ВСЕ МУЗ Ы В ГОСТИ БУДУТ К НАМ

ВСЕ МУЗ Ы В ГОСТИ БУДУТ К НАМ

СЕРГЕЙ ЯРОВОЙ

«Я УЧИЛСЯ НЕ БЫТЬ ОДИНОКИМ»

По профессии молекулярный биолог. Родился в 1964 году в гор. Алчевске (Украина). Окончил Донецкий университет. Защитил диссертацию в Институте биоорганической химии РАН. Жил и работал в Москве. Выехал на запад в 1994 году. Жил во Франции, затем в США. Сейчас живет в Филадельфии. Занимается научной работой в Пенсильванском университете. Публикуется в американских и зарубежных литературных изданиях.

От составителя. Сергей Яровой – поэт и ученый. Наверное, поэтому в его стихах так четко видно стремление к постижению вечных истин, смысла жизни, мудрости Востока. Это особенно заметно в коротких стихах Сергея, так напоминающих японские хокку.
Ян Торчинский


* * *
Слезинки ледников
Потоком горным стали.
Теперь их рукавом не утереть...

* * *
О, если б жил я
Возле водопада!
Неужто б был печален и тогда?

* * *
Пусть и лишился
Императорской я службы,
Но, есть пока семья, –
отшельником не стану.

* * *
Друзей так мало у меня осталось!
Воистину, как древние считали,
Не предаёт лишь только настоящий.

* * *
Как мало их – сосна, бамбук и слива.
Как мало... Но, однако, –
Как в них много!

* * *
В моём саду
В снегу весеннем слива.
Как жаль, что я –
За сотни ли от дома!
1989 г.

РОДИНЕ
Я бы тебя оставил, я бы оставил,
Да не умею ни на минуту, ни на минуту,
Я бы себя заставил, я бы заставил,
Да ни к чему это, всё равно не забуду.

Даже если совсем с другими
Просыпаюсь утром в обнимку
(Имена их не помню, см. подписи
На многочисленных снимках),
Я думаю о любимой, тебе,
Что где-то там, вдалеке,
Может быть, позабыла
И уже не помнит об одном чудаке,

Который любил её... Боже!
Это было давным-давно...
Ну, а может быть, тоже?..
Может быть, ей не всё равно?
1994 г.

ДЕВУШКЕ, ДЕЛАЮЩЕЙ НАБРОСКИ
КАРАНДАШОМ В CITE UNIVERSITAIRE
Нарисуй мне это дерево в мой сад,
Ни о чём другом тебя я не прошу,
В сад, замёрзший много лет тому назад,
Но чьим воздухом я до сих пор дышу.
Нарисуй мне это дерево весной,
Нарисуй мне его радость и цветы,
Нарисуй, как осенью домой,
В землю, возвращаются листы.
Нарисуй, как это дерево дрожит
Одинокое зимою на ветру,
Нарисуй, как наше время пробежит,
И однажды не найдут нас поутру.
1994 г.

КАЛИФОРНИЯ
Эвкалипты стоят, как берёзы,
А иные – совсем как ивы...
– Ну, сбылись твои детские грёзы?
– Да, но что-то не так счастливо...
1997 г.

ИРИНЕ М., В АВСТРАЛИЮ
Что об абстракциях болтать? –
С простым не сладишь.
Тут вон, письмишко накатать –
И то не сядешь.
То на работу, то домой,
То вновь из дома.
Да что там! Всё это самой
Тебе знакомо.
Да, времена уже не те,
И расстоянья.
Иные способы лите-
ратуры, знанья,
И жизни тож, как таковой,
И как искусства.
Быть может, это – art nouveau,
А вдруг – лишь пусто?
Куда ни кинь– повсюду клин,
Модерном тянет.
И остаётся всяк один
Среди развалин,
Среди руин, что всё стоят
В воображеньи.
Кур, говорят, теперь доят
Перед сраженьем.
И перед временем-врагом
На поле битвы
О вечности и ни о ком
Твои молитвы.
1997 г.

СТАРИННАЯ ЛЕГЕНДА (НЕОКОНЧЕННАЯ)
Мы в Новой Англии. Кружатся, вьются чайки
Над озером Квинсигамонд...
Тут, говорят, когда-то «новый русский»,
В две тысячи каком-то там году,
Построил замок. И привёз в него хозяйку,
Жену-красавицу. К тому ж она была
Чиста, как снег, совсем ещё ребёнок,
Открыта к людям, весела, добра.
Он взял её как будто из деревни,
Где жили всё ещё как в старину.
(Что косвенно ещё раз подтверждает
Господствующее мнение в науке
О том, что телевизор запрещён
Конгрессом был уже в далёкие те годы)
И всё бы ничего – да вот беда:
Примерно через месяцев тринадцать,
По крайней мере, так твердили старики,
Вдруг начала она болеть, хиреть
И задавать нелепые вопросы.
– Ты знаешь, милый, я вчера роман читала,
Ну, тот, старинный, ты ещё смеялся,–
Какую ерунду писали предки! –
Так вот, нашла я слово там – «душа».
Не знаешь ли ты, что это такое?
И вот ещё: там было слово «совесть»
И имя – «Бог». Не мог ли бы ты мне
Достать словарь старинных слов и выражений?
Ведь ныне так уже не говорят...
Как странно выражались наши предки!
Он обещал, конечно, но потом
Занятья бизнесом собою заслонили
Пустопорожний этот разговор.
Внезапно он уехал по делам
В Москву и в Вену. Точно неизвестно,
Где были расположены они,
Считается, что пригород Парижа
Последняя была, но и Париж,
Как убедительно доказывает Вайсберг,
Не что иное, как игра воображенья,
Фигура речи, некий Парадиз,
Где сому пьют и веселятся боги.
2564 г.

ТЫ СТОЛЬКО РАЗ МНЕ ОБЪЯСНИЛА ВСЁ…
Ты столько раз мне объяснила всё,
Что и сама смогла поверить в это.
А я молчал, любил, читал Басё
И провожал печаль больного лета.
Молился за тебя, переживал,
Не принимал нелепых извинений,
И выносил меня девятый вал
Опять к тебе, мой злой и добрый гений.
Большие чувства. Тихие слова.
Простая жизнь. Спокойная отрада –
Знать, что ты есть, что боль моя жива,
И помнить: в этом – высшая награда,
Доступная живому существу,
Священно соблюдающему горе,
И, прикоснувшись к нашему родству,
В нём раствориться, как в безбрежном море.
2001 г.

ДРОЗД
Кто объяснит мне, зачем мы живём на свете этом?
Верите ль вы, что каждый из нас рождён поэтом?
Поняли ли, что велик только тот, кто познал потери?
Как осознать, что достигли мы, чего не хотели?
В чём смысл всего? О, как много написано в книгах!
Помните ль вы, как дрозд по полянке прыгал?
Знали любовь? Босиком по пенному шепоту моря?
Преданный друг удержал на краю бездонного горя?
Жили ли вы? До сих пор не найти ответа.
После зимы не для всех приходило лето.
Там, за стихом, – отражением наши души.
Ну, а потом? Разговор ни о чём не нужен...
2001 г.

ВЕСЬ ТОТ ГОД
Я учился не ненавидеть
У костёлов, соборов, пагод.
Знаешь, странно и страшно видеть
Сколько жизней я прожил за год!

Я учился не быть одиноким
Во владеньях Судьбы и Смерти,
К этим сёстрам не быть жестоким.
Я учил их любви, поверьте.

Смерть с Судьбою – чужие жёны,
Кто нежнее – хотел бы знать я...
Как безумны и восторжённы
Эти сёстры в моих объятьях!
2001 г.

* * *
Нанизывая мелкий бисер смысла,
Писать любимым и себе самой,
Чтоб убедиться: лучшее – случилось.

На мониторе «Dolce vi…» «зависла» –
Ты можешь перманентно быть судьбой
Довольна: всё, как в сказке получилось.

Одно лишь «но»: жизнь оказалось неживой.
2001 г.

БЕЗ ИМЕНИ
Не обращай на меня ты внимания, лира.
Я просто пьян своей старой, забытой любовью.
Мне маловато обычного пошлого мира,
Да и устал я уже от пустого его многословья.

Разве ты знаешь, кто я?
И с кем ужинал я в этот вечер?
Разве ты вспомнишь,
с кем ночь провела ты в Париже?
Тени твоей я сознаюсь, теряя дар речи,
В том, что узнал о тебе в этот вечер бесстыжий.

Я никогда, никогда, никогда не... А впрочем, ты знаешь.
Многое годы сотрут и, конечно, расставят
Всё по местам. Но в одном из миров ты – святая.
Кофе, кафе, Valrhona Caraїbe, горько-сладкая вечная память.
2001

ОДА БЛЕДНЫМ ПОГАНКАМ
Чахоточные, бледные поганки,
Дурнушки томные, красотки-хулиганки,
Вы, порожденье северной природы,
О, сколько воздыхателей у вас!
Немало подлецов на вас молилось,
Героев сколько вами отравилось!
Их не спасли ни водка, ни минводы,
Ни наш традиционный русский квас.
Красавицы из рода Psilocybe
В лесу ль, в овраге, на замшелой глыбе –
Загадочны, порой флюоресцентны,
В себе таите галлюциноген.
Нам открывая тайны Мирозданья,
Ведомые Божественным призваньем,
Несёте в массы опыт трансцедентный,
В блаженство повергаете и в тлен.
О, сколько вы иллюзий породили –
И сивой не пригрезится кобыле!
Неизъяснимо сладким наважденьем
Вы погубили сонмы верных душ.
Я воспеваю ваших прелестей соблазны,
Они прекрасны и разнообразны,
И доведут до умоповрежденья,
Будь ты поэт, любовник, или муж!

P.S.: «Вот у вас девушки хороши, красивые,
загорелые, не то что у нас, в Петербурге –-
бледные поганки!» (Из частной беседы)
2002 г.


ВСТРЕТИВ ДРУГА ПОСЛЕ МНОГОЛЕТНЕЙ РАЗЛУКИ,
НАУТРО РАЗМЫШЛЯЮ И ГОВОРЮ О ЧАЕ

«Знающий не говорит, а говорящий не знает»
Лао Цзы, «Книга о Дао и Дэ»

Мы, как истые японцы:
Чай зелёный, суши.
Водка, женщины, червонцы
Так не тешат душу.

«Тя но ю» всего дороже.
Жизнь – не выше чая.
Кисточка для чая может
Стать ключом от рая.

Сняв сандалии у входа, –
Отряхни и душу.
Взять благоговейно воду
Подобает мужу...

Любованье чашкой чая.
Тишина покоя.
Самураи духа знают,
Что это такое.
2002 г.


ПУТЬ
По шаткому мостку добрёл до середины,
Здесь более всего раскачивает ветер.
Казалось мне, недавно вышел из долины,
А иней на висках уж предвещает вечер.

Прощаются со мной бамбук, сосна и слива,
Вино друзьям украсит горечь хризантемы.
В просвет меж гор видна ладонь залива.
Стихи слагаю на простые темы.

Так, отразившись в зыбком зеркале потока,
Всего на день, с рассвета до заката,
Сольётся отражение с истоком,
Цветенье вишни с громовым раскатом.
2003 г.


ГОСУДАРСТВО
«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».
В.К.Тредиаковский «Тилемахида» (1766)

Кровавый Идол с именем святым,
Нашедший по нутру себе забаву,
Великих сыновей присвоив славу,
Из черепов детей, убитых им,

Пил кровь, – она дымилась, горяча, –
А мы, свидетели и жертвы этой тризны,
Все поклонялись Идолу-отчизне,
Что пожирал нас с острия меча.

Мы молча завороженно следили,
Как тело Идола родными наполнялось
И бородавками могильными вздувалось,
Обозначая тех, что уходили.

Иные, захлебнувшись паранойей,
Орудьями служили с наслажденьем
Чудовищу, чья сущность – порожденье
Сна разума, предсказанное Гойей.

Другие, все отринувши сомненья,
Свой крест несли без всяких «но» и «если»,
Но нового, поскольку не воскресли,
Не основали летоисчисленья.

И легионы мучеников были
Распяты вдоль дороги в «божье царство»
И о душе живые позабыли,
Увязнувши в трясине Государства.

О, Родина! О, чудище обло!
Я помню, озорно ты и стозевно,
И лаяй. Где ж волшебная царевна,
Что поцелует мерзкое мурло?!

Привычно поместит наш новый вождь
Тебя в свой перечень рабочих суеверий.
А сердце продолжает свято верить...
И тихо-тихо за окошком плачет дождь.
1987 г.


ОТКРОВЕНИЕ
Я был заворожён полетом этих капель
Под сенью пальм и редких вскриков цапель,
Они слетали, каждая отдельно,
Не думая, что их полет смертельный

Их возвращает в лоно водопада,
Соединяя, что и порознь они – рядом,
Что все они сливаются потоком
В движенье нескончаемом, глубоком,

Что их существование – мгновенье,
Что не успеть сложить стихотворенье
За время одиночного пролёта,
Не зная, что они – лишь часть кого-то,

Кто им фиесту уготовил за порогом,
Кого мудрейшие из них прозвали Богом,
Ему слагая песни и псалмы...

Я растворялся. Капли были мы.
2003 г.


ОРХИДЕЯ
(Еще раз о превратностях любви)
Любуясь орхидеей в «Митико» (1) ,
Изяществом асимметричных тонких линий,
Спустился, млея, Млечный путь,– подать рукой, –
Рассыпав щедро в высях звёздный иней.

Икура, ика, теплое сакэ
Фарфорово-печального графина
Со мной зрят чудо в каждом лепестке
Близ затаившего дыхание камина.
Изломанный душою стебелек
Явил незабываемые лица,
В которых Совершенства тщетный бог
Ревниво превзошел свои границы.

О, вечная манящая звезда,
Тончайшей формы абсолютная идея,–
Меж пальцев убежавшая вода, –
Моя пластмассовая сказка, орхидея!
________________________________
1. Японский ресторан
2004 г.,


ВОЛШЕБНЫЙ ВОЗРАСТ
– Мама, кто вздыхает там, за дверью?
– Это души мертвых, ты не верь им.

– А в лесу хохочет кто и плачет?
– Это леший путников дурачит.

– Что-то долго не приходит папа…
– Может, снова повстречался с каппой (1).

– Что за странный запах от камина?
– Коготь лепрокон коптит совиный.

– А наш домик не сожгут драконы?
– Спи, они запрещены законом.

– Мама, что за свет там у порога?
– Просто ты еще способен видеть Бога.
______________________________
1. Мифические существа японского фольклора;
водяные.
2004 г.


* * *
В гравюрах Дюрера ночами ты снишься мне,
Ты, зябко поведя плечами, бредёшь во сне.
Бредёшь и бредишь, сквозь болота, леса, туман.
В бреду проскальзывают ноты, соль дальних стран,

В них облака, сгущаясь, виснут. Топь – киселём.
Там обрывается отчизна, где мы – вдвоём,
Там злом распахнутые ставни страшней вдвойне,
Наш бред, усугубленный явью, увяз во сне.

Безумная ночная птица… Тень в тишине.
Ты спишь, и это тебе снится: ты снишься мне.
2004 г.


ОСТРОВ СОКРОВИЩ
Сокровищ остров скрыт от алчных глаз,
На самых верных картах не отмечен,
Завуалирован покровом ложных фраз,
В писаниях туманных засекречен.

Хмельной матрос на мачте корабля,
Дрейфующего милостью природы,
Очнувшись, закричит: «Земля! Земля!»
И над загадкой вновь сомкнутся воды.

И даже те, кто прихотью судьбы
На острове окажутся случайно,
Бредут, и, спотыкаясь о гробы,
Не проникают в сердцевину тайны:

То не гробы. То – злата сундуки,
Сокровищница будущего века.
Слепые попирают дураки
Сокровищ остров – сердце человека.
2005 г.

ДЕКАБРЬ

Декабрь печальный, сиротливо-тонок,
Клин диких уток провожал слезами,
А мне Ваш милый вспомнился котёнок,
С большими, удивлёнными глазами...
Как расстоянье между мной и Вами.
2002 г.