ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ

ВСЕ МУЗЫ В ГОСТИ БУДУТ К НАМ

ИННА БОГАЧИНСКАЯ
«Нам всего сокрушительно мало…»

От составителя. Инна Богачинская — известный в эмиграции и Метрополии поэт и журналист. Родилась Инна в Москве. Большую часть жизни прожила в Одессе, а последние 27 года проживает в Нью-Йорке. В настоящее время Инна работает судебной переводчицей. Книга года «Энциклопедии Британника» назвала её одним из наиболее состоявшихся поэтов русского зарубежья. Инна — автор пяти книг поэзии и прозы: «СТИХиЯ», «Подтексты», «В четвёртом измерении», «Перевод с космического» и «Репортаж из параллельного мира». В настоящее время творчество Инны Богачинской включено в программу преподавания современной литературы в Одесском университете и в Университете Владикавказа. По её творчеству были написаны несколько дипломных работ и целый ряд литературоведческих исследований.
Публикуемые здесь стихи отличаются высокой энергетикой и максимализмом требований к себе и к жизни. Чего, например, стоит тезис: «Чтоб ни под каким давленьем своих не сдала понятий, / Чтоб не понижала планку ни с кем. Ни за что. И нигде». А еще неожиданностью образов и метафор, которые, безусловно, будут подарком для искушенного в поэзии читателя.
Ян Торчинский

БАЛЛАДА О ТОМ, ЧТО МНЕ НАДО
Евгению Троскоту

Я речитативом моря
вливаюсь в пассаж вечерний,
И сбрасываю без стесненья
все одеяния дня.
Мне необходимо, как
для пианиста этюды Черни,
Чтоб музыка стройных строчек
потоком шла из меня.

Мне надо, чтоб в круговерти
имён, и-мейлов, трюкачеств,
Анафем и реверансов,
начал с незавидным концом,
Хоть раз бы случилось чудо.
Нет, не самобранка-скатерть,
Чтоб в общей массе сверкнуло
с необщинкою лицо.

Мне надо, чтоб на планете,
издёрганной камикадзе,
Любовь исцелила души,
чтоб род наш порочный прозрел.
Мне надо, чтоб одесситы
венчались под гимны акаций
И чтоб заводила ньюйоркцев
не паника, а сирень.

Хочу, чтоб земные дети
бездушными не рождались,
Чтоб каждому было в достатке
супов, объятий, корон,
Чтоб были всегда в запасе
немыслимо светлые дали,
И чтоб Госпожа Удача
отметила каждый порог.

Мне надо, чтоб в мельнице будней
не перемололись святыни,
Чтоб не обрывался праздник,
который всегда при нас.
Чтоб не оскудела Вера.
Надежда чтоб не остыла.
И чтоб в словаре потомков
осталась Любовь – не война.

Мне надо, чтоб я умела
воле Небес подчиняться,
И чтоб интриги инстинктов
удерживала в узде,
Чтоб ни под каким давленьем
своих не сдала понятий,
Чтоб не понижала планку
ни с кем. Ни за что. И нигде.

Как неистребимо стойки
желаний моих форматы!
Бессменно болтаюсь на тучке,
бесполая, как вдова,
Активно отвергнув статус
послушно-замужне-богатой,
Я славлю монашество Птицы,
ни с кем не обретшей родства.



К ВОПРОСУ ОБ ИСТИННОСТИ И МНИМОСТИ, ИЛИ ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ОДИНОЧЕСТВУ
Ларисе Бурчак
"Семья – это союз одиночеств".
Марина Цветаева

Уродство и ущербность
правят миром.
От нелюбви потрескалась кровать.
Затем и создаём
сомнительных кумиров,
Чтоб утром было для чего вставать.

Затем на все
«не то» чугун внедряем в уши.
Пускаем пыль в глаза,
казня себя виной,
И убеждая в том,
что может быть и хуже,
Что можно, например,
состариться одной.

И не найдя ни в чём
забвения и смысла,
Смиряемся уныло с тем,
кто входит в дом,
Проглатывая горькую
пилюлю компромисса,
Себя вторгаем в
одиночество вдвоём.

Но грянет пустота,
подслащенная тщетно,
И клаустофобия срезанных углов,
И взмыленный турнир
прощаний и прощений,
И острая, как дрожь,
молитва о былом.

И будет немота
озябшего обеда
В присутствии чужих,
отсутствующих глаз.
И внутренний порыв:
– Всё брошу и уеду,
Не сетуя на то,
что жизнь не удалась.

Но ластится тахта.
И липнет телевизор.
И голоса подруг:
– Ты что, в своём уме?
Как в песне, научись:
"Не слышу и не вижу".
Не думать. Не любить.
Не плакать. Не шуметь.

Стать полутенью.
Чем-то среднепотолочным.
Жар-птицей,
чей светильник взаперти.
Но вдруг понять,
что ад снаружи позолочен.
А рай – он и без золота блестит.

И что вдвоём –
не значит радостней и проще.
И что Источник
всех источников внутри.
Что надо, наконец,
разрушить круг порочный
И перестать
с собой лукавить и хитрить.

Пусть будет тон
железен и заносчив,
Всем объяви:
– С собой остаться не боюсь!
Я больше
не деталь «союза одиночеств».
Я разрываю
названный союз.

В ответ
не жди подарков и возмездий.
Все в жизни
равно ропщут и скорбят.
Но потеряв
сомнительное «вместе»,
Ты обретаешь
истинно СЕБЯ.


НЕ САМЫЕ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНЫЕ ПРИМЕТЫ К ПОРТРЕТУ ЖИТЕЛЕЙ ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ
Вот и тысячелетье сменилось.
Но когда к нам нагрянет прозрение?
То ли к Богу попали в немилость,
То ли это души ожирение?

На цейтнот уповаем и моду.
Сантиментами ближних не потчуем.
Каждый в собственный узел замотан,
Раздираемый нервною почвою.

Нам всего сокрушительно мало!
Мутим волны и омуты тихие.
Так и у тошнотворно нормальных
Неизбежно сдвигается психика.

Но от этого разве не спятишь,
Когда все друг от друга отторгнуты?
Мир сразила духовная спячка,
Будто в нём свергли главные органы.

Грязнем в лености – крупно и зримо.
И от боли чужой не изводимся.
Прочно вписаны в этот зверинец,
Хоть себя не считаем животными.

Как вареники, лепим причины,
Свою хищность пытаясь оправдывать.
Но бесчувствие неизлечимо,
И в итоге на нас же направлено.

Раболепствуем и зубоскалим,
Прикрываясь эффектной афишею.
Видим сущность в родстве с кулаками,
Без поправки на помыслы высшие.

Жжёт терновое нас ожерелье
Неуслышанных криков о помощи.
Как же души у нас ожирели!
И когда, наконец, мы опомнимся?!

Не поклонов прошу, не милостыни,
Не пожирней кусок –
Души срочно реанимируйте!
S.O.S!!!



НЕ ОТСТУПЛЮ...
Тамаре Лязгиной

Не страшно, что ветра
мой парус исхлестали,
Что ветер перемен
коварен и колюч,
Я из земных стихий
и из небесной стали,
И от такой породы
век не отступлю.

Пусть путь петляет мой
не по алмазным плитам,
Рисково проношусь
по грозному ножу.
Во мне – святой Олимп
и бунт изгоев слиты.
И от родства такого
век не откажусь.

Мне велено прожить
смертельные страницы,
Болтаться, как петлЯ,
меж небом и землёй,
Когда покой давно
не мнится и не снится,
Зато мой дух высок,
Очищен. Закалён.

Парю, как альбатрос,
в безмолвии тотальном.
Нездешней мощи ток
ревёт по проводам.
Паренье и печаль
ко мне, как тень, пристали.
Но этот звёздный крест
вовек я не отдам.


РАЗГОВОР С УХОДЯЩИМ ВЕКОМ
Вены, у века вскрываются вены!
Чистые помыслы в пышной грязи.
Только убожество благословенно.
Только глухим глухота не грозит.

Рушатся ранги, рекорды, суставы.
Мир затоварен, а спрос не богат.
Что же нам век в назиданье оставит?
Что, как трофей, в свой уложим багаж?

Век, заберу твои игры с горючим,
Тайные волны былого присутствия,
Несовпадений прилипшую участь,
Предощущение мига, несущего
Колкие пряности царственной хвои,
Звуки тягучей, как тина, элегии,
Дерзкий пассаж, что исполнили двое,
И терапию ночного троллейбуса.

Я заберу антологию писем,
Высоковольтность звонков и касаний,
Майский мираж, что метелью не списан,
Первый букет, нерасчётливый самый.

Я забираю под звёздами спальни,
Голос Освенцима, иском звучащий,
И приговор всем гигантам опальным,
И откровенья чернобыльской чащи.

Я заберу коммуналок семейность,
Перелицованность гардероба,
Волчность допросов, души онемелость,
Званье элитное «Враг народа».

Я заберу хлеба ржавый зародыш,
Улиц блокадных чумную безлюдность,
Крик похоронок, и крест у дороги,
И эйфорию победных салютов.

Век, твои веки открыты едва ли.
Что тебе снится суды? Непрощённости?
Фобии? Взрывы? Венчальные вальсы?
Или породы неукрощённые?

Как залечить твои боли и беды?
Чем залатать твои шрамы и ссадины,
Чтоб сотрясений ты больше не ведал
И не нуждался б в работах спасательных.

И чтоб друг друга согреть мы успели,
Чтобы берёзы дружили с оливами,
Чтобы счастливым был век двадцать первый.
И чтоб у нас были дети счастливыми…


РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ФАКТОРЕ В СВЕТЕ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО АКТА
(Памяти жертв 11 сентября)

Не триллер на экране – кадры были.
Взрывной волной вчерашний смех смело.
Вы, стюардесса, чьей-то дочкой были!
Вас кто-то «папой» называл, пилот!

Пал плод творцов. Не дрогнув, башни пали.
Мир исказился в сути и в лице.
Но пусть бессрочно будоражит память
Обугленное тело ВТЦ.

Какой финал у этого пролога?
Ведь в эпицентре риска устояв,
Мы погибаем в собственных берлогах
Не от сибирских – от душевных язв.

Кричит Коран. Дрожь Библию пробила.
Враждебность вер живительна ужель?
Но всех сроднила братская могила,
Заняв 110 в кубе этажей.

Мир расщепил безумный поединок.
Не время ль вспомнить, наконец, о том,
Что все сколь уязвимы, столь едины
Пред Небом, болью, радостью, судом.

Истории уроки – меч да молот.
Диагноз мира – колики войны.
Нам уцелеть и локти не помогут.
Свой волчий нрав сперва унять должны.

Мужья, свекрови, боссы, братья, лиги,
Коллеги, знаменитости, врачи –
Воюют все – от мала до велика,
По существу, не ведая причин.

И то, что каждый избран местом лобным,
Что палачи не знают, что творят,
И потому клыки звериной злобы
Вонзились прямо в сердце Сентября.

Похоже, долго мир не будет прежним.
Всё по кругам вращается своим.
Но только б выжить, только б быть надежде!
Тогда мы устоим.


СЛОВО О МОСКОВСКОЙ ТРАГЕДИИ
(Памяти жертв теракта на московском спектакле)

Разве способна
сердечная мышца
Выдержать груз этой боли безмерной?
Ёжится жизнь. Без руля и без смысла.
Гаснут глаза. Бойкотирует нервы.

Было когда-то опасно в окопах.
Ну, а сейчас, риск и в театре – на страже.
Мы обретаем смертельнейший опыт.
Страшно!

Что на прицеле –
Нью-Йорк ли, Москва ли?
Иль чемпион по терактам Израиль?
Тихую гавань найдёте едва ли.
Слишком в нетихие игры играем.

Снова Земля свои жертвы отпела.
Даже ромашки окрасились в траур.
В каждой потере –
зерно беспредела.
Род человеческий нелюди травят.

Нет, не бывает чужого несчастья.
Все мы заложники общей модели.
Каждый к всему мирозданью причастен.
Как же собратьев своих проглядели?!

В драке чинов
подчинённым – бесчинства.
Разве для этого мать нас рожала –
Быть закупоренными беспричинно
В зверских зубах театрального зала?!

А в кабинетах
тасуют итоги.
Плюс-минус жизнь.
Для отчёта – неважно.
Но вы представьте,
представьте вы только,
Что речь о жизни
кого-то из ваших!

...Во всех храмах
противостоящих конфессий
Я за каждую жертву
по свечке поставляю.
Да, порядок земной
большей частью не весел.
Но спектакль продолжается.
Слава спектаклю!



ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННЫЕ СТИХИ
Вере Зубаревой

Аукнулась зима.
Не потому, что лето
Осмелилось набросить
облачную шаль,
А потому, что – дрожь.
Как будто напоследок
Отчаявшийся шут
цвета перемешал.

Аукнулась вина.
Не потому, что мимо
Плывут гондолы глаз,
веленью вопреки,
А потому, что ждёт
замедленная мина,
Пока сорвётся всё,
зажатое в тиски.

Аукнулась любовь.
Не потому, что сыро,
И зябкое тепло
листает не того,
А потому, что нет
целебней эликсира,
Чем душ и тел родство.

Аукнулась строка.
Не потому, что немо
Вокруг. Как на холсте,
не тронутом мазком,
А потому, что ей
своё диктует Небо,
И меркнут все ходы
при козыре таком.