ПАРАДОКСЫ НАСЛЕД�Я РАБ�НА

Александр Л�ХТ�КМАН

В первые годы после убийства в �зраиле спорили о «творческом наследии Рабина». Левые утверждали, что наследие имеется, и приводили в пример цветущие города и села Палестинской автономии. Правые же утверждали, что наследия не существует, и изучать в школах и детсадах нечего. На самом деле наследие Рабина сформулировано в двух его высказываниях о демонстрантах, напоминавших ему предвыборные клятвы о Голанских высотах. «Меня не колышет», — говорил Рабин. «Мне на них плевать», — добавлял Рабин. Еще он называл их «пиявками» и «сообщниками ХАМАСа» и утверждал, что он — «премьер-министр от имени 98% граждан».
На первых порах рейтинг его правительства и государственной власти в �зраиле действительно был высок, но он сжег его за час, как персонаж песни Макаревича про костер. А остатки выскребли по сусекам и бросили в огонь Нетаниягу, Барак, Шарон и Ольмерт — верные воплотители в жизнь наследия Рабина. Все спалили, ничего не осталось. Зола. На свежем пепелище трава зеленее.
У классиков марксизма-ленинизма подробно описан процесс загнивания отжившего положенный ему срок государственного строя. Пока верхи все еще могут, а низы не слишком активно выражают нежелание подчиняться, происходит смешение правил игры. Верхи уже догадываются, что скоро их время кончится, и прут напролом. Так царь Николай втянул Российскую империю в гибельную войну, так Ольмерт тянет �зраиль в смертоносный мир.
Политические инициативы под закат каденции не новость. За считанные недели до выборов Эхуд Барак, опиравшийся на коалицию из 30 депутатов, подарил Арафату газовые месторождения, съездил на переговоры в Шарм аш-Шейх и вполне готов был подписать с кем-нибудь судьбоносный договор. К счастью, желающих не нашлось. Общественное мнение в �зраиле негодовало, правая пресса исходила сарказмом, но рейтинг популярности правительства Барака выражался все-таки двухзначной цифрой, хоть и невысокой.
При Бараке израильтяне все еще верили власти, как таковой, хотя эту веру изрядно поколебал Рабин, грубо нарушивший предвыборные обещания, и Нетаниягу, подписавший Хевронские протоколы. Потом к власти пришла «ферма» и коррумпированный ликудовский Центр. Предшественники Ольмерта до дна исчерпали кредит доверия, и его согласие на выдвинутые Асадом предварительные условия иначе как прощальной фигой презренным низам не назовешь.
Пока сменявшиеся правительства, следуя заветам Рабина, плевали на общественное мнение, пресса клеймила популизм и оправдывала непопулярные решения. Но установившаяся стойкая антипатия между низами и верхами — палка о двух концах. � второй ее конец — это падение авторитета власти и повсеместное пренебрежение государственными законами. В том числе — хорошими и правильными. Коль скоро власть взяла за правило принимать исключительно болезненные для народа решения и никакими демонстрациями ее «не поколышешь», то и рядовые граждане в своих повседневных делах руководствуются теми же принципами.
Ситуация усугубляется растущим негодованием по адресу судебной власти. Падение авторитета Высшего суда справедливости — результат многолетнего непопулярного в низах судопроизводства. Какими бы мотивами ни руководствовались «высшие судьи», добились они того, что основная масса населения разуверилась не только в судебной системе, но и в законах, соблюдением которых она призвана заниматься. В том числе — нормальных законов, без которых жизнь превратится в хаос.
Об отношении к законам можно судить по авторитету тех, кто их принимает, — Кнессета. Оказавшись перед выбором — выполнить закон или нарушить, граждане неизбежно вспоминают законодателей — «слуг народа». В правильном демократическом государстве гражданин ощущает себя соавтором существующих порядков. Но кто хотел бы оказаться в компании Гиршзона, Рамона, Ольмерта, Бар-Она..? В ситуации, когда лишь 30% граждан доверяют Кнессету, соблюдение законов фактически становится добровольным делом каждого, и непомерно возрастает роль полиции и фискальных органов. Об авторитете и тех и других говорить излишне.
Недоверие к власти как таковой накладывается у нас на несовершенство законов, превращающее в преступника практически любого гражданина страны. Остановить прохожего и хорошенько допросить. Что выяснится? Либо «травку» покуривает (1 миллион 200 тысяч по официальной статистике), либо программы на домашнем компьютере нелицензионные, либо диски в музыкальном центре пиратские, либо подрабатывает где-то «по-черному», либо гранату, унесенную из армии, хранит в старой кроссовке, либо тест на автомобиль вовремя не сдал, либо нарушает правила движения, если никто не видит, либо обманул таможню и провез лишний блок сигарет... Добавим еще тысячи представителей правой молодежи, отведавших полицейскую дубинку и навсегда занесенных в списки неблагонадежных, хотя и судимы не были.
Практически вся страна живет с сознанием неразоблаченного преступника, злорадствующего или дрожащего всякий раз, когда по радио передают об очередном допросе главы правительства, министров и депутатов. Некоторые общественные секторы еще более-менее держатся. Например, порядки, принятые в ортодоксальных общинах, почти не подвержены влиянию сообщений прессы о коррупции в государственных структурах. Ничего хорошего от сионистов там никогда не ждали. Где не принято воровать — не воруют. Там же, где соблюдение закона держится исключительно на страхе перед наказанием, творится беспредел. На смену «эпидемии детоубийств» пришла «пандемия» преступной черствости водителей-убийц, скрывающихся с места аварии. Многим удается.
При этом ясно, что не все водители-убийцы виновны в трагедии. Бывает, что пешеход спьяну шагает на проезжую часть. Среди сбежавших и оставивших жертв истекать кровью, наверняка, немало трусов, не рискнувших сражаться за правду с судебно-полицейской системой. Страх перед дачей показаний, просто перед контактом с полицией столь велик, что они согласны откупиться жизнью ближнего. А теперь, когда тема стала «модной», возрастает опасность, что беглецов станет еще больше. Точно так же, как охота за родителями-детоубийцами угрожала, в первую очередь, детям, так и муссирование темы хладнокровного убийства на дороге вредит потенциальным жертвам аварий.
В тех местах на земном шаре, где люди верят суду и полагаются на честность полиции, гораздо реже встречается преступная черствость на дорогах. Путешественники рассказывают, что не так далеко от �зраиля есть города, где водители останавливаются и выскакивают с тревогой на лице, если прохожего случайно ветерком обдует. � не из страха перед полицией, а по доброй воле предлагают они свою помощь. Но в тех же странах партии соблюдают предвыборные программы, и правые не превращаются вдруг в левых. � никто не внушает народу смирение перед «болезненными решениями». � приговоры конституционного суда одобряет, по крайней мере, половина граждан. � премьер-министры не плюют на демонстрантов. � не гибнут потом на площадях при невыясненных до конца обстоятельствах.
1 ноября вступил в силу закон, запрещающий поливать приусадебные участки. Запрещается любой способ полива, в том числе капельное орошение. В тот же день встречаю владельца сада, включившего поливную систему — вода льет фонтаном. Знает ли он о запрете? Конечно, знает. Какой же садовод не слышал о новом указе Ольмерта? Далее следует тирада, за цитирование которой по нынешним временам угрожает, по меньшей мере, административный арест с занесением в «черные списки» (линк на меры Барака против правых). Но, сколь бы ни был садовод прав в своих оценках потребностей апельсинов и личностей наших министров, мера экстренная: в стране — засуха. Бывают правильные законы — и их нужно выполнять.

mnenia.zahav.ru