В ПАМЯТЬ ОБ ОТЦЕ И ДЕДЕ

В ПАМЯТЬ ОБ ОТЦЕ И ДЕДЕ

Ирина ПОЛЯКОВА, Чикаго

К 115-ОЙ ГОДОВЩИНЕ СО ДНЯ ЕГО РОЖДЕНИЯ

Мой отец, Михаил Оскарович Длугач, родился в Киеве 10 июля (по новому
стилю) 1893 года. Когда мы ещё не знали английского слова “спеллинг”, он,
называя свою фамилию по телефону, говорил: Дмитрий-Леонид-Ульяна-
Григорий-Анна-Человек. Мне это тогда казалось очень смешным.
В 1905 году, ещё совсем юным учеником Киевского художественного училища, Мишенька Длугач оформил витрину и нарисовал рекламу для одного из лучших кинотеатров на Крещатике - “Артес”. Так им был сделан первый шаг по пути пропаганды киноискусства, которому он впоследствии посвятил многие годы своей жизни.
В 1920 году он встретил очень красивую молодую женщину, влюбился, писал ей стихи и приносил охапки цветов. Она стала его единственной любовью на всю жизнь. Он звал её Нюся, она его Муся. И так было всегда. Спустя десять лет они родили меня.
Мои родители прожили вместе 66 лет. В 1922 году молодая чета переехала в Москву, в одну из улочек Арбата. Тогда она называлась Большой Афанасьевский переулок. В одном из моих стихотворений есть такие строчки: “Я девочка с Арбатского двора”.
После образования в 1924 году акционерного общества “Совкино” отец становится его постоянным сотрудником и входит в число ведущих киноплакатистов страны, наряду с художниками братьями Стенбергами, Яковом Руклевским, Иосифом Герасимовичем и др. Все они часто бывали у нас дома, и все были для меня “дядями”. С дядей Осей, например, папа делал вместе плакат к фильму “Багдадский вор”. Дело в том, что мама была хорошей хозяйкой, вкусно пекла и прекрасно фаршировала рыбу. Поэтому гостей в доме всегда было пруд пруди.
Отец делал оформление и для программ Эмиля Кио в цирке. Настоящая фамилия знаменитого иллюзиониста - Гиршфельд-Ренард. Он работал с большой группой лилипутов. Когда однажды к нам пришёл лилипутик, чтобы позировать папе, отец машинально сказал ему: “Садитесь пожалуйста!”- и тут же испугался: как же гость заберётся на стул? Но тот не растерялся, увидел моё детское креслице и преспокойно уселся в него.
В 1925г. отец рисует первый плакат к фильму “Разбойник Арсен”. После этого были “Красные дьяволята”, “”Кабирия”, “У позорного столба”. Так оно и пошло. Он работал с такими мастерами советского кино, как Эйзенштейн, Пудовкин, Вертов. Сотрудничая в создании политического плаката в “Окнах РОСТА”, сталкивался с Маяковским, Родченко, Степановым.
Круг интересов художника Длугача не ограничивался рекламой кино. Он сотрудничал в издательстве “ЗИФ”, делал обложки к произведениям советских и зарубежных авторов: “Осколки разбитого вдребезги”Аркадия Аверченко, “Квентин Дорвард” Вальтера Скотта, Ал.Алтаева, Арт.Феличи и многих других.
Ещё он вёл большую общественную работу. Совместно с художником Герасимовым создал Союз советских художников. И МОСХ - Московский союз художников. Он в жизни не был членом компартии, но его называли “Совестью МОСХа”. А последние 20 лет своей жизни художник Длугач был бессменным Председателем комиссии старшего поколения художников Москвы.
Это была очень трудная и ответственная работа. Когда художник умирает, нужно, начиная от похорон самого мастера (а в Москве это совсем непросто), помочь семье. По возможности, организовать его выставку, создать музей памяти.
Я хорошо помню 30-ые годы, когда широко стали внедряться гострудсберкассы. Отец получил заказ и сделал очень красивый плакат, где на ковре сидит девочка с огромным бантом, перед ней разложены кубики, на которых написано: “Папы и мамы, храните деньги в сберкассе!”. Девочкой этой была я.
Когда мне было 6 лет, меня водили в частный детский садик “тёти Тани”.
Помню, когда начались аресты интеллигенции в Москве. В том числе художников.
Впрочем, об этом лучше прочесть в стихах:

ЦВЕТНЫЕ СНЫ
Цветные сны приходят рано утром.
Я снова с детства начинаю жить.
В окне деревья, листья с перламутром,
И город непроснувшийся лежит.

Огромная витрина: там сберкасса,
В ней папина работа на стене,
Где я девчонкой из второго класса
Красуюсь вместе с мишкой на окне.

Мне снится частный садик тёти Тани,
Татьяны Леонидовны. Она
Всегда пеклась о нашем воспитанье,
Была добра и нежности полна.

Впервые там уроки получили
По пенью, рисованью и стихам,
Немецкий и французский мы учили,
Но их я помню с горем пополам.

И вышли “из гнезда её петрова”
Баталов Лёша, Переца сынок,
И снится мне, что будто бы я снова
Учу на праздник заданный стишок.

Но песен мы про Сталина не пели,
О нём не говорили никогда,
Вождёй портретов в доме не имели
И помнили, что к нам пришла беда.

В любую ночь с предутренним рассветом
Мы слышали бессонницы шаги,
И отголоски их в Сибири где-то -
Гулаговских конвойных сапоги.

Четыре года тихой канонады,
Дамоклов меч висел над головой.
А вот в войну все воевали рядом:
И враг народа, и пока что свой.

И многих больше нет уже на свете,
На карте нет названья той страны,
Но все событья, тётя Таня, дети
Приходят вновь в мои цветные сны.

В 1939 году увидел свет великолепный фильм Григория Рошаля “Семья Оппенгейм”.
На конкурсе плакатов нескольких художников первое место заняла работа художника М.О.Длугача. Он нашёл интересное метафорическое решение к рекламе этого фильма, поставленного по роману Лиона Фейхтвангера. Мотив разлетающихся по ветру кленовых листьев, символизирующий распад семьи, понравился режиссёру.
Последняя прижизненная выставка работ моего отца прошла в Москве в 1985году. Большое количество кинокритиков и искусствоведов говорили о ранних работах отца, о которых я не смогла бы ничего рассказать, потому что на момент их создания я ходила под стол пешком. Сегодня мне хочется привести выдержки из некоторых выступлений.
“Один из лучших киноплакатов 30-х годов - плакат к фильму “Мы из Кронштадта”. Это одна из удачнейших работ Длугача той поры. Интересна история создания этого плаката. Художник приступил к работе над ним ещё до окончания съёмок картины. Фильм он не видел, но много беседовал о нём с постановщиком Е.Дзиганом. Режиссёр придавал особое значение заключительной сцене кинокартины, в которой питерский матрос грозно вопрошает у поверженных врагов: “А ну, кто ещё хочет Петрограда?”.
Именно эту сцену художник “срежиссировал” по-своему. Плакат получил высокую оценку приёмной комиссии и режиссёра фильма”.
Рисовал плакаты отец, по большей части, работая в своих мастерских. Последняя из них была в Доме художника в Москве на Масловке.
Но частенько он рисовал и у нас дома. Как и всякая картина, плакат состоит из содержательной части и фона. Доминантой композиции является портрет. Хорошо помню, как отец показывал маме образцы колеров фона и советовался с ней, на каком остановиться. У мамы был прекрасный вкус, и она ни разу не ошиблась.
Приведу ещё одно высказывание: “В работе над образом М.Горького в одноимённом фильме Длугач использовал опыт мастеров станкового искусства. Придав портрету характер документальности - в духе и стиле кинопроизведения, он соединил образность живописного полотна и рисунка с беспристрастностью фотографии.
В ином ключе решён мастером другой портретный образ - революционера Максима в исполнении Бориса Чиркова.
Плакат был заказан художнику ко второй части трилогии, когда героя фильма уже горячо любили зрители. Художнику захотелось показать характер этого удивительного человека, какой он скромный и умный, сдержанный и смешливый, волевой и обаятельный.
Длугач рисовал портрет Чиркова в образе Максима с натуры. Внешняя камерность придавала портрету особую жизненность, достоверность. Неслучайно этот прекрасно выполненный портрет Борис Чирков считал одним из лучших, и в течение многих лет он украшал кабинет народного артиста СССР”.
За неделю до начала войны папа отправил нас с мамой отдыхать на Волгу, в Дом отдыха Большого театра, в усадьбу «Поленово». Сам он, сдав очередную работу, присоединился к нам 21 июня 1941 года. Конечно, на следующий день мы отправились в музей Василия Дмитриевича Поленова, этого великого живописца. Подолгу рассматривали каждую картину: «Московский дворик», «Заросший пруд», «Христос и грешница». Отец учил меня, как надо находить лучший ракурс, точку освещённости, угол зрения, с которого картина видна намного интересней. С тех пор я всю жизнь именно так и поступаю, попав в музей.
Вдруг нашу идиллию прервал громкий шёпот, люди о чём-то горячо говорили, и среди других слов мы явственно услышали слово “война”. Отец побелел, лицо вытянулось, губы сжались в нитку. Он схватил нас с мамой за руки, и мы пулей выскочили из музея.
Отец уехал в Москву тем же вечером. Мы вернулись домой через неделю. Ночью была объявлена тревога. Мама с перепугу надела мне платье по диагонали, на одну руку. Было больно, темно и страшно. Тревога была учебной, но как только мы оказались на улице, мама сказала: “Пахнет газом”. Это всё детские воспоминания.
Отец целиком включился в подготовку к эвакуации детей художников, членов Художественного фонда, на Урал. Долго не могли найти человека, который бы взял на себя эту нелёгкую задачу - взвалить на свои плечи заботу о почти сотне ребятишек разного воспитания, возраста, пола, характера.
Наконец, с трудом уговорили, обеспечив ему броню, художника Семёна Белкина. Дальше отцу надо было добыть две теплушки. О вагонах не могло быть и речи. Уезжали налегке. Все были уверены, что до зимы “враг будет разбит, победа будет за нами”.
Уже много лет спустя, живя в Чикаго, копаясь в памяти прошедших событий, я написала о тех днях стихи с названием:

ИЮЛЬ 41-го года
Десятое июля на дворе.
Наш эшелон уже готов к отправке.
Москва лежит в немыслимой жаре.
У всех теплушек люди в страшной давке.

Меня и маму провожал отец.
Мы уезжали в день его рожденья.
Какой там выйдет из него боец,
Под пятьдесят, а рвётся в ополченье!

Ещё и трёх недель не шла война,
В Москве вовсю учебные тревоги.
Сиренами взрывалась тишина,
И сонный люд заполонял дороги.

Детей тащили мамы на руках.
У женщин опрокинутые лица.
Повсюду неизвестность, темень, страх.
Зенитками щетинилась столица...

Москва хмурела прямо на глазах:
Зияли опустевшие продмаги,
Готовились к бомбёжкам во дворах,
Крестили стёкла полосы бумаги.

А на рассвете люди по дворам,
Не сняв пижамы, тапки, папильотки,
На улицу спешили к рупорам,
Чтоб слушать совинформовские сводки.

Сейчас в Уфу - ну как рукой подать.
За пару суток - и гуляй в “Урале”.
А мы плелись 16 дней подряд
И головы вертеть уже устали.

На фронт составы мчались мимо нас:
Десятый класс, безусые ребята.
Иль те, кому пора уже в запас.
Что ждёт их всех, кому судьба обратно?!

Пока что улыбаются они
И верят в правоту благого дела.
Война, война, мальчишек сохрани!
Какая часть из этих уцелела?

А с фронта - эшелоны неспроста
Без остановок пропускали срочно:
Состав, со знаком Красного креста -
В нём раненых везли и днём, и ночью.

И до сих пор я помню, как стоят
В косынках чёрных, несмотря на лето,
Молоденькие вдовы. От солдат,
Не веря похоронкам, ждут привета.

Когда ж на свете будет тишина,
Когда мы эти ужасы забудем?
Пусть трижды будет проклята война
И те, кто вновь её готовит людям!

Под Уфой есть районный центр Стерлитамак, а в 75 верстах от него - село Стерлибашево. Вот там летом, когда каникулы - и школа была свободна, в ней нас и поселили. Это была ДЕТбаза художников Москвы. Местные жители, не умея произнести слово эвакуированные, называли нас «выковыренные».
А я, отправляя письма отцу, всё время норовила написать ДЕДбаза, за что бывала много раз мамой ругана. Мама до войны не работала и на счётах считать не умела. Чтобы получать продуктовое довольствие, она устроилась в сельпо бухгалтером, и когда в её закуток заглядывал начальник, она начинала с такой яростью щёлкать костяшками счётов, что он немедленно ретировался. Мама тем временем все цифры записывала в столбик и отлично их складывала. При сдаче отчётов в статуправление её всегда ставили в пример другим бухгалтерам: “Учитесь у Софьи Длугач. В её отчётах никогда нет ошибок”.
А поздней осенью к нам приехал отец и привёз тюки с зимней одеждой для детей. О возврате в Москву пока что не было и речи.
Первую зиму было голодновато. По воскресеньям в селе собирался большой сход на базарной площади, где наши взрослые меняли привезенные вещи на масло, скатанное кругами, и другие продукты. До сих пор хорошо помню, как определяли качество масла: его отколупывали ногтем большого пальца и пробовали на вкус.
Следующим летом мы получили огороды, посадили картошку, овощи, зелень, огурцы и помидоры и уже не зависели от продуктов с рынка. Возможно, с тех пор я так люблю сельхозработы.
До приезда к нам отец сделал плакат к выпущенному на Мосфильме художественно-историческому фильму “Суворов”. А потом был снят фильм “Салават Юлаев”. Очень важно было показать, как умели побеждать раньше, чтобы поднять дух бойцов на фронтах. Вспомнили про художника Длугача, вызвали его в Уфу. Там отец не только нарисовал плакат к картине, но за неимением гравёров он сидел целыми днями на холодном камне и гравировал плакат для печати.
Хорошо, что он умел многое делать сам.
Вернулся отец в Москву как только разрешили обратный въезд. А в конце 1943 года он выхлопотал нам с мамой вызов, и мы вернулись в родные пенаты
А пенаты эти на нас троих состояли из одной комнаты размером в 13 с половиной метров. И, как рассказывали в то время в анекдоте, «У нас тоже есть и спальни, и столовая, и гостиная – только без перегородок».
Когда на экраны страны должен был выйти новый фильм, Главное управление проката заключало договор, отец рисовал плакат, его печатали во множестве экземпляров и развешивали по всей стране. Оригинал плаката при этом подлежал уничтожению. Аналогичная картина была с агитплакатами - каждый раз был разовый договор. Но, когда мы вернулись из эвакуации, а до конца войны было ещё более полутора лет, и в стране существовала карточная система, чтобы получать продуктовую и хлебную карточки, и даже мыло, нужно было где-то постоянно служить, и отец впервые в жизни нанялся на работу: он стал главным художником столичного кинотеатра «Метрополь», единственного в то время трёхзального кинотеатра в Москве.
В те годы перед премьерой фильма в кинотеатр приглашали исполнителей главных ролей, чтобы они выступили для зрителей последнего сеанса, потом артистам в благодарность вручали цветы. Вот эта “ответственная миссия” поручалась мне. Я не была знакома ни с Евгением Самойловым, ни с его партнёром по фильму “В 6 часов вечера после войны” Иваном Александровичем Любезновым, но ручки им пожимала и могу свидетельствовать, что Самойлов и в жизни был не хуже, чем на экране.
Помню, что отец однажды пришёл домой озабоченный. На вопрос мамы сказал, что получил от Управления пожарной охраны Москвы заказ. Папе следовало создать рекламу, которая призовёт население страны более внимательно относиться к электроприборам, и на плакате будет стоять номер телефона, куда надо звонить в случае пожара. И поэтому они согласны за две строчки текста заплатить бешеные деньги – 500 рублей. В то время это действительно были очень большие деньги.
Через две минуты я выдала:
Запомни каждый сукин сын
Пожарный номер ноль один!
Отец нарисовал электроплитку с раскалённой докрасна спиралью, от которой шёл провокаторски пахнущий пожаром дымок, написал мои две строчки, заменив сукиного сына на гражданина, и отнёс заказчикам. Они были в восторге, и с тех пор этот призыв висел по всей стране много лет.
Может быть, где-нибудь и сейчас висит.
Сегодня я бы не написала, что это «пожарный номер», потому что здесь есть подтекст. Например, мы говорим, что надо что-то сделать в пожарном порядке. К пожару это не имеет никакого отношения.
А тогда я в подтекстах не разбиралась, и никто другой этот подтекст не заметил тоже. И главное, что спустя много лет я с удивлением прочла мои стихи (именно эти две строчки) у Самуила Яковлевича Маршака
В первой редакции его стихов о пожаре, напечатанных в 1923 году, не было упоминания о том, куда надо звонить в случае пожара. И кого призывать к этому, если телефоны были большой редкостью? А в 1969 г. в сборничке московского издательства «Малыш» приводится последняя редакция стихотворения «Пожар», где появились такие строчки:
«Теперь не надо каланчи,
Звони по телефону
И о пожаре сообщи
Ближайшему району.
Пусть помнит каждый гражданин
Пожарный номер: ноль-один!»
Я была очень горда.
В 60-ые годы отец периодически печатает киноплакаты, последний из которых был издан в 1974 году. Художник Длугач принимает участие и в оформлении советских павильонов на международных выставках: в Лейпциге, Берлине, в Праге. Но ни разу за рубеж его не пустили. Видно, «анализы» были не те. Он готовил выставку, а сопровождать её ехал кто-то другой, с более славянской фамилией.
Но всю жизнь, помимо основной работы, отец массу времени отдавал работе общественной, не имея за это ломаного гроша. Когда разрешили кооперативное жильё, отца делегировали отвечать за строительство первого в Москве кооперативного дома на Беговой улице.
Это был странный состав пайщиков: художники, музыканты и учителя. В этом доме у моих родителей впервые появилась отдельная двухкомнатная квартира. И там они прожили до конца жизни: больше сорока лет.
В день смерти маме было 88, отец пережил её на 14 месяцев. Он не дожил пяти месяцев до 95-летия, до нового звания, ордена, новой выставки последних работ, огромного чествования в присутствии почти всех членов Союза художников Москвы, как было на его 90-летии, когда понадобились две дополнительные машины, чтобы забрать подаренные цветы.
Когда мы приняли в моей семье решение уехать в Америку, отец подписал согласие на наш отъезд, но сам он не захотел уезжать и объяснил мне - почему. Думаю, что совсем не многие могут повторить его слова:
“Видишь ли, деточка! Художник умирает с кистью в руке. Чтобы войти в цветовую гамму страны, мне нужно лет десять. У меня их уже нет. А обеспечить маме тот уровень жизни, что я сделал ей тут, я не смогу”.
Вот таким был мой отец.
Урна с его прахом (они оба просили меня их кремировать) захоронена в Ваганьковском колумбарии, в пяти минутах ходьбы от могилы Высоцкого. Я могла бы её забрать для перезахоронения тут, когда в 2004 году ездила в Москву, но не решилась. Если они не захотели покинуть страну при жизни, могу ли я самовольно увезти их останки после их смерти? Думаю, что нет. Самое главное, что мог отец оставить нам в наследство - это его талант. И он передал его своей внучке, Наталье Поляковой.
Главная цель в жизни Наташи - писать картины. И это ей удаётся. Несмотря на огромные трудности со зрением.
Когда картины были развешаны на её последней персональной выставке, я вдруг поняла, что многие из них иллюстрируют мои стихи. Картины и стихи писались мамой и дочкой в разное время, по разному поводу. Но духовная близость, видимо, дала себя знать.
И я решила, что пришла пора издать книгу, где будут оба направления: живопись и поэзия, если мои скромные стихи можно отнести к этому виду искусства. После долгих и мучительных размышлений пришло решение назвать книгу «Дуэт судеб». Так называется моё стихотворение, хотя оно не относится непосредственно к нам. (Я имею в виду двух Поляковых). Но у художницы есть картина, которая иллюстрирует эти стихи. Она называется “Одиночество”.


КАРТИНА НОМЕР 1
Вот что она иллюстрирует:

Мне на свете одно лишь хочется:
Наши судьбы сплести в дуэт,
Чтоб закончилось одиночество.
И других пожеланий нет!

Чтобы светлыми и прекрасными
Стали в будущем наши дни,
Календарными цифрами красными
Были все, как одна, они!

Чтобы вместе мы были дружными,
И взаимный покой храня,
Чтобы в жизни нам стали нужными
Сказки ночи и песни дня.

Пусть случится моё пророчество
Без шаманства и ворожбы,
Чтоб не путалось одиночество
На пороге ничьей судьбы.

Чтобы «скуку вдвоём» забыли мы,
Проживая остаток лет,
И чтоб вместе быть полюбили мы.
А других пожеланий нет!


КАРТИНА НОМЕР 2
Следующая картина называется «Закат», и она очень точно характеризует стихотворение под названием - “КАРНАВАЛ МАСОК”. Создаётся впечатление, что она написана специально, как иллюстрация к этим стихам.

Как всякий смертный, я уйду,
А мир потери не заметит.
Одна заря другую встретит
И улыбнётся на ходу.
Уйдёт из жизни человек,
А вместе с ним - душа и мысли,
Но траур в небе не повиснет,
И жизнь не остановит бег.

Природа будет по весне
Сиять калейдоскопом красок,
И все забудут обо мне
На карнавале ярких масок.
Всё так же скрипки будут петь
На свадьбах молодых влюблённых,
А листья бронзово шуметь
На опалённых солнцем клёнах.

Но под мелодию Шопена,
Кто близок был и кто далёк,
Уходят люди постепенно,
А всем живущим невдомёк,
Что видит их моя душа,
И ей по-прежнему тревожно
Что ничего на два гроша
Улучшить в мире невозможно...


КАРТИНА НОМЕР 3
Каждый из нас, людей немолодых, встретил день начала Великой Отечественной по-своему. Каждый может рассказать об этом, и я думаю, что вряд ли мы услышим два одинаковых рассказа. Но когда я увидела картину, на которой изображён тихий летний вечер и почти спящая речка – всё, не предвещающее трагедию, я поняла, что моя дочь, родившаяся много лет позже начала войны – это новое поколение, которое всё чувствует, как написал Роберт Рождественский «Всё, что было не со мной, помню». Мои стихи, описывающие эти события, не имеют названия. Содержание их говорит само за себя без предварительного объявления.

* * *
Мы сидели под вечер
у заснувшей реки.
Тихо в сердце, как ветер,
закипали стихи.
Ты читал их, не глядя
на водную гладь,
Будто мысли-беглянки
ты хотел удержать.

Ты читал их распевно,
мягкий голос дрожал,
Словно сердце царевны
ты в ладонях держал.

Берег был так пустынен,
и кругом ни души,
Лишь стояли в низине
на посту камыши.
Даже баловень-ветер
не порвал тишины,
И ничто в этот вечер
не сулило войны.

А назавтра, как грохот,
разрубивший страну,
Развалилась эпоха:
объявили войну.


КАРТИНА НОМЕР 4
Сила образности художника состоит в том, что он может своими средствами отразить в своём творчестве события, происходящие в жизни людей.
Люди встречаются, влюбляются, женятся, но, к сожалению, сегодня в России каждый второй брак не выдерживает испытания временем. И люди расходятся.
Покинутая, брошенная женщина чувствует полную безысходность. В стихах это можно объяснить словами, дать какие-то сравнения, рассказать, что произошло. Как эти человеческие чувства показать на холсте подрамника? Наталья Полякова нашла способ, как показать это в живописи. Когда внимательно вглядываешься в её картину с названием «БЕЗНАДЁЖНОСТь», начинает казаться, что каждая ветка умирающего дерева взывает о помощи, и в то же время понимаешь, что помощи ждать неоткуда.
Я думаю, что эта картина не случайно выполнена в очень небольших размерах. Это тот комок горестей, который живёт в душе у художника. Написать картину такой тематики большего размера не хватило бы никаких душевных сил.
Послушайте, что думают об этом стихи.

Горе разноликое у всех
Ты ушёл из дома без раздумья.
Кинул вещи в сумку не спеша.
Я боялась приступа безумья
И сидела в кресле, чуть дыша.

Время для меня остановилось.
Мысли как-то двигались с трудом.
Чем я в этой жизни провинилась,
И за что пришло несчастье в дом?

Монотонно капал кран на кухне,
Дочка губкой шлёпала во сне,
Почему-то веки вдруг опухли
Так, что трудно видеть стало мне.

Нервы не могли собраться в узел,
Чувства были где-то не со мной,
Мрак ночной мои желанья сузил.
Моцарта играли за стеной.

Было всё как будто невесомо,
Стало безразлично на душе.
На гвозде качался незнакомо
Твой портрет, далёким став уже.

А в душе осели плотно споры,
На себя все горести приняв.
Вниз с балкона улетали ссоры,
Несогласий наших не поняв.

Мне б за ними прыгнуть в омут синий,
Чтобы душу спрятать там в тиши.
Кто сказал, что я должна быть сильной?
Кто бы камень снял с моей души...


КАРТИНА НОМЕР 5
Нужно иметь большую фантазию, чтобы соединить столь несоединимые на первый взгляд (даже не знаю, как их назвать) предметы, виды, вещи. В английском проще. Там можно сказать items. Но наделить человеческими чувствами цветы и помидоры и заставить зрителей поверить в это может только талантливый, серьёзный мастер. Эта картина называется «ВЛЮБЛЁННЫЕ».

Моё приветствие влюблённым:
Американцам урождённым,
И тем, кто родился в далёком
Краю былинно-синеоком.
Тем, кто недавно полюбил,
И кто давно влюблённым был.
Кого влюблённость только ждёт,
К кому любовь ещё придёт.
И к сединою убелённым -
Моё приветствие влюблённым!

Я вам желаю от души,
Чтоб чувства ваши длились вечно,
Чтоб вместе было вам сердечно,
Тепло и радостно в тиши
Уютности квартиры вашей,
Чтоб, чем вы становились старше,
Друг другу были вы опорой,
Чтоб только интеллекта споры
Под крышей дома обитали.

А вы чтоб вместе обретали
Приятность вашего общенья
И до последних дней влеченья
Необходимость рядом быть,
И век ЛЮБИТЬ, ЛЮБИТЬ, ЛЮБИТЬ!

А дальше моё личное поздравление

* * *
Ну что могу тебе сказать,
Когда почти полсотни вёсен
Луна готова нам сиять
Сквозь облака и ветки сосен?

Судьба не баловала нас:
Сперва надолго разлучила.
Но в душах связь не порвалась,
Любовь - любить не разучила.

Когда в последний день зимы
Пересеклись дороги наши,
Уже не расставались мы.
Наверно, став умней и старше.

Теперь мы вместе столько лет,
И начинаем день друг другом,
А я - горда своим супругом -
И, видно, в этом весь секрет.

Почти полсотни светлых вёсен
Для нас один встает рассвет,
Мы вместе видим шишки сосен,
Закат зари и лунный свет.


КАРТИНА НОМЕР 6
Следующая картина отражает совсем иные человеческие отношения. Две противоположности. Даже не читая её названия, можно догадаться, что это две соперницы. Картина так и называется – «СОПЕРНИЦЫ». Посмотрите какие у них разные характеры, прямо как разные взгляды на жизнь и разный социальный статус.
Всё остальное можно будет прочесть в стихах.

Есть в русском языке пословица,
И, вероятно, не одна:
Она - жена, а я - любовница,
И мне измена не нужна.

Он называл меня картиночкой
И щедро мне дарил цветы.
А я с базара шла с корзиночкой,
Купив на ужин нам еды.

Он приходил к столу готовому
Любимых блюд и пирогов.
Казалось мне, что бестолковому,
Ему нужна моя любовь.

На все курорты заграничные
Он ездил отдыхать со мной.
Коль были люди там приличные -
То представлял меня женой.

Но все субботы-воскресения
Он дома проводил с семьёй,
Все праздники и дни рождения
С женою был, а не со мной.

Все двадцать лет романа нашего
Сидел на троне, как король.
Но никогда меня не спрашивал,
Как мне моя подходит роль.

Чистопородная без примеси
Ждала объедков со стола.
Собакой я была на привязи.
И так - вся жизнь моя прошла.

Права какие у любовницы?
Детишек ты рожать не смей!
Теперь бесплодною смоковницей
Мне доживать до склона дней.

Нет, лучше мы сейчас расстанемся,
Пока мне только сорок лет.
И я найду себе пристанище,
Жить так - мне больше мочи нет!


КАРТИНА 7
Тема осени у всех поэтов находила большой отклик. Не обошла она и меня. На тему осени у меня много стихов. Сегодня приведу стихотворение, которое я назвала:

КАРТИНКИ ОСЕНИ
Пришла пора осенняя,
А с нею в сердце грусть.
Справляет новоселие
Малины колкой куст.

Ранимы стали хрупкие
Кленовые листки,
Свернулись тонкой трубкою
Настурций лепестки.

Ковыль под ветром хмурится,
Поклоны низко бьёт,
А жук блаженно жмурится,
Росу усами пьёт.

Комар на паутиночке -
Добыча паука,
Скользит к нему в корзиночке,
Живой ещё пока.

Красивый, яркий, с крапинкой
Кружит осенний лист,
Висит с травинки капелькой
Роса головкой вниз.

Достойна удивления
Осенняя пора!
Остановись, мгновение, -
Запечатлеть пора!


КАРТИНА НОМЕР 8
Картина, которая носит название «Конкурс красоты», по мнению посетителей последней на сегодня выставки Натальи Поляковой получила первое место.
Здесь хорошо показано, что дело совсем не в размерах. На фоне двух огромных соперниц в центре полотна это маленькое чудо значительно выигрывает.
Моё стихотворение носит такое же название.

КОНКУРС КРАСОТЫ
........ А что такое красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Николай Заболоцкий

Обожествляют люди красоту,
Зовут огнём, мерцающим в сосуде.
Огонь уже не виден за версту.
Так что ж тогда обожествляют люди?

Бывает красота сильней огня,
Что плавно переходит в век из века.
Та красота сильнее, чем броня -
Которая в поступках человека.

И мир спасёт лишь эта красота,
Она в другую форму обернётся.
Сильнее, лучше, чище будет та,
Что добротой сердечною зовётся.

И в нашей жизни эта доброта,
Которая восторгом душу греет,
Куда важней, чем просто красота,
Которая от старости дурнеет.

Я хочу надеяться, что если бы отец и дед мог видеть нас сейчас,
он остался бы нами доволен. А это для меня самое главное