ИЗ АРХИВА ЛИТЕРАТУРНОЙ СТУДИИ

ИЗ АРХИВА ЛИТЕРАТУРНОЙ СТУДИИ

Литературная студия в Чикаго существует, вернее, действует, уже второй десяток лет. Возглавляет ее Ефим Петрович Чеповецкий. Человек талантливый, с удивительным чувством юмора, одаренный педагог, он сумел сплотить любителей литературы и помочь им самовыразиться. Не беру в кавычки это слово. Литературное творчество студийцев заслуживает высокой оценки. А обсуждения выступлений проходят так интересно и горячо, что остановить рвущихся сказать свое слово может только требование освободить помещение для следующего «мероприятия», проводимого библиотекой.
Это сейчас заседания Литературной студии проходят в библиотеке. А раньше студийцы собирались в «Волане» на Диване (рифма случайная). Именно там я впервые попала в это замечательное общество, а точнее — сообщество. Свои впечатления о первом для меня заседании выплеснула на бумагу и… забыла. И вот, через много лет наткнулась на эти записки. Тех, кто тогда выступал, среди нас уже нет. Ушел из жизни мой друг Ян Торчинский, многолетний ведущий Поэтической страницы газеты «Обзор». И ни разу, заметьте, ни разу на его странице не появилось стихотворение самого ведущего. А ведь Ян Торчинский был настоящим поэтом. Нет и Наташи Дорошко, поэтессы и прозаика, чьи произведения высоко ценили не только любители, но и знатоки литературы.
Может быть мои записки, если они будут опубликованы, еще раз напомнят об ушедших от нас замечательных людях. Посылаю их в том виде, как они были написаны тогда (год не помню).
Нина ДУБРОВСКАЯ

ИЗ АРХИВА
Это было очередное заседание чикагской Литературной студии под председательством и руководством Ефима Чеповецкого. Очередное — для тех, кто пишет стихи, прозу и даже музыку, как Анна Абрамовна Сагаловская. Очередное — для сообщества людей, связанных общими интересами — любовью к литературе и желанием участвовать, пусть посильно, в литературном творческом процессе. Но для меня, человека, лишенного писательского дара, это заседание было первым.
Выступали двое — Ян Торчинский и Наташа Дорошко. Желающих послушать, а может быть и выступить, было немало. Возраст любителей русской словесности — самый разный. «Стаж» пребывания в этой стране — тоже.
И вот что интересно: даже при 20-летнем проживании в Америке и хорошем знании английского люди тянутся к своему родному языку. А если человек родился здесь, в Соединенных Штатах? К сожалению, думаю, для них все разговоры о сохранении языка своих предков могут оказаться пустыми. В лучшем случае они будут знать русский язык так же, как знает английский тот, кто живет здесь давно. Но родным, до конца понятным он для них не станет. И мало шансов, что они будут читать прессу на русском языке.
Хотя… Выжила же газета «Новое русское слово». Только за счет новых эмигрантов?
Все эти рассуждения — предисловие к запискам о заседании Литературной студии.
Итак, в нашем славном городе Чикаго функционирует (не ругайте меня за этот канцеляризм) сообщество, где все не только говорят, но и пишут на русском языке. И первым на заседании, о котором я пишу, выступил Ян Торчинский. В Чикаго хорошо знают этого человека не только по опубликованным стихам и рассказам, но и по острым публицистическим статьям, подчас царапающим и даже ранящим, но всегда интересным и злободневным.
То, что он читал на этом заседании, было для меня удивительным, необычным. В строгую форму сонета, даже не просто сонета, а венка сонетов, он облек современное содержание. При этом первая часть (два четверостишия — катрена) отличается от второй части (двух трехстиший — терцет) не только характером рифмы, но и, я бы сказала, характером содержания. Происходит «сюжетно-эмоциональный перелом» (термин из определения сонета).
А, в общем, неблагодарное это дело и, пожалуй, опасное — рассуждать о теории стихосложения человеку, достаточно от этого далекому. А вот о впечатлении сказать могу. Мне было интересно (тематика-то современная) и приятно (четкие хорошие рифмы) слушать эти сонеты, сплетенные в венок. Жалко разрывать этот венок под названием НЛО, но в статье привести все пятнадцать сонетов невозможно. Приведу только три. При этом замечу, что этот современный венок сонетов — НЛО посвящен жене Белле.

1.
Сегодня прилетали НЛО.
И, кажется, еще страшнее стало,
Как будто небеса насквозь прорвало
Чужое и недоброе крыло.
Хотелось, чтоб скорее рассвело
И неизвестностью не угнетало.
О, Боже мой, да неужели мало,
Того, что на земле произошло?
Да неужели все земное зло,
Сливаясь в непонятные сигналы,
Посланцев преисподней привело
И с нами разобраться приказало?..
А НЛО у нас над головами
Светились разноцветными огнями.
2.
Светились разноцветными огнями
Моей любви заветные года.
И тихо улетали журавлями,
Чтоб в мареве исчезнуть навсегда.
Ни колдовство, ни философский камень
Их не вернут обратно никогда.
Но ты со мной. А потому над нами
Горит надежды вечная звезда.
И в горький час, когда придет беда
И горизонт закроет черной тенью,
Все также вместе мы шагнем Туда,
Покинув этот мир без сожаления,
Земной простор с полями и лесами
И небо высоко над головами…
3.
И небо высоко над головами,
И твердь земли, и зыбкая вода!
О, как мы виноваты перед вами
За то, что погубили навсегда.
А вскоре командорскими шагами
Придет расплаты черная страда:
Кровавый бунт, клубящееся пламя,
Таранный ход арктического льда…
И прекратится наша суета.
И смогут видеть на своем экране
Спешащие на помощь к нам сюда
Таинственные инопланетяне,
Как небосвода мутное стекло
Рождественской гирляндой расцвело.

Интересна была реакция слушателей. Хвалили? Да! Но кто-то усомнился, что слишком современная тематика сделает сонеты непонятными будущим поколениям. Уже хорошо! Если предполагается долголетие, пусть не вечность.
Конечно, к этому венку потребуются комментарии. Ну и что? К некоторым стихам Пушкина тоже требуются комментарии, но от этого они не стали хуже.
Следующей выступающей была Наташа Дорошко, которая вынесла на суд
присутствующих свои короткие рассказы. Рассказы о себе. В каждом из них четко ощущалось: главное действующее лицо — автор. Но мрачноватый настрой их совершенно не вязался с живой улыбчивой девушкой, в блестящих темных глазах которой я не увидела даже тени мировой скорби.
Может быть, у Наташи еще подростковый период? Подросткам свойствен мрачный пессимизм. Философское восприятие несовершенства этого мира приходит позже. И мне захотелось поближе познакомиться с Наташей.
Встреча состоялась в полупустой квартире. Это была уже совсем другая Наташа, какая-то потерянная. Оказалось, она возвращается на Украину, зная, что дороги обратно, в Америку, не будет. Это ее «второе возвращение». Свое решение Наташа объяснила двумя причинами. В Чикаго работу по душе найти не удалось, потому что по душе только писать стихи, песни, рассказы. А здесь этим на жизнь не заработаешь. И вторая причина — желание писать только рассказы. «Если для стихов достаточно посмотреть в свою душу, — сказала Наташа, — то для прозы надо более тесно общаться с окружающим миром, с тем миром, где живут мои герои».
В своих записках и тогда и сейчас я ушла от темы — заседания Литературной студии. Я долго беседовала с Наташей Дорошко и, как смогла, описала этот разговор. Наташа многое мне рассказала, но не сказала главного — она уже была серьезно больна. Позже я об этом узнала и не решилась обнародовать этот нелегкий разговор. Не буду этого делать и сейчас. Но мне захотелось вспомнить о замечательных людях, с которыми посчастливилось общаться. Светлая им память.