«ЧЕРНЫЙ ДОКТОР»

«ЧЕРНЫЙ ДОКТОР»

Семён КАМИНСКИЙ

Рассказ

Квартирную хозяйку звали Алевтина Пантелеймоновна, и она была приветливой, круглолицей, миловидной, лет тридцати пяти. Сибирячка, она переехала в Крым недавно и жила пока в отдельной комнате семейного рабочего общежития. При этом, впрочем, как и все здесь, умудрялась сдавать даже эту свою единственную комнату курортникам и на лето перебиралась с двумя дочерьми в небольшой сарайчик, положенный каждой живущей в общежитии семье. Мужа у неё не наблюдалось. Но самой главной удачей Сергея и Антона была даже не находка этой комнаты в разгаре курортного сезона, после многочасовых скитаний по посёлку в самый солнцепёк, а то, что Алевтина Пантелеймоновна работала сестрой-хозяйкой в пансионате «Бирюзовый Залив» и довольно быстро устроила им курсовки на питание в столовой этого пансионата. Теперь они были избавлены от нудного стояния в очередях в двух городских столовых, а следовательно, отдыхать в этом популярном, но довольно паршиво обустроенном для большинства отдыхающих со всей страны посёлке, стало гораздо приятнее.
Целый день они сидели на пляже, купались, вяло играли в карты и увлечённо рассматривали девушек, впрочем, не предпринимая никаких действий к установлению, как принято, лёгких и скоротечных курортных отношений. Был более-менее успешно закончен первый курс института, у Сергея — инженерно-технологического, у Антона — медицинского. У каждого осталась в большом родном украинском городе любимая девушка, с которой уже случилась долгожданная близость, и хотя пришлось по ряду обстоятельств расстаться с ней на лето (разное время учебной практики, родители девушек — и тому подобные малоприятные вещи), но сохранилась твёрдая романтическая уверенность, что именно эта девушка — навсегда, и поэтому никакие курортные романы не могут быть интересны.
Общежитие — длинное, белое, выкрашенное извёсткой одноэтажное барачное здание — стояло далековато от моря, почти у подножия знаменитой горы, похожей на профиль известного богемного поэта. Так что топать к нему приходилось через весь посёлок, сначала мимо характерных крымских домиков, а затем среди душного густого запаха малознакомой городским жителям огородной и полевой зелени. Входа в здание было два — с двух торцов, внутри через всё здание шёл длинный сквозной коридор со множеством дверей на обе стороны, как и положено в общежитии, но так как Алевтинина комната находилась в самом дальнем конце, со стороны горы, то этот дальний вход и небольшая крытая веранда и крылечко перед ней были как бы приватными: и столик стоял со скамейками, врытыми в землю, и верёвочки для белья были протянуты, и деревца, несколько чахлые, посажены возле этого крылечка. И никто кроме Алевтины Пантелеймоновны, её детей и её постояльцев не пользовался этим входом, отдавая должное её некоторому «начальственному» положению в пансионате.
Дочки Алевтины — пухленькая, белокурая и постоянно растрёпанная пятилетняя Маруся, и симпатичная, с веснушками и косичками, но по-южному вполне оформившаяся двенадцатилетняя Оля, — целыми днями сидели в этом импровизированном дворике со своими подружками, играли или что-то делали по хозяйству на веранде, где стояли керосиновые печки, но иногда большой толпой шли на пляж и там обязательно навещали Сергея и Антона, окружая их многоцветной девчачьей компанией. При этом Оля и её худенькая, нескладная подружка Ира на правах хороших знакомых присаживались к подстилке парней поближе, принимая участия в игре в «дурака» или — чаще — каких-то жизненных разговорах. И у Сергея, и у Антона такие задушевные разговоры с женским полом всегда почему-то происходили довольно просто и откровенно, ну, а уж тут им казалось, что они способны поведать малообразованным юным провинциалкам что-то особенно важное и интересное про свою городскую взрослую студенческую жизнь. И девчонки действительно хотели подробно знать об этой жизни, особенно про их городских подружек: с пристрастием, не по возрасту серьёзно они задавали какие-то совсем неожиданные вопросы, как они говорили, «про отношения»:
— И ты у неё в общежитии остался? А остальные девчонки в комнате, что сказали?
— А Марина — у ней стрижка удлинённая или «сэссун»?
— Что тебе её папка после всего этого сказал?
— И совсем-совсем не ссорились после этого, уже полгода?
— Светa — она маленького роста, да? Выше меня?
Даже маленькая Маруся как-то внимательнее прислушивалась к такого рода разговорам, копаясь рядышком в серовато-разноцветной гальке или расчленяя медуз, видимо, ей слушать «про отношения» было вполне привычным, в первую очередь из уст мамы Алевтины, с её явно не состоявшимся женским счастьем.
Вечерами Сергей, Антон, Оля и Ира гуляли по длинной бетонной дорожке вдоль пляжа, вроде как набережной, заполненной тихими сосредоточенными друг на друге парочками или, наоборот, шумными нетрезвыми компаниями, в пылу безудержного веселья орущими песни под гитары и без них, a, однажды, им попался навстречу даже целый караван с разбитными девицами, сидящими на плечах своих кавалеров — просто шедевр дуракаваляния. Иногда ходили в летний кинотеатр, но кино — здесь это было целое событие, во-первых, не каждый день, во-вторых, в основном, старое и плохого качества, а то, ко всем этим достоинствам, ещё и индийское. И если девчонки были вполне согласны и на такое развлечение, то парни презрительно отказывались и «хозяйки» оставались с ними из солидарности. Поэтому часто сидели в темноте на крыльце с их стороны общаги, дышали наконец-то остывающим вечерним воздухом и опять же о чем-то болтали. Бывало после долгого рабочего дня к ним присоединялась и Алевтина, тоже их расспрашивала, но и про себя охотно рассказывала: в её историях, в основном, присутствовали бывшие пьющие мужья и наглые отдыхающие со своими бесконечными дурацкими требованиями.
В один из таких вечеров Оля вдруг взяла в темноте Сергея за руку и начала медленно, еле ощутимыми прикосновениями перебирать ему пальцы, периодически вставляя какие-то слова в общий разговор, Сергей же при этом сидел совсем онемевший…
— А давайте завтра устроим пикник на вон том холме, — вдруг сказала Ира, — я у мамки возьму вина классного, «Чёрный доктор». Она из совхоза приносит, я знаю, где оно у ней стоит в бидончике, отлить можно.
— Да, вы такого и не пробовали, — поддержала её Оля, — говорят, оно такое редкое и полезное, что всё за границу посылают.
Парни, естественно, были не против: и на следующий вечер, когда стемнело, небольшая компания отправилась на один из недалёких холмов, на котором стоял казённый металлический обелиск — памятник погибшим солдатам. «Чёрный доктор» — для конспирации — Ира принесла в термосе, а ребята припасли ещё и бутылку венгерского «Промонтора». В матерчатой сумке у Оли были рыбные консервы, хлеб и какая-то незамысловатая посуда.
Сели на самом краешке холма в пахучую хрустящую сухую траву, спиной к обелиску, в неярком свете непривычно низкого и очень звездного неба. Снизу — невнятная музыка и мерцающие огоньки посёлка, а за ним — гора, совсем как бумажная декорация, и чуть-чуть блестящая большая тeмнoтa притихшего ночного моря.
Сочетание сладкого вина и консервов было, конечно, довольно странным, впрочем и сама компания, и место — также. «Чёрный доктор» действительно показался вкусным, правда, уж слишком насыщенно сладким, но впечатляло, вероятно, не само вино, а то, что девчонки рассказывали про него. И про целебные свойства, и как оно доставалось, потихоньку выносимое работниками из ближайшего винодельческого совхоза, где работали многие из жителей посёлка.
Оля опять сидела близко от Сергея, чуть впереди. Она смотрела на море, а он смотрел в полумраке на её ухо, чувствовал слабый тревожный морской запах от её кожи, платьица и волос и боролся с жутким желанием крепко прижать её к себе — только руку протяни. Она даже заныла эта рука и холодело внутри от таких мыслей.
После «Чёрного доктора» попробовали и «Промонтор», но все единогласно заявили, что венгерская «краска» нашему «Черному доктору» и в подметки не годится. А дальше разговор клеился плохо, лирическое настроение сменилось какой-то бравадой. Оля начала беспричинно смеяться, Антон как бы невзначай положил руку на Ирино плечо — и та не возражала. Это Сергея как-то особенно возмутило, он-то старательно помнил, что девчонки совсем ещё дети и — «ничего нельзя», и стал тащить компанию к морю. Впрочем, он всегда комплексовал и всего чересчур боялся. Они собрали свою сумку и ушли на берег прогуливать захмелевших девчонок перед их возвращением домой.
Так всё и закончилось в тот вечер, а вскоре подошёл уже и день их отъезда, так как билеты на автобус из посёлка в Феодосию и на поезд были куплены заранее. А иначе никак не уедешь, народу отдыхающего слишком много.
Автобус отходил в середине дня. И Оля, и Ира пришли провожать на автостанцию прямо с пляжа. Mокрые купальники проглядывали сквозь их цветные блеклые сарафанчики. Были чинно пожаты руки и пожелания «приезжайте ещё» произнесены бодрыми девчоночьими голосами, но беспокоило что-то, бог знает почему. Вроде и не подружки они были им совсем, не ровня, и вообще не было ничего, кроме задушевных разговоров под крымским небом и одного неполного термоса с «Чёрным доктором», а вот...
* * *
Четыре года спустя Сергей со Светой приехали в посёлок в своё «свадебное путешествие». Они только-только окончили свои институты, только-только поженились, и для другого, не «дикого» отдыха ни денег, ни путёвок у них, естественно, не было. Они пытались остановиться у Алевтины, даже писали ей заранее, но та ответила, что всё у неё занято и опять же, после целого дня поиска, им пришлось снять нечто вроде фанерного домика, видимо, летней кухни, в другом конце посёлка. На пляже поджаривалось много знакомых из их родного города, так что было весело. В первый же день, в одном из пляжных разговоров Анька, одна из Светкиных приятельниц по институту, поведала про местную дискотечную знаменитость:
— Тут одна девчонка на танцах вышивает, вы бы видели! Юбка — ну, короче уже совсем некуда, на голове — вот такая «химия», танцует — как из немецкого балета, что по телеку показывают. Мужики все вокруг стонут, каждый вечер — новый кавалер и сплошные разборки... Местная, её весь посёлок знает. Зовут её как? По-моему, Ольгой...
Вечером на танцах во всё том же «Бирюзовом Заливе» Сергей в этой самой задиристой, полногрудой, чертовски стройной красавице с трудом, но признал Олю, Алевтинину дочь. Кос, конечно, уже как не бывало, веснушек тоже было не разобрать под яркой «боевой раскраской». Она танцевала не просто хорошо и легко, но крайне вызывающе, никто, даже из столичных приезжих, так не решился бы никогда. Ни одно из движений не было выученным, стандартным — только безудержно метался кусочек ткани, изображающий супер мини-юбку, взлетала над толпой копна волос и мелькали тонкие руки и ноги в экзотически откровенном ритуале. И окружали её после каждого танца вовсе не парни, а какие-то совсем немолодые мужчины.
Один раз она прошла в подобной компании недалеко от Сергея и Светки, с сигаретой в руке, нарочито громко и развязно говоря что-то одному из ухажеров...


* * *
— …А помните, много-много лет назад, в советские времена, было такое дефицитное крымское вино «Чёрный доктор»? Я, представьте себе, купил на днях бутылку такого здесь в русском магазине на Брайтоне. Кому налить — попробовать к десерту? — сказал хозяин вечеринки Саша, откупорив бутылку с изображением множества медалей и чего-то южнобережного.
Большинство из сидящих за столом отказались: несколько часов подряд пили водку и смешивать как-то не хотелось. Рюмки протянули две женщины и Сергей.
— Не в обиду тебе будет сказано, Алекс, — сказала хозяину одна из этих женщин, попробовав, — но, я слышала, что это уже не то вино. Старый рецепт потерян и сейчас они выпускают там совсем не то, что раньше... Ну, а ты, что скажешь? — обратилась она к Сергею, медленно тянувшего свою порцию тёмной приторной жидкости.
— Я думаю, ты права, — проговорил Сергей, — это совсем не то, что было раньше.

Чикаго, 2006