проживает по разным оценкам от 25 до 35 миллионов этнических азербайджанцев («азербайджанских тюрок»). Это, между прочим, составляет почти треть населения всего Ирана. Азербайджанское население Ирана в три раза превышает численность населения самой Азербайджанской Республики (и это только по официальной статистике, фактически это может быть и больший перевес). В мае-июне 2006 года иранские азербайджанцы провели массовые акции протеста, которые были спровоцированы «карикатурным скандалом» (впору писать исследования о роли живописи в этнополитическом развитии Большого Ближнего Востока).
Поводом для волнений послужило публикации карикатуры в тегеранской газете «Иран», где азербайджанцы были уподоблены тараканам. И хотя власти извинились перед азербайджанской общиной, волнения пришлось останавливать с помощью военной силы. И хотя данная проблема в Иране широко не обсуждается публично (это не слишком принято в Исламской Республике), но она вполне адекватно осознается в экспертном и политическом сообществе страны. Осознается, как потенциальная опасность, для актуализации которой лучше не создавать предпосылок. В самом деле, кто сказал, что казус Косово уникален? Завтра концепция может измениться. Поэтому лучше к этому заранее подготовиться. С восточной основательностью (то есть без излишней шумихи, но с полным пониманием последствий и возможных издержек). Но в итоге, Тегеран воздерживается от придания абхазскому и югоосетинскому самоопределению международно-правового характера.