ХАЛДЕИ И ГОСТИ

ХАЛДЕИ И ГОСТИ

Роман КОЙФМАН, Кирьят-Хаим

ИЗ ЦИКЛА «МОСКВА РЕСТОРАННАЯ. 60-Е»

Когда на втором этаже ресторана «Москва» заканчивался праздничный банкет для дипломатического корпуса, организованный посольством Турции по случаю празднования великой турецкой революции, уже почти в пустом зале появлялся сотрудник диппредставительства с большим увесистым кожаным портфелем и ставил его на свободный стул. Портфель был наполнен пятирублёвыми купюрами. Тут же образовывалась очередь из официантов и каждый халдей получал свою пятёрку. По тем временам на 5 рублей можно было хорошо пообедать в ресторане (осетрина на вертеле, например, стоила 1 руб. 80 копеек). Подходили посудомойки, дежурные по этажам, официанты из ближайших ресторанов, и всем с добрыми напутствиями и пожеланиями этот самый дипломат ататюркской школы выдавал заветную пятёрку. Конечно, он понимал, что его, мягко говоря, дурят, но ведь это был праздник торжества демократии в его стране!
Второй раз становиться в очередь считалось моветоном, и когда портфель пустел, турок откланивался и ещё раз благодарил за проделанную работу.
У официантов тех лет было множество способов относительно честного отъёма денег у посетителей ресторанов. Чаевые были лишь частью дохода. В порядке вещей было нечаянно подменить гостю коньяк. Вместо 5 звёздочек подать трёхзвёздочный, принести поменьше салата (все равно всё не съедят!), подсунуть водку из ближайшего магазина и разницу положить себе в карман, вписать в счёт музыку оркестра (это было рискованно, но часто проходило без сучка и задоринки).
Королём во всех этих делах был Илья Ярославский, по слухам, сын самого великого богоборца Емельяна Михайловича Ярославского. Какими были его отношения с папашей — неведомо, а вот с родным братом не ладил, тот был каким-то партийным деятелем, обзывал его приспособленцем.
Илюха, невысокого роста, слегка картавый еврей, к концу дня всегда имел солидный доход. Начальство его ненавидело, увольняло, но по прошествии времени его вновь восстанавливали.
Илюху знали во всех ресторанах Москвы. Официанты всегда встречали его с большим почтением. Когда он обслуживал банкет, то каким-то образом у него оставался ящик водки, часть которого он сбывал таксистам, поджидавшим его у чёрного входа.
Нажил он, тем не менее, немного, почти все деньги тратил на друзей и женщин, да на соседние рестораны. Купил себе огромную дорогую люстру, как символ денежного успеха, и повесил в своей небольшой комнате.
Были халдеи и помельче по своему размаху, но все твёрдо знали: объегорить гостя — святое дело. Но и гости были тоже тёртые калачи. Кстати и о них.
Когда Клюшка или Голова появлялись в зале ресторана, нашу халдейскую братию охватывал лёгкий гипноз. Каждый из нас, с подлой заинтересованностью, затихал, внимательно следя, кому сегодня «повезло». Получив заказ, который, как правило, не отличался сложностью, официант бежал на кухню и громогласно объявлял: «Голова у меня», или «Клюшка ко мне сел». И этому заказу: «судак отварной, соус польский», уделялось самое пристальное внимание.
Кем они были, никто не знал. Мне казалось, что оба из профессорской среды. Клюшка невысокий, но довольно плотный господин, и хотя это было время товарищей, я его воспринимал только как господина — с всклоченными рыжеватыми волосами и добродушным лицом, которое к себе располагало и поощряло незадачливого новичка-официанта. К ним он любил садиться, опираясь на чёрную палку с декоративной резьбой, которую венчала голова Мефистофеля с саркастической ухмылкой. Вот из-за этой палки острые на словцо халдеи и прозвали его Клюшкой.
Муки неосторожного официанта начинались сразу же: не приведи господь, недооценишь претензии Клюшки — скандал обеспечен.
Голова не скандалил, он тихо и довольно скромно занимал место, стараясь не привлекать внимание гостей ресторана своим внешним видом. Но это ему редко удавалось из-за внушительного роста и непомерно огромной продолговатой головы, сидевшей на небольших узких плечах. Несмотря на довольно унылый вид, нельзя было не заметить его красивых рук и изысканных манер, не обратить внимания на строгий серый респектабельный костюм-тройку. Гостем он был, конечно, необычным и очень взыскательным, требуя неукоснительного соблюдения этикета при обслуживании. В случае если Голова был недоволен чем-то, он писал жалобу. А, написав, уходил, желая пострадавшему официанту успехов в работе. Клюшку и Голову знали халдеи всех центральных ресторанов Москвы 60-х годов.
В центре Зеркального зала ресторана «Прага», затягиваясь сигаретой, картинно расположившись за круглым столиком, часто один, сидел кумир театра и кино тех лет Вячеслав Шалевич. Видя его, посетители перешёптывались, явно доставляя удовольствие всеобщему любимцу.
Ролан Быков, не менее популярный, не вызывал своим появлением такого ажиотажа, как Шалевич. Внешние данные были не те, но он подкупал своей доброжелательной улыбкой, чем особенно располагал официантов. Халдеи, как и таксисты, обожают знаменитостей. Но вместе с тем могли повести себя круто и со своими любимцами.
Помнится случай, когда спартаковцам — Никите Симоняну и Игорю Нетто было отказано в обслуживании в том же ресторане «Прага» после серии досадных проигрышей. «Пока играть не начнёте, пива для вас не будет». Спартаковцы развернулись и ушли, принимая этот справедливый отказ с чисто мужским достоинством.
Однажды по Москве прошёл слух, что Алексей Баталов ослеп. И в те же дни в «Будапеште», сопровождая приятную даму, он появился, поправляя знакомым жестом оправу модных очков. «Дорогой наш человек»! Официанты буквально устроили демонстрацию, проходя с приветствиями мимо столика Баталова, немало озадачив этим последнего.
Весь вечер я обслуживал Олега Ефремова и актрису, исполнявшую одну из главных ролей в фильме «Любовь и голуби» (если не ошибаюсь, это была Нина Дорошина), которая громко пьяно хохотала, строя мне глазки. Олег Николаевич хватал меня за руки и, смеясь, говорил: «Не верь ей, парень, с ума сведёт и бросит».
Появлялась в «Праге» и изящная Изольда Извицкая под руку с мужем, Эдуардом Бредуном. Они часто приходили к концу вечера. Заказ обычно делала Изольда, с милой чуть заметной извиняющейся улыбкой. Бредун сидел слегка смущённый, не мешая жене, полагаясь на её вкус. Трудно было себе представить, что жизненная стезя обоих оборвется столь рано.
От Людмилы Хитяевой буквально исходил свет. Я ее со спутником усадил очень удачно, на мой взгляд, за отдельным столиком на небольшой возвышенности. Её сопровождал высокого роста привлекательный мужчина, но гости зеркального зала его не замечали. Очарование Хитяевой было столь велико, что на неё смотрели не только мужчины, но и женщины. И состояние радости и лёгкости не оставляло меня до конца рабочего дня.
В трёх шагах от себя я видел живого Жана Маре, в коридоре третьего этажа ресторана «Прага». Он был в синем клубняке с яркими жёлтыми пуговицами, на нём были зелёные брюки, а на ногах — мягкие туфли. Маре стоял посередине коридора и с интересом рассматривал какой-то журнал.. Актер возглавлял делегацию французских кинодеятелей.
В течение трёх дней мы их обслуживали, удивляя изысками русской кухни. Одна из актрис, своей красотой буквально сразившая всю халдейскую братию, нежным пальчиком кокетливо показала мне на тарелку, прося повторить порцию блинов с икрой. Фильм «Фантомас», где Милен Демонжо играла главную женскую роль, мы ещё не видели.
А вот встречу с Михаилом Шолоховым к разряду приятных я бы не мог отнести. В то время Михаил Александрович пользовался бесспорным авторитетом, а его выступление на Всесоюзном писательском съезде с разгромной речью, разоблачавшей происки космополитов и инакомыслящих всех мастей, произвела большое впечатление, особенно на малочитающую среду, к которой я относил и себя. По ленинскому определению, его выступления вызывали бурный пролетарский восторг!
Как-то утром, когда в нижнем зале ресторана «Будапешт» было почти безлюдно, я услышал шум и ругань. В углу стоял мужчина в офицерском мундире, подпоясанном поверх гимнастёрки кожаным ремнем и в галифе, заправленных в начищенные до блеска сапоги. Шолохов, активно жестикулируя, кричал на беспомощно оправдывавшуюся женщину, вытиравшую носовым платком красное грубоватое лицо. Это было простое лицо деревенской женщины, видимо, его родственницы. Он шумно ходил по ресторану, абсолютно не заботясь о том, какое производит впечатление. Официанты осторожно обходили писателя, ворча: «Опять надрался». Видимо, это было отнюдь не первое посещение ресторана «Будапешт» Михаилом Александровичем...

«Секрет» — «Континент»