ДВА ЯЗЫКА НА УМЕ, НО ТОЛЬКО ОДИН В СЕРДЦЕ

ДВА ЯЗЫКА НА УМЕ, НО ТОЛЬКО ОДИН В СЕРДЦЕ

Вот уже много лет я влюблена не в английский язык, на котором пишу, а в другой, и этот роман складывается непросто. Каждый день стараюсь выучить еще хоть немного слов на оджибве. Стала носить в сумочке таблицы со спряжениями глаголов, вместе с маленьким ноутбуком, который всегда со мной — в него я записываю идеи для книг, услышанные разговоры, словесные обрывки, фразы, приходящие на ум. Теперь в этом крошечном ноутбуке поселился разрастающийся словарь оджибве. Мой английский ревнив, мой оджибве неуловим. Как загнанная в угол неверная любовница, я пытаюсь угодить им обоим.
На оджибвемовин, или анишинабемовин, языке группы чиппева, в нашей семье последним разговаривал Патрик Гурно, мой дед по материнской линии, по происхождению оджибве из резервации Тертл-Маунтин, который, главным образом, молился на этом языке. Я росла вне резервации и считала, что оджибвемовин — это язык, предназначенный, в основном, для обрядов и молитв, как латынь в католической литургии. Многие годы я не знала, что на оджибвемовин разговаривают в Канаде, Миннесоте и Висконсине, хотя носителей этого языка становится все меньше. К тому времени, как я начала изучать оджибвемовин, я жила в Нью-Хэмпшире, поэтому первые несколько лет я пользовалась магнитофонными записями на языке.
Таким путем мне удалось выучить лишь несколько вежливых фраз, но записи спокойного и полного достоинства голоса писателя Бейзила Джонсона на анишинабе помогли мне преодолеть тоску по дому. Я разговаривала на упрощенном варианте оджибве в своих одиноких автомобильных поездках по извилистым дорогам Новой Англии. Тогда, как и сейчас, я всюду возила с собой свои записи.
Язык глубоко врезался мне в сердце, но оставался несбыточной мечтой. Мне было не с кем поговорить на нем, никто не помнил, как мой дед стоял со своей священной трубкой в лесу рядом с кленовым деревом и разговаривал с духами. Лишь когда я вернулась на Средний Запад и поселилась в Миннеаполисе, у меня появились товарищ по изучению языка оджибве и учитель.

ВДОХНОВЛЯЮЩИЙ УЧИТЕЛЬ
Старейшина оджибве в Милль-Лаке Джим Кларк — Наави-гиизис, или Середина Дня, — магнетически приятный, солнечный, коротко стриженый ветеран Второй мировой войны с загадочной добротой, проявляющей в каждом жесте. Когда он смеется, смеется все вокруг, а когда он серьезен, глаза у него становятся круглыми, как у мальчика.
Наави-гиизис познакомил меня с глубоким разумом языка и навсегда внушил мне стремление разговаривать на нем по единственной причине: я хочу понимать шутки. Я также хочу понимать молитвы и адисоокаануг — священные истории, но неотразимой частью языка для меня стал взрыв веселья, возникающий каждую минуту в гостях у оджибве. Поскольку большинство говорящих на нем сегодня владеют двумя языками, речь приправлена каламбурами на английском и оджибве, причем в большинстве случаев обыгрываются странности гичи-мукомаан, то есть привычек и поведения «больших ножей», или американцев.
Это желание углубить знание своего второго языка ввергает меня в странные отношения с моей первой любовью — английским. В конце концов, этот язык был вложен в уста предков моей матери. Английский — вот причина, по которой она не говорила на своем родном языке, и причина, по которой я со своим справляюсь лишь кое-как. Всепоглощающий английский пронесся по Северной Америке, подобно легендарным нашествиям саранчи, которая затмевала небо и пожирала даже рукоятки граблей и мотыг. Однако всеядная природа колониального языка — дар для писателя. Выросшая с английским языком, я участвую в пиршестве полукровок.
Сто лет назад большинство людей в племени оджибве разговаривали на оджибвемовин, но Бюро по делам индейцев и религиозные школы-интернаты наказывали и унижали детей, говоривших на коренных языках. Программа сработала, и сейчас в Соединенных Штатах почти ни один человек моложе 30 лет не говорит бегло на оджибве. Те, кто им владеет, как Наави-гиизис, ценят этот язык отчасти потому, что он был физически выбит из столь многих людей. Носителям языка пришлось бороться за него, терпеть насмешки, не поддаваться стыду и упорно давать обеты продолжать разговаривать по-своему.

ВЕЛИКАЯ ТАЙНА
Конечно, у меня совсем другие отношения с этим языком. Как вернуться к языку, которым никогда не владел? Почему писатель, любящий свой первый язык, должен считать необходимым и важным усложнять себе жизнь вторым? Причины — личные и неличные — достаточно просты. За последние несколько лет я обнаружила, что могу разговаривать с Богом только на этом языке, что каким-то образом в меня проникло использование этого языка моим дедом. Его звуки меня утешают.
То, что оджибве называют «Гизе Маниду» — великий и добрый дух, обитающий во всем живом, то, что народ лакота называет Великой Тайной, для меня связано с потоком языка оджибвемовин. Мое католическое образование затронуло меня интеллектуально и символически, но явно не завладело моим сердцем.
И еще: оджибмевовин — один из немногих уцелевших языков, который развивался здесь, в Северной Америке, до настоящего времени. Логика этого языка адаптируется, как никакая другая, к философии, настроенной на северные земли, озера, реки, леса, засушливые долины, привязанной к животным и их особым повадкам, к смысловым оттенкам в самом расположении камней. Как североамериканской писательнице мне необходимо понять нашу человеческую связь с местом в глубочайшем смысле этого слова, используя мой любимый инструмент — язык.
В языках оджибве и дакота есть наименования мест для каждого природного объекта Миннесоты, включая недавние добавления, подобные городским паркам и прудам. Оджибвемовин не статичен, не ограничивается описанием мира, который остался в некоем недосягаемом и священном прошлом. В нем есть слова, обозначающие электронную почту, компьютеры, интернет, факс. Экзотических животных в зоопарках. «Анаамибииг гукуш» — подводная свинья — это гиппопотам. «Нандукомешиин» — охотник на блох — это обезьяна.
Есть слова, обозначающие молитву о спокойствии, которая используется в 12-ступенчатых программах лечения от зависимости и переводах детских стихов. Разнообразные народы, не относящиеся к оджибве или анишинабе, тоже имеют свои названия. «Аиибиишаабукевинаниваг» — чайные люди — это жители Азии. «Агонгосининиваг» — люди-бурундуки — это скандинавы. До сих пор пытаюсь выяснить, почему.

СЛОЖНОСТЬ ЯЗЫКА ОДЖИБВЕМОВИН
Многие годы я видела лишь поверхность оджибвемовин. Как ни изучай этот язык, приходится глубоко вникать в ошеломляющий комплекс глаголов. Оджибвемовин — глагольный язык, в нем постоянно что-то происходит. Две трети слов составляют глаголы, и у каждого глагола — до 6000 возможных форм. Буря глагольных форм делает язык потрясающе гибким и чрезвычайно точным. Глагол «чангите-иге» обозначает то, как утка ныряет с головой в воду, оставляя хвост над водой. Есть слово, описывающее, что происходит, когда человек падает с мотоцикла с трубкой во рту и черенок попадает ему в затылок. Глаголом может обозначаться что угодно.
Когда доходит до существительных, становится немного легче. Предметов не так много. Скромная, хотя и непреднамеренная политкорректность проявляется в том, что в языке оджибвемовин отсутствует обозначение рода. Притяжательных форм или артиклей женского и мужского рода нет.
Существительные обозначаются, главным образом, как живые или мертвые, одушевленные или неодушевленные. Слово «асин» — камень — является одушевленным. Камни называются дедушками и бабушками и чрезвычайно важны в философии оджибве. Когда я стала представлять себе камни одушевленными, у меня возник вопрос, поднимаю ли я камень или он сам вкладывается в мою руку. Камни теперь для меня наполнены иным смыслом, чем в английском языке. Я не могу написать о камне, не рассматривая его на языке оджибве и не признавая, что вселенная Анишинабе началась с разговора между камнями.
Оджибвемовин — это еще и язык эмоций; оттенки чувств могут смешиваться, как краски. Есть слово, обозначающее, что происходит, когда твое сердце медленно роняет слезы. Оджибве особенно хорош при описании интеллектуальных состояний и тонких граней моральной ответственности.
«Озозаменимаа» относится к использованию своих талантов, выходящих из-под контроля, не по назначению. «Озозамичиге» подразумевает, что еще можно все исправить. Разновидностей любви гораздо больше, чем в английском языке. Есть множество эмоциональных смысловых оттенков для обозначения различных членов семьи или клана. В этом языке также признается человечность сотворенного Бога, абсурдная и поразительная сексуальность даже наиболее религиозных созданий.
Этот язык постепенно проник в мою письменную речь, заменяя то слово, то понятие и начиная обретать вес. Конечно, я уже думала о том, чтобы начать писать рассказы на оджибве — как противоположность Набокову. Но поскольку мой оджибве находится на уровне мечтательного четырехлетнего ребенка, это маловероятно.
Хотя изначально у этого языка не было письменности, люди просто адаптировали английский алфавит и стали делать фонетические записи слов. В годы Второй мировой войны Наави-гиизис писал письма на оджибве своему дяде из Европы. Он свободно рассказывал о своих перемещениях, поскольку ни один цензор не мог понять, о чем он пишет. Недавно орфография оджибве была стандартизирована, но у меня уходит целый день на то, чтобы написать хотя бы один абзац, правильно используя формы глаголов. Но даже при этом в оджибве столько диалектов, что, по мнению многих носителей языка, я все равно выскажусь неправильно.
Как бы ужасно ни звучал мой оджибве для носителя языка, я никогда не сталкивалась с нетерпением или смехом. Может быть, все дожидаются момента, когда я выйду из комнаты. Но, думаю, скорее всего, попытки разговаривать на этом языке очень актуальны. Для тех, кто говорит на оджибве, их язык является предметом глубокой любви. У каждого слова есть свой дух, своя присущая ему уникальность.
Прежде чем пытаться говорить на оджибве, изучающий его человек должен почтить духов дарами — табаком и пищей. Любой, кто пробует говорить на оджибвемовин, занимается не просто освоением труднопроизносимых слов. Какими бы неуклюжими ни были мои существительные, какими бы неустойчивыми ни были мои глаголы, с какими бы запинками я ни изъяснялась, причастность к этому языку носит духовный характер. Может быть, об этом знают мои учителя, а мой английский это простит.
Луиз ЭРДРИЧ, america.gov

Автор более десятка романов, мемуаров, стихотворных сборников и детских книг Луиз Эрбрич, по происхождению оджибве из резервации Тертл-Маунтин, принадлежит к наиболее известным писателям из числа коренных индейцев. Она снискала себе славу своей удостоенной наград книгой «Лекарство любви» (1984 год). Владеет небольшим независимым книжным магазином Birchbark Books в Миннеаполисе, штат Миннесота. В этой статье она пишет о вдохновении, которое она черпает из языка оджибвемовин, относящегося к группе чиппева (оджибве).