ПОМИРАТЬ ЕЙ РАНОВАТО

ПОМИРАТЬ ЕЙ РАНОВАТО

Edward Tester, Ph. D.

Статья «Отмена конца истории» (Обзор, 1-7 сентября) затрагивает очень интересную тему. Признаюсь сразу: из упомянутых в статье авторов я досконально знаком только с Марксом, но позиции Фукуямы и Кагана получили в ней, выражаясь математически, «необходимое и достаточное» освещение. Вкратце: по Марксу, тысячи лет антагонизма — это предистория, а история начнется с установлением коммунистического будущего (советские идеологи нутром почуяли, что его бесконфликтность — не лучший стимул прогресса, и придумали «борьбу хорошего с лучшим»). Фукуяма повернул Маркса на 180 градусов: силовая корректировка курса — это и есть история. Без неё человечество перейдет на автопилот, и конец истории. Застой. Да, но возможность такого исхода — не более чем иллюзия, навеянная окончанием холодной войны, возражает Каган. Мир вернулся к конфликтной реальности, хоть и с иной расстановкой сил.
Определим предмет дискуссии: Что такое история? Вопрос вовсе не праздный. Уэбстер определяет историю как хронологию событий, летопись, или события, изучаемые исторической наукой. Вспоминается определение, данное Кэмпбеллом: научная фантастика — это то, что покупает редактор научно-фантастического журнала. История как события прошлого — это ближе. Кто и как о них пишет, и пишет ли вообще — несущественно, это только для реноме пишущих имеет значение. По Райкину: ты меня уважаешь, я тебя уважаю, мы с тобой — уважаемые люди.
Но этого недостаточно. Чтобы имело смысл обсуждать событие в рамках теорий Маркса-Фукуямы-Кагана, они должно быть, во-первых, как сказали бы американцы, man-made. Извержение или Катрину сколько ни обсуждай, они всё равно происходят. Только на то и годится такая дискуссия, чтобы показать, насколько поглупел человек за два тысячелетия. Римляне в Помпею не вернулись, а нью-орлеанцы опять поселились ниже уровня моря. Правда, за счет налогоплательщиков и сердобольных жертвователей.
И во-вторых, события эти должны заметно влиять на жизнь человека в глобальном или по крайней мере региональном масштабе. История о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, для исторического анализа не очень интересна.
В этих граничных условиях мало места остается для случайностей. Бывает, конечно. Потрепало штормом Великую Армаду, и владычицей морей стала Англия. Но, думаю, всё равно стала бы, только чуть позднее. Примем, следовательно, в качестве рабочей гипотезы, что каждый исторический поворот определяется столкновением противоположных по знаку, примерно равных по модулю и достаточно сильных интересов (всё тот же динамический баланс, о котором я писал уже не раз). И что отсутствие такого столкновения приводит к движению по инерции. По Марксу, к светлому будущему. По Фукуяме, к смерти истории, (о теории Кагана — особый разговор). Если совершить мысленно путешествие в прошлое, то все повороты истории становятся объяснимы.
Но странно. Интересов множество. Личных, общественных, национальных, идеологических, религиозных... А результат один. Войны, кровь, бедствия. Ясно, почему. Уберем эту политкорректную шелуху — и останется ядро. Даже не одно, а два: жадность и страх. Стремление отобрать у соседа и опасение, что он отберет у тебя. Нормальная борьба за выживание, социоэкономический дарвинизм.
Цинично? Прибавочный продукт рабского и крепостного труда был мизерным. Базарить его на разорительные военные авантюры, чтобы только арку себе воздвигнуть или щит куда-нибудь прибить, никто, кроме парочки отъявленных драчунов, не стал бы. А занимались этим все. Были, следовательно, эти авантюры не разорительными, а доходными. Не столько для личной славы завоевателя, который нередко даже местных властителей оставлял в силе, сколько для
возможности посадить там своих сатрапов, проконсулов или мытников с краткой инструкцией: кесарево — кесарю. Жадность. И на войны с соперниками в средние века тратили немало, чтобы дорогу не перебежали. Страх.
А потом пришло время, когда сильные прикарманили всех слабых и стали с вожделением посматривать на прикарманенное другими. Жадность и страх дошли до апогея. Началась эпоха империализма, драк между сильными за передел мира. По Ленину, высшая (и последняя) стадия капитализма. Кончится она — и с ней кончится капитализм.
Но история не так прямолинейна. «Всесильное, потому что оно верно» учение Маркса, как и его «с точностью до наоборот» ленинская интерпретация, оказались неверными и не всесильными. В ходе научно-технического прогресса (которому войны, отдадим им должное, немало способствовали) производительность труда выросла неизмеримо. А воевать стало слишком дорого, в особенности победителю. Россия, вместо добропорядочной выплаты военных долгов, преподнесла Западу большевизм. Германия, вместо версальских контрибуций — Гитлера. Одни убытки. Империализм стал невыгодным и кончился, а капитализм живет. Его нынешняя стадия — экономическая глобализация. Высшая ли стадия, и последняя ли, никто не знает, и гадать не стоит. Но думаю, что нет. Человек — существо изобретательное. Но в ней мы живем сегодня. Её девиз — не воевать, а торговать. Не антагонизм, а здоровая рыночная конкуренция.
И здесь пора вернуться к теории Кагана: отсутствие экономического — по Марксу, классового — антагонизма историю не убьет, потому что остается множество других. Национальных, религиозных, идеологических. Сохраним конфронтацию. Создадим союз демократических сил против антидемократических. Во главе первых — сверхдержава Америка. Среди вторых — свои великие державы. Россия, Китай. Того и гляди. Иран. Эта конфронтация и будет двигать прогресс, никакого застоя. Клячу истории загоним, как ещё Маяковский призывал.
Вполне рационально — как временная ситуация, вроде второго акта холодной войны. Но «демократическая лига», предложенная Каганом, искусственна и потому нежизнеспособна. Демократию там, где ее не хотят, она не внедрит. При «холодном» противостоянии, когда главная забота — не сделать его «горячим» — бесполезна: вспомним реакцию НАТО на грузинский конфликт. Чтобы победить в конфронтации, а уж тем более в настоящей войне, нужны союзы стратегические, основанные не на идеологии, а на общности интересов. Типа антигитлеровской коалиции. Скажем, союз с недемократическим Китаем против великодержавных устремлений России. Или с мусульманским Пакистаном (тоже не очень друг нам) против ядерных замыслов Ирана. Но в любом случае — союзы временные: интересы меняются.
Кстати, такие союзы будут способствовать вовлечению «антидемократов» в магистральный процесс глобализации. Западная цивилизация экономически сильнее оппонентов. Слабее, правда, в смысле решимости лидеров и запрограммированности подданных, но если дойдет дело до последней драки, то победит. И противники тоже это понимают, на такую не пойдут. Страх не позволит. А жадность требует приобщения к западному богатству, и придется им это делать на наших условиях. Торговать. Волей или неволей, расширять сферу глобализации. Она уж своё дело сделает, хоть и медленно. Раньше или позже, конфронтация в принципе — а не с конкретным противником — станет невозможной.
А решение Когана — демократы против антидемократов — с глобализацией несовместимо. Демократы и так на магистрали, а отчужденным антидемократам одна останется утеха — свое знамя, хоть красное, хоть зеленое. И конфронтация сохранится навечно.
Но не сведется ли конец конфронтации к марксовой коммунистической бесконфликтности или, по Фукуяме, к смерти истории, к застою? Не придется ли человечеству, чтобы этого избежать, всё-таки согласиться с Каганом и обратиться к неэкономическому противостоянию? По моему мнению — нет, не придется. Противоборства страха и жадности никакая глобализация отменить не может. Да и вообще ничто не может. Быть им с нами — и служить двигателем истории — до последних дней существования человека. Только самой большой ценностью будет не земля, не скот и не нефть — а покупатель. Жадность заставит делать всё, что он потребует, лучше и дешевле. А страх заставит опередить конкурента в изобретении новых товаров и услуг. Более чем достаточно для прогресса.
Фукуяма и Каган упустили важную деталь. При коммунизме плановики с компьютерами (или компьютеры без плановиков) решали бы, сколько чего кому нужно для удовлетворения «разумных» потребностей. И, чтобы не расходовать зря ресурсы, где это всё концентрированно производить. Автомобили поручить Детройту. Сталь — Золингену. Шелк — Китаю. А капиталист в Питтсбурге, при любой глобализации, сам решит, делать ли сталь. Или японский — делать ли автомобили. И мы ещё посмотрим, чьи купят.
Но это в будущем, а пока ещё политические события делают историю, верно?
Неверно. Уж на что богат был политическими событиями послевоенный период, а определили его события социоэкономические и научно-технические; Германию и Японию спасла от катастрофы экономическая помощь Америки, и стали они ведущими силами демократического мира, самой же Америке конкурентами. Советскую империю без единого выстрела свалил Рейган своими научно сомнительными, но экономически гениальными «Звездными войнами», которые тем оказались не по карману. Военные и политические союзы — НАТО, Евросоюз — ненамного больше объединили Европу, чем ООН. Объединил её евро.
Компьютер, Интернет, сотовый телефон перевернули все прежние представления о коммуникациях, рынках труда и финансовых системах. Прогресс здравоохранения увеличил продолжительность жизни настолько, что иные уже видят в этом зло: стариков кормить надо. А ведь все эти изобретения — плоды жадной драки за каждый покупательский доллар.
И среди отрицательных событий то же самое. При всём уважении к жертвам 11 сентября и к павшим героям вьетнамской или иракской войны, Америка от этого всерьез не пострадала. От иранского ядерного шантажа — тоже. Иное дело — кризис сберегательных банков (S&L), который два десятилетия назад обошелся в двести миллиардов, по тем временам сумма неслыханная. Или «мыльный пузырь» в технологических инвестициях, наполовину сокративший биржевые индексы. Или нынешний кризис недвижимости в сочетании с крахом инвестиционных банков и развалом кредитной системы, который может обойтись в триллион долларов. Сотенными банкнотами на эту сумму можно четыре раза выстелить дорогу от Земли до Луны. Козни зловредных аптидемократий? Нет, результат всё той же вечной борьбы жадности и страха, с которой глобализация не покончит, а скорее всего усилит. Кому нужны неэкономические конфронтации, когда экономика обеспечит нам сколько угодно стимулов и для взлета, и для падения?
А заодно и в правлении наведет порядок. Для глобальной экономики демократия, которая, по словам Джавахарлала Неру, только тем и хороша, что все остальные формы правления ещё хуже, обладает неоценимым качеством: минимально вмешивается. Она и установится
Перефразируя Марка Твена, слухи о смерти истории сильно преувеличены. И поддерживать её существование искусственными мерами — неэкономическими конфронтациями и демократическими лигами — в обозримом будущем, видимо, не придется.