РАССКАЗЫ

РАССКАЗЫ

Владимир ХОХЛЕВ

От составителя:
Несколько месяцев назад мы знакомили вас, дорогой читатель литературной страницы, с творчеством петербургского писателя Владимира Хохлева — прозаика, журналиста, поэта, кинодраматурга, редактора нескольких периодических изданий северной столицы России. Сегодня мы продолжаем знакомство с этим автором, и нам особенно приятно делать это именно сейчас, потому что совсем недавно Владимир Хохлев стал лауреатом Всероссийской литературной премии имени Бориса Корнилова, учрежденной Союзом писателей России. С чем мы Владимира искренне поздравляем! И предлагаем вашему вниманию его небольшие, совсем разные — и по темам, и по времени написания, и по стилю — прозаические зарисовки: ироничные, лирические, грустные...
Семен Каминский
newproza@gmail.com



В КУПЕ

Металлический женский голос, пробился в купе сквозь стекло и объявил:
— До отправления скорого поезда «Санкт-Петербург — Москва» остается пять минут. Провожающих просим выйти из вагонов.
«Нет провожающих!» Сергей снял пиджак, ослабил узел галстука и расстегнул воротник рубашки. Придвинулся к окну, раскупорил бутылку коньяка. Плеснув в пластиковый стаканчик добрую порцию напитка, он с жадностью выпил. Закусил соленым арахисом. «Жаль, пожевать ничего не купил, а ресторанов в ночных нет». Он откинулся к стенке купе, привычным движением достал сигарету, обвел взглядом двуспальное пространство.
«Один поеду. Но покурим после, как тронемся». Сергей положил сигарету между пачкой и зажигалкой и повернул голову к окну. Мимо суматошно неслись опаздывающие пассажиры. «В целом и главном все получилось. Контракт согласован почти полностью, надо доработать мелочи и запускаться».

Поезд тронулся, в купе так никто и не появился. Сергей закурил, развязал шнурки ботинок, освободил натруженные за день ноги и бросил их на соседнюю, пустую койку. После двух затяжек дверь открылась.
На пороге стояла высокая брюнетка в деловой черной паре с маленьким из натуральной кожи дамским кейсом. Опытным глазом Сергей мгновенно оценил «даму» и скинул ноги вниз.
— Понятно, — женщина поставила кейс на свою койку и, резко толкнув дверь, вышла в коридор. Сергей погасил сигарету и дернул окно вниз.
Пройдя в конец вагона, и громко постучав, Вика заглянула к проводнику.
— Поменяйте мне место, пожалуйста. Я не хочу быть в одном купе с мужчиной.
Усатый хозяин вагона встал и участливо повернулся лицом к вошедшей:
— В поезде только один вагон СВ, все места заняты. Сожалею… Вы согласны на обычный купейный?
— Нет! — Вика закрыла дверь

Сергей затянул галстук и внутренне собрался. Дверь снова открылась, Вика вошла и, не глядя на соседа, присела на свое место. Посидев немного, поглядев в окно, она раскрыла кейс, нашла радиотелефон и набрала номер.
— Саша, это я. Я успела, все нормально. Да, в купе, — Вика мельком взглянула на попутчика. — Молодой человек, мужчина… ничего, приличный на вид. — Женщина усмехнулась. — Все в порядке. Пока, завтра позвоню. — Она отключила телефон.
— Саша — это муж? — Сергей вопросительно посмотрел на соседку.
— Это неважно, — Вика вынула из кейса туалетные принадлежности.
«Значит, жених». Помолчав, Сергей, спросил:
— По делам в столицу?
— Давайте спокойно доедем до пункта назначения и тихо разойдемся. Можно мне переодеться? — Вика раскинула на койке тонкий шелковый халат.
— Да, да, конечно, — Сергей с потушенной, не докуренной сигаретой вышел за дверь.
Вика разделась, аккуратно развесила на плечиках блузку и пиджак, расправила под прижимной резинкой у стены брюки. Облачившись в халат, с полотенцем на плече она появилась в коридоре и бросила:
— Можете войти.
Сергей вошел в купе и хорошо хлебнул коньяку. Поезд здорово разогнался. В сгущающихся сумерках вдоль окна проскакивали огни железной дороги, проносились платформы с полуосвещенными зданиями станций, проплывали поселки, ютившиеся на холмах среди широких пригородных лугов.
Вика вернулась.
— Не хотите по стопочке? На ночь? — Сергей налил себе.
— Не хочу, — женщина устроила подушку, зажгла ночную лампочку у изголовья. Полусидя примостилась на койке и раскрыла «Коммерсант Ъ». Несколько минут в купе стояла мертвая тишина. Нарушил ее открывший дверь проводник:
— Чаю?
— Да, на двоих, пожалуйста, — Сергей освободил место на столике, и два дорожных подстаканника со своим содержимым заняли его.
Дверь закрылась, Вика, оторвавшись от журнала, недоуменно посмотрела на соседа. Тот не смутился:
— Может быть, все же коньячку? Напиток качественный, французский, закуски только нет. К сожалению.
— У мужчин всегда что-то не додумано. — Вика села. — Налейте немного, — она дотянулась до своего кейса и извлекла из него изящную бутербродницу.
Сергей не заставил себя ждать, быстро разлил коньяк:
— За удачную поездку! — он выпил и быстро закусил бутербродом с украинской колбасой. Вика — тоже.
— Вы в Петербурге дела ворочаете?
— Уже наворочал, теперь домой. — Сергей поймал женский взгляд. — Курим здесь?
— Курим, но окно надо бы прикрыть. Оставьте щелочку.
Сергей исполнил пожелание. За перекуром в своих вещах он нашел спортивный костюм:
— Теперь я переоденусь. Но там, — он указал пальцем в сторону туалетной комнаты и оставил Вику одну.

Женщина встала, зажгла большой свет и причесалась перед дверным зеркалом. Сергей, постучав, вернулся.
— Еще по стопочке?
— Я лучше чаю, — Вика развернула шоколадную конфету, такую же положила рядом с другим стаканом.
— А я коньячку, — Сергей налил, выпил, съел конфету и отхлебнул чаю. — Можно позволить себе еще один бутерброд? — деланно спросил он и, не дожидаясь ответа, достал его из бутербродницы.
Вика засмеялась и откинулась на свою подушку.
— Все мужчины всегда хотят есть, — оправдался молодой человек.
— Я знаю.
— Надо выключить верхний свет, местного хватит, — после паузы предложил Сергей. Он щелкнул выключателем ночника у головы, встал и потушил общий.
В продолжение получаса оба пассажира ехали тихо — полулежа. Сергей время от времени садился, наливал коньяк, «по-европейски», на донышко, выпивал его и выходил покурить в тамбур. Вика почитывала журнал, допивая остывший чай. Вернувшись с очередного перекура, Сергей спросил:
— Мы можем на «ты»?
— Можем, — немного подумав, кивнула Вика, — я читаю твой план.
— У меня нет никакого плана, — Сергей сыграл недоумение, с ноткой возмущения. — А ты — что хочешь?
— Спать, — спокойно ответила Вика, — у меня завтра трудный день. Выключай свет и ложись. — Она щелкнула выключателем и легла.
Сергей подчинился, лег тоже, теперь под одеяло. Вика, поворочавшись на своей койке, устроилась на боку лицом к стене.

Лежа в темном купе с открытыми глазами, Сергей прислушивался к музыке колес, следил за бликами света на стенах, различал станции и перегоны по скорости поезда.
Вика тоже не спала.
— Как работается в Москве? – она повернулась на другой бок.
— Нормально, но суеты больше, чем в Питере. Плюс столичный апломб.
— Тебя, наверное, жена ждет, волнуется, — с легкой иронией продолжала Вика.
— Да нет. Как в столицу переехал, так и живу три года бобылем, — Сергей сел. — Давай еще по глоточку.
— Давай. — Вика приподнялась на локте, щелкнула выключателем, свет из ее угла осветил все купе. Сергей разлил остаток коньяка, разломил пополам последний бутерброд.
— Лишил тебя утреннего завтрака.
Заверещал радиотелефон, Вика взглянула на маленькие золотые часики, изящным браслетом охватывающие тонкое запястье, и ответила.
— Алло. Полночь уже, зачем ты звонишь? Все нормально. Нет, не пристает. Знаю, знаю… Пока, не будем тратить долларовое время.
— Заботливый, — Сергей не остался безучастным.
— Собственник, — Вика улыбнулась, — как все вы. Будем спать.
Свет снова погас.
Сергей вышел в тамбур и долго стоял у открытого окна. Ночь взяла свое, теперь силуэты придорожных елей и кустарника, проплывающие мимо окна, были едва различимы. Сергей вернулся на свое место, плотно прикрыл окно и опустил светозащитную штору. Купе погрузилось в темноту. Только сквозь дверные щели в него проникал небольшой свет.
По коридору прошел проводник, Сергей узнал его по звенящим в подстаканниках пустым стаканам. «Чайку что ли еще попить?» — подумал он, но дальше этого не пошло. Сергей озабоченно потер виски. Вика встала, не зажигая свет, нащупала ручку двери и вышла. Вернулась быстро и в темноте вытерла вафельным полотенцем лицо и руки. Захлопнув дверь и поставив ее на внутренний запор, она легла. Сергей, из своего угла наблюдая за ее движениями, разволновался не на шутку.
— Не спится? — спросил он.
— В поезде всегда плохо сплю, — ответила Вика из темноты.
— Со мной приключилась странная история, могу рассказать.
— Какая?
— Я женился молодым, и мы с женой жили мирно и счастливо девять лет. А потом, — как бес попутал. Развелся… и с другой, молодой, уехал в Москву. — Сергей умолк.
— А дальше?
— И месяца не прожили, разбежались.
— Что в Москве других мало?
— Много. Со многими сплю, а жену вспоминаю. Законную.
— Надо было на одной жениться и не бродить по многим. Мужчина ты видный, деловой, красивый. Вон брови как — в разлет. Неужто не найти достойной партии?
— Темно же. Как ты видишь?
— Видела.
— А у тебя как на семейном фронте?
— Старый муж убежал, новый не сыскался. Один притирается, но там, кроме денег, ничего. Это он звонил.
Оба замолчали.

Поезд дернулся, сбавил ход, колеса запели на дуге поворота. Пройдя его, он вновь набирал скорость.
Сергей сел на койке, решительно упершись руками в ее край — Вика не шевелилась.
— Можно к тебе?
После короткого «да» в мгновение ока он оказался под ее одеялом. Вика лежала на своем удобном боку, лицом к стене. Сергей обнял ее и поцеловал в шею, сзади. Женщина не реагировала и ждала еще чего-то. Сергей, плотно прижавшись к ее спине, всем телом, тихо на ухо спросил:
— Дашка-то как?
— Смышленая девчонка, — Вика развернулась, — хорошеет с каждым днем. И тебя часто вспоминает.


ОВСЯНКА

Овсяная каша была горькой и противно жгла язык. Первым желанием Вячеслава было отставить её. Не есть дальше. Но нужно было позавтракать, да и обижать никого не хотелось.
Слава продолжал глотать ненавистную кашу. Заставляя себя, молча, через силу.
Что-то творилось в нем, что-то повторялось, возобновлялось, или наоборот заново рождалось — он не мог понять что. Что-то было похожим, тождественным чему-то, какая то мысль копошилась в голове. Слава, не пережевывая, глотал овсяную кашу и пытался поймать её. Вспомнить. «Где? Что? Когда?» — как в известной телепередаче. Или с кем?
Мысль не ловилась!
Его часто посещали состояния, когда все происходящее вокруг кажется точным повтором, слепком уже когда-то с ним происшедшего. В такие минуты ему представлялось, что его сознание пронзает время. Или наоборот, время возвращается и проходит, прокручивается через сознание еще раз. Когда такие состояния наступали, он с точностью до нюансов мог предсказать, что будет с пространством, с присутствующими в нем людьми через мгновение. Он как бы просвечивал взглядом материю, себя, память, еще что-то. И знал все наперед.
Сейчас было другое! Время текло своим чередом, пространство кухни стояло неподвижно и неколеблемо. Что будет дальше — Вячеслав не знал. И не хотел. Зачем знать будущее? Но он хотел понять, что его задело в это ноябрьское холодное питерское утро, заставило напрягать память, что-то вспоминать.
Утро с горькой овсяной кашей. Ее вкус раздражал, он был таким же, как тогда в деревне.
Мать тогда сходила в сельскую лавку и взяла, то, что было. Был геркулес, прогорклый и какой-то пресный. Как сейчас. Она сварила его на завтрак и перед тем как подать на стол сказала, что овсяная каша не очень вкусная, но есть можно. Она сказала тогда: «Ничего другого не завезли!» Да, Слава точно вспомнил это. Сегодня каша, как в то, последнее лето в деревне.
Он уехал в город, учился, жил в общежитии, затем женился и остался в городе. Когда родился сын, перевез в город и маму. Затем мать с невесткой что-то не поделили, не заладили, и Славе пришлось купить квартиру для мамы в ближайшем пригороде. В то время деревенского дома уже не было.
К бабушке приезжали редко, уже три года она жила тихо и скромно. На свою пенсию.
Да, все это так, но почему вспомнилось об этом сейчас, сегодня? Ах да, овсяная каша! К счастью она уже почти съедена. Да, горькая овсянка, мама, деревня. Что сейчас делать в деревне? На поля, конечно, можно выехать, иногда — когда сбор урожая, как бывало в студенческие годы. Даже полезно подышать землей, навозом, подергать чего-нибудь. Морковь или турнепс какой. Но что бы жить… Жить можно только в городе!
Город — это дела, это жизнь. Моя жизнь! Сегодня вот опять встреча на высшем уровне, нужно галстук поменять. И опять эта горькая каша! К чему? Жена купила, сварила, зачем? Мы же не в деревне! Хотя как узнать, что она горькая? Что в городе, что в деревне, пока не сваришь и не попробуешь? Пачка-то закрыта. Как кота в мешке покупаешь. А распечатал, попробовал, не понесешь же обратно. Ругаться там! Себе дороже...
Но что же я забыл?
По работе вроде бы все учтено. Позвонить нужно вниз, на вахту, предупредить о сегодняшнем мероприятии, чтобы не задерживали гостей, как они любят, чтобы сразу пропустили. Гости-то не простые. Но это мелочь, это не главное, тут что-то другое.
По дому что ли?.. Сын, дочь, школа, жена? Да нет, вроде не здесь, тут все в порядке. Тогда где же? И прямо с утра. И главное — что?
Он смотрел в пустую тарелку и вспоминал.
Мамин день рождения. Сегодня! Ну, конечно же! Как же я забыл? Совсем замотался. Что жизнь городская с человеком делает. Слава хлопнул себя по лысеющему лбу. Ну конечно же, потому каша и горькая, чтобы вспомнил! Вспомнил, дубина стоеросовая…Невероятно.
Он налил чаю, быстро выпил и ушел в комнату. К телефону.


ОРТОДОКС
Я как-то на весенних каникулах — еще до ликвидации СССР — был в Германии, в Берлине. Вы наверняка слышали про тогдашние визиты по обмену. Сначала к нам приехали школьники немцы, а через два месяца и мы делегацией из двенадцати человек отправились. Расселили нас по семьям, меня, как руководителя группы, к директору гимназии по имени Мартин. В вечер знакомства забавная история приключилась…
Я тогда по-немецки — ни бельмеса, Мартин по-нашему — тоже. По-русски малость лопотала его жена Бригитт, но как выяснилось, это обстоятельство не могло в должной мере способствовать общению. Россию и русских Бригитт не то что не любила — ненавидела.
Сразу после встречи на вокзале, оказался я в директорской квартире, на последнем этаже дома, в центре Берлина. Ну, хозяйка меня, естественно, принимать взялась. Отдельную комнату с мансардным окном выделила, «нужные места» показала, к ужину пригласила. Рассказала где у них гладильная доска, где микроволновка и все прочее. Чтоб, значит, я сам ориентировался в квартире и ни от кого не зависел. Ключи мне выдала — для полной свободы, и уходить собралась. Я вещи бросил и — следом. Вдруг, думаю, незнакомый замок, с первого раза не закроется. Не сидеть же тут весь день.
А вечером уже распаковался, переоделся в домашнее. К ужину вышел. В столовой — со встроенным стеклянным зимним садом посередке — вручил хозяйке русскую матрешку и объяснил её принцип. Та хмыкнула, разыграла удивление, но подарок приняла. Затем зажгла свечи и пригласила садиться за стол.
Я сел между хозяйкой и хозяином. А через некоторое время и понял, что Бригитт, невысокая, плотного сложения, с плоским подбородком и прямой черной челкой немка, не воспринимает ничего русского. И меня, естественно, — заранее, еще до того, как мы познакомилась. Ее взгляд оказался красноречивее всяких слов.
Мартин был более лоялен, он откупорил бутылку вина и попытался наполнить мой бокал. Я в то время постился, вина не пил, поэтому взял и перевернул бокал кверху ножкой. Поворачиваюсь лицом к Мартину и с сожалением развожу руки в стороны.
— Пьете только водку? — слышу из-за спины.
— Нет, водку тоже не пью. Я совсем не пью. От водки и вина у меня голова болит.
— Тогда пейте «джус». Что вам положить? Это салат из креветок, это мясной, это с сыром и луком. Берите бекон и спаржу, чувствуйте себя как дома.
— Мне с сыром и луком, — говорю, — потому что я мяса не ем. И спаржи положите, пожалуйста.
— Вегетарианец? — Бригитт с иронией спрашивает.
— Так точно, вегетарианец. — Смущенно к Мартину поворачиваюсь, в расчете на моральную поддержку.
Тот головой понимающе кивает и произносит что-то типа «вегетэре». Не знаю, на каком это языке.
— Можно курить. — Бригитт пепельницу подталкивает и зажигалку.
— Спасибо, не курю... Я вообще-то курил раньше, когда в науке работал, но стали зубы чернеть, да и надоели эти соски. Кто их только придумал и внедрил?
— А с женщинами вы спите? — Бригитт зло так спрашивает, с издевкой.
— Нет, конечно, только со своей женой. — Отвечаю искренно и чувствую, что за моей спиной Бригитт что-то мужу своему переводит и комментирует по своему. По-немецки. А тот, значит, понятливо головой кивает и говорит:
— Ортодокс.
— Ес-с, ортодокс! — Я обрадовался, что одним словом можно все объяснить, ничего к нему не добавляя.
— Не пьет, не курит, мяса не ест, с женщинами, кроме жены, не спит. Настоящий русский ортодокс, — резюмирует Бригитт.
— Ес-с, ес-с! — По-иностранному подтверждаю.
— А каковы впечатления от нашего города? — Бригитт продолжает мосты наводить, чтобы потом еще за что-нибудь зацепиться. — Вы ведь впервые в Берлине?
— Да в первый раз…Хороший город. — Я как будто не замечаю подоплеки вопроса, ем свой сыр с луком. — Только вот дождик сегодняшний заставил меня купить зонтик. За девять марок.
— Вот так вот, да? — Бригитт, похоже, не знает как реагировать. — Впервые слышу, чтобы советский человек, приехавший в Европу из отсталой России на одну неделю, в первый же день в Берлине купил зонтик от дождя за девять марок. Это сколько же ваших деревянных рублей-то… Вы настоящий русский непробиваемый ортодокс. — Хозяйка мне как бы комплимент делает. И улыбается от удовольствия, что нашла чем меня еще уколоть.
— Что делать? — Отвечаю, и ладони грею о кружку с чаем, Мартином наполненную. — Не мокнуть же.
Короче, не сложился у нас разговор за вечерним чаем. Я все докушал, допил, сказал «Спасибо» по-русски, «Данке» по-немецки… и ушел к себе в комнату. И спать улегся. Но не спится на новом месте.
Хорошо приемник у изголовья стоит. Я волну поймал, слушаю. А из динамика через каждые полчаса родное: «Говорит Москва, вы слушаете «Радио России».


<В>BЛАСТЕЛИН
Иван Сидорович в старой тельняшке с большими темно-серыми заплатами на локтях и плечах, в пузырившемся на коленях синем трико и шлепанцах на босу ногу жарил в большой медной сковороде картошку на сале. Нарезанная тонкими брусочками она шипела в жиру и, бурея, ужаривалась. Когда по кухне забродили аппетитные ароматы, ходики на стене заскрипели полдень. Иван Сидорович опомнился и заспешил в комнату.
Нажав кнопку старенького, в треснутом корпусе телевизора он опустился в любимое кресло. Экран засветился рябью, затем картинка установилась.
— Здравствуйте! Информационная программа «День» и я, Татьяна Козлова познакомим вас с последними новостями в стране и мире.
— Здравствуй, Танюшка, моя хорошая, — Иван Сидорович сел поплотнее, — как там в Бонне? Договор можно подписывать.
— Сегодня утром, находящийся в Бонне премьер-министр России подписал договор с канцлером Германии на поставку российского газа.
— Хорошо, теперь Балканы — пора вводить войска ООН.
— На специальной сессии Организации Объединенных Наций принято решение о введении миротворческих сил ООН в Югославию.
— А вот «Шатл» пока отложим.
— Сегодня из-за технических неисправностей отменен запуск космического корабля многоразового использования «Шатл». О времени задержки не сообщается.
— Погодим, Танюша, с этим, — Иван Сидорович увлеченно потирал ладони, — сейчас остановим беспорядки в Китае. Хватит, навоевались уже.
— Между объединенными студенческими профсоюзами и администрацией Пекина подписано соглашение о приостановке, сроком на три дня, выступлений бастующих студентов.
— Хорошо, но почему так коротко — надо подлиннее.
— Как нам сообщили только что, соглашение между студентами и властями Пекина подписано сроком на три недели. Приносим извинение за неточность информации.
— Вот так другое дело.
В комнате сильно запахло горелым. Иван Сидорович вскочил, засеменил на кухню, покрутился у сковородки и выключил газ. На обратном пути, он услышал:
— Над Атлантическим океаном потерпел аварию самолет Боинг-777, принадлежавший Индийской авиакомпании.
— И на минуту не отлучиться, — Иван Сидорович вернулся к телевизору, — жертвы есть?
— В результате катастрофы погибло 203 пассажира и 8 членов экипажа.
— Мать твою, нельзя же так, — Иван Сидорович пригрозил экрану рукой, — ладно поехали дальше. Поздравим болельщиков «Интера».
— О новостях спорта. Миланский футбольный клуб «Интер» стал обладателем Кубка Евролиги, победив английский «Арсенал» со счетом 3:1.
— Ну и циклончик в Сибирь напоследок.
— И о погоде. Сегодня к вечеру ненастная погода установится в Сибири. Обширный циклон, вторгся на материк со стороны Северного ледовитого океана.
— Порядок! Спасибо, Танечка. Все хорошо. Все успели! — Иван Сидорович щелкнул выключателем и откинулся на спинку кресла.
Он давно управлял миром. С тех пор как его уволили с завода по сокращению штата работников.

Санкт-Петербург,
2003-2008