СПЕШИ МЕДЛЕННО

СПЕШИ МЕДЛЕННО

EdwardTesler, Ph. D

Фразу эту, которая, как известно, принадлежит римскому сенатору Фабию Кунтактору, не худо бы помнить каждому, она предохраняет от поспешных выводов. Мне кажется, статья Франсиса Фукуямы «Крах корпорации ‘Америка’» (Обзор, 13-19 октября) явно этим грешит. Лейтмотив её прост и понятен. Нынешний кредитный кризис — это наследие экономической революции Рональда Рейгана. Мягкая правительственная регулировка, приемлемая где-нибудь в Силиконовой долине, финансовому рынку противопоказана. Рейгановское ослабление регулировки, плюс снижение налогов, в конечном счете и пустили корпорацию «Америка» под откос. Настолько, что не только европейский социализм и популист Чавес, но даже модели России и «экономического колосса» Китая выглядят привлекательнее. Да и демократию не следовало так рьяно продвигать. Когда-нибудь Америка воспрянет, но гегемоном ей уже не быть.
Рейгана я ставлю исключительно высоко. Одной лишь его победы, без единого выстрела, в холодной войне достаточно, чтобы заслужил он вечную благодарность человечества. Могущество, которым его наделяет Фукуяма, вдвойне приятно: либеральная профессура не очень его жаловала. Но зачем же преувеличивать? Рейган покинул Белый дом в январе 1989 года. Не мог он придать американской экономике такое ускорение, чтобы хватило на двадцать лет прогресса. Не только человеку, но и всесильному Супермену такое не по плечу. Одна только сила могла это сделать: сама американская экономика. Предельно капиталистическая экономика свободного рынка.
На соседней полосе «Обзора», в статье «Корни современного капитализма», Брюс Скотт определяет капитализм как систему управления, которая возникает, когда государство разрешает негосударственным субъектам деятельности управлять экономикой страны при условии соблюдения определенного набора правил и предписаний. Здесь что ни слово, то шедевр. Не какой-то там по счету Людовик («Государство — это я») «разрешил» третьему сословию, то есть буржуазии («негосударственным субъектам») управлять экономикой и страной, а оно ему, чтобы не мешал своими «правилами и предписаниями», отрубило голову. И пивовар (то есть опять же капиталист) Кромвель сделал то же. И в Америке, где одни штаты были за рабство, а другие против, приговор вынес капитализм. И Ленин ввел НЭП не из любви к мелким капиталистам — крестьянам, а из страха потерять власть. Да и вся советская империя, всем государствам государство — где она? Экономика диктует — государство выполняет. Или сметается с пути.
Капитализм — категория не политологическая, а экономическая. Экономика переделывает природные ресурсы на пользу человеку (порой и во вред, но с этим уж ничего не поделаешь. Ум человеческий имеет пределы; но глупость человеческая беспредельна). Переделка эта для нашего существования жизненно необходима, но «в поте лица своего добывать хлеб свой» мало кому захочется без побудительного стимула. Жадность, стремление получить доход — один из них, и это в равной мере справедливо для любой экономической системы. И создается этот доход, тоже в любой системе, одним единственным способом: концентрацией продукта труда многих в руках немногих. Принципиальное отличие состоит в том; что в других системах для получения дохода достаточно продукт создать, а в капиталистической его нужно ещё и продать. Капитализм — это рынок. Товарный, финансовый, трудовой — это частности. Главное — рынок. Всё, что на пользу рынку, на пользу экономике и, следовательно, цивилизации. Всё, что ему мешает, вредно.
Но свобода рынка и бесконтрольная анархия — совсем не одно и то же. Правила для его нормального функционирования совершенно необходимы. Вопрос лишь в том, кто и из каких соображений должен их устанавливать. Профессор Фукуяма предпочитает это поручить мудрым законодателям. Будучи также сторонником демократии, он, очевидно, должен предположить, что большинство голосов должно достаться мудрейшему. Или что коллективная мудрость народных избранников — превышает сумму их индивидуальных мыслительных способностей
То и другое, конечно, и обсуждать всерьез не стоит. Великое преимущество демократии в том и состоит, что законодатели эти редко способны столковаться друг с другом и потому не могут принять решение, которое стало бы серьезной социоэкономической помехой. А когда столкуются, получается очередное уродство. Прогибишен. Помощь афганским муджахеддинам. Война против этих же самых муджахеддинов. Налоговый кодекс, который скоро уже не поместится в библиотеке Конгресса. Крикливый, смешанный с ложью и грязью рекламный фарс выборов (в рекламе товаров и услуг нечто даже отдаленно подобное вызвало бы лавину судебных исков). На избранных по правилам этого фарса надеяться в регулировании экономики? Нет уж, увольте.
Остается только саморегулирование. Фантастика? Не совсем. Обратимся к словам самого Фукуямы: «В те времена (70-е годы. — Э. Т.) телефоны были дороги... авиаперелеты были роскошью... большинство людей держали свои сбережения на банковских счетах, по которым выплачивались небольшие фиксированные проценты». Конечно, дерегулирование осуществило государство. Но потребовали его не законодатели — им-то к чему лишнее беспокойство — а сами капиталисты. Всесильная Ма Белл могла в зародыше задушить какой-нибудь Комкаст, малым авиакомпаниям ходу не было, а корпорациям приходилось вкладывать миллиарды в пенсионные фонды, поскольку проценты на сбережения еле покрывали инфляцию, и то не всегда.
Дерегулировали. Телефоны и авиабилеты стали дешевы и доступны всем, и конкуренты наперебой предлагают льготы. Шестьдесят процентов американских семей владеют акциями — и в пенсионных сбережениях, и на облагаемых налогом брокеражных счетах. Почти акулы Уолл-Стрита, и уж точно, по определению, капиталисты. И корпорациям выгодно. Если бы позволили корпорации «Америка» себя регулировать — с чего бы стала она делать это по-иному?
Но что тогда делать государству — сажать сутенеров и наркодельцов? Да нет, им и в легитимной экономике дела хватит. Не решать, сколько стоит телефонный сервис и каков должен быть банковский процент (это пусть они сами), а гарантировать сравнительно честную борьбу даже и между далеко не равными по силе конкурентами. Вместо этого, народные избранники почти публично продают свои услуги с аукциона, лоббисту, который больше заплатит. Чем мешать экономике, почистили бы свои Авгиевы конюшни, законодатели. Всем было бы лучше
Поправка. Не всем. Людям безответственным, психологическим рабам и просто дуракам может стать хуже. Таких много. Скудный, но гарантированный хлеб раба надежнее риска свободной жизни. Потому, собственно, и возникло рабство: не могли вожди племени поработить крепких свободных охотников без их согласия. И Моисей сорок лет водил евреев по крохотной пустыне, чтобы вымерли все, вкусившие сладость рабства. И Россия тоскует по сталинизму. Многие американцы тоже плохо подготовлены для решений и риска. Но когда им всего лишь приходится выбирать телефонную компанию — невелика беда. Серьезные финансовые решения — иное дело. Один вкладывает весь свой пенсионный фонд «401 (к)» в акции нанимателя. Если компания обанкротится, теряет и работу, и пенсию. Другой, наслушавшись разговоров, что дом — это инвестиция, покупает жилье подороже, а потом не может платить по закладной. Третий поддается обещаниям невиданной отдачи и покупает какой-нибудь неликвидный хедж-фонд. Таким, конечно, свободный рынок противопоказан. Но именно они и способствуют кризисам.
Механизм их заложен в самый фундамент экономики. Деньги — средство производства, как машины или металл. Нет своих — бери в кредит. Банковский процент — плата за право временного пользования деньгами банка. А банк платит вкладчику за право пользования его деньгами, других для кредитов у него нет. В 70-х и начале 80-х обязан был платить пять процентов и потому, чтобы иметь прибыль, должен был брать за краткосрочный кредит, скажем, восемь процентов. За долгосрочный, на покупку дома, с учетом инфляции — тринадцать. А за «необеспеченный», по кредитным карточкам — и все восемнадцать. Справедливо: риску больше.
Но и последнему дураку было ясно, что с такими процентами шутить не следует. Биржевую и всякую иную несдержанность они и впрямь тормозили. Но и легитимную экономику тоже. Вскоре после Первой мировой стало очевидно, что на тормозах далеко не уедешь. Банки облегчили доступ к кредиту, к расширению производства. Но высокая волна и пену высоко поднимает. Биржа стала спекулятивной. Жулики предлагали дутые акции, дураки их хватали, благо деньги были дешевы. А потом — похмелье. Нечем платить по займам, и банки лопаются один за другим. Инвентарные запасы растут, а покупателей нет. Компании закрываются, безработица. Да ещё и стихийное бедствие: урожай. Это не описка. Упали цены на сельскохозяйственные продукты, под которые тоже немалые кредиты были взяты, и кризис ударил по сельской Америке. Очень похоже на нынешний кризис, включая даже контраст, на радость социалистам и либералам всех мастей, с процветающей «российской моделью». Правда, не было ни глобализации, ни нефтяного картеля. Не было и рейганомики. Было тогда Рейгану всего двадцать, а в Овальном офисе сидел Гувер.
Сменивший его Рузвельт ввел, по существу, американскую версию социализма: жестко зарегулировал банки и биржу, дал кредиты фермерам, льготы юнионам, всевозможную помощь бедным и безработным. Чем и притормозил не только пену, но и легитимную экономику. Но страх народных масс перед призраком Депрессии пересилил даже требования свободного рынка. Только в 1939-м, когда выяснилось, что корпорация «Америка» не подготовлена к Второй мировой, капитализм освободился от оков и за пару лет создал экономику победы.
Первым после-Рейгановским кризисом был крах сберегательных банков в 90-х годах. Согласились они с правительством: мы даем ссуды только персональные, а не более выгодные (и более рискованные) коммерческие, а вы не требуете от нас капитализации, как от коммерческих банков. Многие вели себя ответственно, но иные свели капитализацию почти к нулю и подорвали индустрию: вкладчики кинулись забирать свои деньги. При чем тут рейганомика?
Совсем недавно раздулся и лопнул технологический мыльный пузырь в Силиконовой долине, для которой Фукуяма допускает более мягкую регулировку. Снова обещания неслыханных доходов, биржевые спекуляции — и крах. Снова никакой связи с рейганомикой. Просто, как говорят американцы, дурак и его деньги легко расстаются. Так что же — поставить под правительственный контроль создателей новой технологии? Или тех, кто их кредитует? Во имя спасения дурачьего кошелька убить прогресс? Не дороговата ли цена?
То же и теперь. Как бы ни уверял Фукуяма, что налоги снижать нельзя, растет дефицит, богачи богатеют, и не хватит денег на бедных, между долларом в нашем кармане и долларом, отданным государству, есть большая разница. Оно его потратит на содержание работоспособных, которым выгоднее не работать. На помощь странам, которые нас ненавидят. На устаревшие военные базы и другие проекты, единственная цель которых — привлечь федеральные (это наши с вами) денежки в дистрикт, пусть и дальше голосует за заботливого законодателя. А мы — на то, что хотим. И капиталист, выполняя наш покупательский приказ, подхлестнет экономику. Рейганомика — дерегуляция и снижение налогов — немало этому поспособствовала, и Америка всего за пять лет оправилась от силиконового краха. Денег стало больше, и стали они дешевы: банки вкладчикам платить не обязаны, могут прибыльно ссужать под совсем малый процент.
Закон требует проверять платежеспособность, но это легко обойти переменным процентом: для начала поменьше, чтобы клиент формально прошел проверку, а в будущем... вот о будущем-то дурак и не думает. Спешит подписать. А для тех, кому и сниженный процент велик, есть полуправительственные Fannie May и Freddie Mac. Каждой семье — свой дом.
Риск долгосрочного займа и влияние инфляции тоже легко обойти. Коммерческие банки вместе с Fannie и Freddie собирают закладные в пакеты и продают их банкам инвестиционным, вроде Lehman Brothers, которые страхуют эти пакеты, скажем, в многомиллиардной AIG и выпускают под это обеспечение акции на продажу инвесторам. Всё честно, строго по закону
Крах начался на рынке недвижимости, а вовсе не на финансовом. Спрос на жилье превысил предложение, и цены стали расти. Люди кинулись покупать, пока не поздно, тем самым ещё более взвинчивая цены. Начался строительный бум. Когда опомнились, было уже поздно. Цены рухнули ниже, чем взятые на покупку ссуды. Снова как в далеком 30-м, возросли инвентарные запасы, а с ними и безработица. Биржевые индексы упали наполовину. Если переждать пару лет, не продавая акций — не страшно, потери эти бумажные. Но для тех, кто продает сегодня — по нужде ли, от страха ли — они становятся вполне реальными. И акции Lehman Brothers, выпущенные под обеспечение недвижимостью, тоже реально упали вместе с ценой этой недвижимости. Страхователь (AIG) обязан был покрыть убытки и разорился. Спасла его правительственная инъекция размером в 120 миллиардов долларов. Тем временем вкладчики кинулись спасать свои деньги, многим банкам пришлось выйти из бизнеса, а другие заморозили кредит. Чтобы его оттаять, понадобятся семьсот миллиардов; вероятнее всего, дойдет до триллиона.
Что делать? Фукуяма отвечает: финансовый рынок основан на доверии. Нет доверия — заморожен кредит. Стопорится всё. Следовательно, прежде всего надо восстановить доверие жесткой регулировкой. Хорошо, сначала о доверии. Ни один рынок, финансовый или иной, на доверии не основан. Никогда не был, никогда не будет. Это ещё древние римляне знали: caveat emptor. Покупатель, берегись. Смотри, куда вступаешь. Или что покупаешь. К чему были бы органы контроля качества, система гарантий, закон о правде в рекламе, государственная страховка вкладов и инвестиций, если бы слову продавца, банкира или брокера всегда можно было доверять?
С регулировкой тоже спешить не стоит. Как мы уже видели на прошлых примерах, она вместе с пеной застопорит и всю волну. И будем мы до-о-олго выкарабкиваться из нынешнего кризиса. Дольше, чем из депрессии 30-х годов, потому что третья мировая пока не намечается.
Нынешний кризис совпал с выборами. Того и гляди, это поможет Обаме, которого, совершенно непонятно почему, считают чуть ли не Мессией в экономике. Если он пройдет, хорошего ждать не приходится. Сам он планов жесткого регулирования пока не раскрывает, но явный его единомышленник, либеральный профессор Фукуяма может себе позволить быть откровенным. И вот что он предлагает: «освободиться от смирительной рубашки рейгановских времен, которая сковывает систему налогообложения и регуляторы». Свободный рынок — это смирительная рубашка, а жесткое регулирование — это освобождение? Поощрение экономического успеха и повышение покупательной способности путем снижения налогов — сковывает, а усиленное налогообложение — раскрепощает? Да не цитирую ли я, вместо Фукуямы, «1984» Оуэлла, где война называется миром, а пропаганда — правдой? Нет, всё правильно. В точности процитировал Фукуяму.
В этой благословенной стране много мне довелось слышать апокалиптических пророчеств: о ядерном Холокосте, глобальном потеплении, исчезновении нефти... Всерьез опасаться не было оснований. Но если и Белый дом, и Конгресс окажутся в руках одной партии, а самый либеральный сенатор станет президентом, крах корпорации «Америка» действительно состоится. И накренится страна на левый борт, к европейскому социализму. А то и к венесуэльскому. Тогда вернуться на правильный курс будет ох как нелегко. Вот это и впрямь страшновато.