ДЕЛА ФУТБОЛЬНЫЕ или САГА ОБ ОФСАЙДАХ

ДЕЛА ФУТБОЛЬНЫЕ или САГА ОБ ОФСАЙДАХ

Бильярдный маркер: «При коммунизме лузы будут, как баскетбольные корзины!»
Советский анекдот
Не приходится спорить, что европейский футбол (soccer) является самой популярной и любимой большинством народов спортивной игрой. Стотысячные, забитые до верха в дни ответственных матчей стадионы, толпы «обездоленных» болельщиков, мающихся в чаянии достать лишний билетик, многомиллионная аудитория телезрителей и др. убедительно говорят об этом.
Чего же хотят и ждут эти люди (болельщики, тиффози, торсида, фаны и т.д.), заплатившие немалые деньги за билет или пользование спортивными программами ТV? Не будем лицемерить: в первую очередь, победы любимой команды. Болельщики, конечно, не против, чтобы победа была красивой, и голов было много, и чтобы они забивались после эффектных комбинаций, а удары, направленные в ворота «их» команды, отражали акробатически прыгающие вратари. Иначе говоря, чтобы игра была зрелищной. Но болельщики охотно пожертвуют этой зрелищностью, лишь бы счет был «в нашу пользу». Потому что, если человека интересует зрелищность, как таковая, он пойдет в цирк или в театр. А зрелищность спорта или, если хотите, его эстетика, специфична и определяется качеством и накалом состязательности поединков на футбольном поле, ринге, корте или за шахматной доской.
Иного мнения придерживается журналист Николай Верещагин, см. статью «Камо грядеши, футбол? Как вернуть игре зрелищность» («Обзор» от 7—13 августа с.г., polit.ru). В снижении зрелищности он видит причину всех футбольных бед, а критерием зрелищности, по его мнению, является результативность матчей, которая падает год от года.
Отметим сразу, что это чисто болельщицкая, то есть непрофессиональная, точка зрения, и вот почему. Термин «зрелищность» нуждается в конкретизации, потому что глубинное понимание зрелищности футбола (и вообще всего на свете) зависит от квалификации и опыта того, кто дает ей оценку. Поясню эту мысль на примере шахмат. Для начинающего шахматиста партии корифеев XIX века (Андерсена, Мак-Донеля, Кизирицкого и др.) покажутся гораздо зрелищней, чем шедевры, скажем, Капабланки, Каспарова или Петросяна. Как же: куда-то пропали искрометные комбинации, многочисленные жертвы и ошеломляющие маты в конце. Новичку не понять, что зачастую комбинации шахматистов-романтиков не имели солидной позиционной основы, что силы противников были зачастую неравными, что проигравшие допускали грубые ошибки и т.д. Жертва, комбинация — мат! И никаких скучных ничьих! Вот она — красота партии, вот ее зрелищность. Однако, с развитием шахмат, начиная от Морфи и, особенно, Стейница, начали торжествовать иные приоритеты, шахматная теория обрела черты науки, соотношение «меча и щита» стало более уравновешенным. Бесшабашные кавалерийские наскоки на позицию противника себя изжили. Романтические, гамбитные шахматы кончились с уходом Чигорина. Поэтому в начале ХХ века заговорили, что шахматы надо спасать от ничейной смерти. Например, появились предложения поменять местами коней и слонов. Это значило пустить под откос одну игру и заменить ее другой. Идея не нашла поддержки, и слава Богу, потому что, вместо мифической ничейной смерти, в партиях Алехина, Ботвинника, Котова, Бронштейна, Таля и других гигантов, на базе солидной стратегической основы, засверкали молнии комбинационной игры. Конечно, реже, чем в партиях Андерсена или Морфи, но тем большую ценность представляли эти комбинации. И процент ничьих в современных шахматных турнирах выше, чем в позапрошлом веке (недавний турнир в Дортмунде тому свидетель), но что поделаешь, тем более, что иная ничья, исполненная борьбы равных по силе противников, стратегических замыслов, их тактической реализации и контригры соперника, гораздо более зрелищна, чем, например, результативная партия, завершенная матом Легаля. Разумеется, в глазах профессионалов.
Нечто подобное происходит и в футболе. Вспомним историю.
Примерно до начала 30-х годов прошлого века советские футболисты строили игру по принципу «пять в линию», с расстановкой игроков по формуле 2:3:5. Пять форвардов, да еще при поддержке хавбеков против двух защитников — как тут не быть высокой результативности! Однако оказалось, что такая система игры не конкурентоспособна с завезенным басками построением «дубль ве — W»: 3:2:5, где полусредние нападающие (инсайды), как правило, оттягивались назад (отсюда графика «W») и составляли вторую линию атаки, одновременно усиливая среднюю линию команды. Забитых голов стало поменьше, но пропущенных еще меньше, потому что «пять в линию» оказались бессильными преодолеть эшелонированные рубежи защиты. Система «W» просуществовала долгие годы, пока на шведском чемпионате мира по футболу в 1958 году бразильские футболисты не явили чудо в виде построения по формуле 4:2:4. И хотя одним форвардом пожертвовали в пользу защиты, южноамериканские футболисты с блеском выиграли чемпионат, показав при этом завидную результативность. Отметим для справедливости, что в тогдашней команде тренера Феолы играли такие корифеи, как Пеле, Гарринча, Диди и др., которые, в принципе, могли обыграть кого угодно при любой стратегической задумке.
Но после этого стали возникать системы с насыщенными линиями защиты и полузащиты, например, 4:3:3 или 4:4:2. Именно, играя по такой системе, имея впереди лишь Бышовца и Пузача, В.Маслов («Динамо», Киев) обыграл на чужом поле знаменитый «Селтик» в игре на Кубок европейских чемпионов, 1966 г. Тот же Маслов намеревался в одном из чемпионатов страны играть по фантастической формуле 4:5:1 — и только непредвиденные обстоятельства помешали тренеру-новатору осуществить столь дерзкий эксперимент. Его расчет строился на том, что киевская команда традиционно имела сильнейшую линию полузащиты: Сабо, Биба, Мунтян и многие другие (кстати, как при Маслове, так и до, и после него), которые, наряду с разрушительными и диспетчерскими функциями, могли во время подключиться к атаке и забить гол. Поэтому, при всех как бы защитных построениях, команда забивала много. Наверное, В.Маслов был последним тренером, исповедующим романтическо-прагматический футбол. Потому что в дальнейшем вектор идей стал склоняться в пользу именно прагматизма. К тому же, в этот и последующий период менялся весь футбол. Большую роль в организации игры начала играть наука: медицина, физиология, психология, диетология и т.д. — все это диктовало новые методы подготовки футболистов. Одновременно кипели дискуссии, правота которых доказывалась на футбольных полях: нужны ли крайние нападающие или будущее за «сдвоенным центром», нужны ли «универсальные» игроки или, наоборот, деятельность и подготовка футболистов каждой линии должна быть специализирована, какая защита перспективнее: персональная, зонная или комбинированная, разрабатывались методы коллективного отбора мяча, возникали новые амплуа защитников: появились чистильщики, волнорезы и т.д. Разумеется, практика вносила поправки в самые хитроумные теоретические построения. Однако их смысл был в том, чтобы наилучшим образом проявить возможности своей команды и всеми силами не дать развернуться сопернику. То есть помешать ему. Отсюда превалирующей стали разрушительные тенденции: только итальянский «бетон» чего стоил. Время, когда бразильцы гордо заявляли своим противникам: «Вы нам забьете, сколько сможете, а мы вам — сколько захотим!», кануло в Лету. Взять ворота становилось все труднее. Когда В.Маслова спросили, почему футболисты после забитого гола ведут себя не по-мужски: обнимаются, устраивают «кучу малу» и т.д., великий тренер мрачно ответил: «А вы попробуйте забить этот гол…» Иначе говоря, цена гола возрастала и возрастает, причем не только забитого, но и предотвращенного. А если учесть, какие деньги вкладываются сейчас в футбол, то термин «цена» звучит не только фигурально. Хорошо это плохо? Думаю, что такой вопрос некорректен, потому что обсуждаемая проблема есть отражение объективной реальности, царящей в футболе, в частности, нивелировка класса ведущих команд, постоянное взаимопроникновение европейских и южноамериканских футбольных тенденций и т.д.
С этим категорически не согласен Н.Верещагин. Он безапелляционно заявляет: «Средняя результативность (на чемпионате мира 2006 г. — Я.Т.) невероятно мала: 2,23 гола — и только! («И только!» — вспомните реплику В.Маслова. — Я.Т.) А в плей-офф напряжение и боязнь роковой ошибки довели результативность до неслыханно низкой отметки – 1.66 гола!» А поэтому: «Буквально в каждой игре все балансируется на той тончайшей грани, когда одна-единственная ошибка игрока, один назначенный или неназначенный пенальти, одна судейская ошибка решает исход не только матча, но и всего чемпионата. Понимая это, команды в наиболее ответственных матчах с равными соперниками (вот именно! — Я.Т.) наглухо «закрываются» и почти не помышляют об атаке — ведь шансов отыграть ненароком пропущенный гол так мало, что главным принципом становится — не рисковать». И в результате: «В который раз надежды болельщиков на красивую игру были обмануты, а надежды спортсменов на победу в честной борьбе — похоронены».
Здесь святое перепутано с грешным. То, что футбол становится все более и более прагматичным, мы уже говорили и пытались понять — почему. Однако говорить о том, что болельщики надеялись «на красивую» (т.е. при непротивлении злу насилием со стороны противников? — Я.Т.) игру, да еще «в честной (т.е. в «несплавленной»? — Я.Т.) борьбе», можно лишь, ориентируясь на самую неквалифицированную часть торсиды, не понимающей тенденций развития футбола и жаждущей крови на поле. Далее, как при счете 0:0, так и при, скажем, 4:4, игра будет балансироваться, по Верещагину, «на той тончайшей грани и т.д.», см. выше, потому что в футболе победа засчитывается не по количеству забитых голов, а по разности забитых и пропущенных, так что победы со счетом 1:0 и 5:4 или, скажем, 10:9 (это уже из практики дворовых команд) в одинаковой цене. А если команда должна отыгрываться, неужели и она будет «наглухо закрываться»?
Кроме того, говоря о низкой или высокой результативности, хорошо бы договориться: а какой она должна быть. Сравните: в профессиональном баскетболе суммарное количество очков с обеих сторон достигает двух сотен, т.е. около 80—100 результативных бросков. А в гандболе общее число забитых голов в районе двух, трех, реже четырех десятков, т.е. вдвое меньше, чем в баскетболе. В хоккее с шайбой счет порядка 4:3 тоже никого не шокирует. Почему? Да потому что каждая игра имеет свою специфику, свои атрибуты и свои возможности. И требовать в футболе баскетбольного или гандбольного счета — все равно, что ожидать двух матов в одной шахматной партии.
И вообще, не только количеством голов красен футбол. Насколько мне известно, самый крупный счет в советских чемпионатах был зафиксирован в довоенном матче между московским и киевском «Динамо» — 8:5, тринадцать голов! Кто сегодня вспоминает об этом футбольном курьезе? Но я уверен, что игра проходила при полной беспомощности защитников и вратарей.
А вот первый матч на Суперкубок Европы в 1975 г. между мюнхенской «Баварией», и киевским «Динамо» закончился с «незрелищным» счетом 0:1. И этот матч давно стал бы достоянием историков от спорта. Но никто из видевших этот матч или хотя бы слышавших о нем не забудет баснословного флангового прохода Блохина, с финтами, обводкой, рывками и паузами, сквозь одну из лучших в Европе линий защиты во главе с «кайзером» Беккенбауэром, Шварценбергом и др., завершившегося неотразимым ударом по воротам!
Или другой пример. Финальный матч на Кубок СССР в 1966 г. между «Динамо» (Киев) и «Торпедо» (Москва) завершился с более «зрелищным» счетом 2:0. Давняя уже история, но первый гол был забит на первой (!) минуте матча, когда Бышовец подхватил мяч в центральном круге и, будто совершая слалом, прошел по центру через все поле и поразил ворота Кавазашвили.
Или еще. Кто не восторгался виртуозной игрой великих вратарей Хомича, Яшина, Разинского, Рудакова, Банникова и др. (всех не перечислишь!), спасавших свои ворота в самых безнадежных ситуациях? Будь на их месте голкиперы-середнячки, результативность была бы намного выше — при полной потере зрелищности поединков.
И тем не менее Н.Верещагин хочет простейшим способом вывести футбол из им же придуманного кризиса. Подсчитав, что за игру мяч в среднем попадает в боковые стойки и перекладины 2—5 раз, Николай предложил увеличить размеры ворот в длину и высоту на полдиаметра мяча. Вот вам дополнительные голы: от двух до пяти в каждом матче! Однако эта идея не нова. С ней в свое время носился президент ФИФА Жоао Авеланж. И только когда ему растолковали, сколько ворот, от стадионов-стотысячников до школьных или сельских спортивных площадок, придется реконструировать, он пришел в ужас и к этому больше не возвращался.
Далее. Почему Н.Верещагин не подсчитал, сколько раз мяч пролетает впритирку к рамке ворот? Так почему бы, в плане реализации его идей, не увеличить габариты ворот на величину диаметра мяча и более или заменить футбольный мяч гандбольным или волейбольным? И так далее. Результатом таких допинговых мероприятий будет увеличение «убойной» дистанции удара. Следовательно, форвардов будут всеми силами «нейтрализовывать» уже на дальних подступах к штрафной площадке. Как это суммарно скажется на результативности — большой вопрос.
Кстати, футбол знал и другие предложения. Например, отменить или ограничить правило офсайда, заменить вбрасывание меча из-за боковой линии подобием подачи, вроде корнера и т.д.. А вот на заре футбола голкиперы не имели права играть руками даже на линии ворот. От этого отказались, «пожертвовав» результативностью, но зато получив гениев-вратарей, некоторых из них мы называли выше. Наверное, это была самое оправданное изменение первоначальных правил. А те новшества, которые не прошли, привели бы к тому, что вместо футбола появилась бы совсем другая игра.
Значит ли все, сказанное выше, что снижение результативности в футболе есть объективный и однонаправленный процесс? Ничуть! Спорт прекрасен своими корифеями. И обязательно, рано или поздно, появятся форварды, продолжатели традиций гениального Пеле, непредсказуемого Гарринчи, «разбойного гения прорыва» (Е.Евтушенко) Боброва, загадочного Лобановского, напористого Стрельцова, виртуозных дриблеров Бышовца или Месхи, неудержимого Блохина и многих других мастеров атаки и гола, перед которыми будут пасовать самые опытные и атлетичные беки. И именно они, новые форварды, преодолевая эшелонированные рубежи обороны, откроют новые страницы зрелищного результативного футбола. А еще появятся новые великие созидатели атак, наследники славы Федотова, В.Иванова, Нетто, Воронина, Сабо, Мунтяна, Буряка и др. Появятся футболисты (Коверзнев, Коман и др.), умеющие мистически угадывать, куда отскочит мяч, и добить его в ворота. И именно такие игроки составят цвет футбола и определят пути его развития.
Если их, конечно, не остановят хорошо известными способами. Много лет назад, после того, как бразильцы стали двукратными чемпионами Европы, некий искушенный советский болельщик сказал: «У нас Пеле был бы рядовым товарищем. Три раза его бы отправили в жужельницу, а в четвертый он бы и сам не сунулся». Это подтвердилось на лондонском первенстве мира в 1966 году, где искалеченный венгерскими и португальскими защитниками «король футбола», плача и прихрамывая, покинул чемпионат. Да и на отечественных полях можно было видеть, как калечили Бышовца, били по ногам Лобановского, охотились за Блохиным, Хмельницким, Пузачем… Я думаю, московские, ленинградские, тбилисские и др. болельщики могут продолжить этот печальный список на примере своих любимых команд. И когда новоявленные волшебники мяча вновь окажутся «вне игры», результативность в футболе снова начнет снижаться.
Кому же по силам уберечь их от «заботливой» опеки своих оппонентов, которые «заботятся так добро, что обработаны все ребра, и вновь — то связки, то мениск» (снова Евтушенко)? На джентльменское отношение защитников рассчитывать не приходится. Тем более странным было бы ожидать, что тренер даст наставление своему стопперу: «Ты с Толей, Олегом, Игорем играй поаккуратней: их ноги — народное достояние». Наоборот, он скажет примерно следующее: «Этого на ударную позицию не допускай ни за что! Хоть съешь его живьем, но чтоб в штрафной площадке духу его не было!» Тренеры — тоже люди, они дорожат своим местом, а их «усидчивость» напрямую зависит от результатов игры.
Так на кого же вся надежда? Кто остается в осадке? Футбольные судьи!
Ох, уж эти судьи, вечные классовые враги футболистов и тренеров! Сколько критических стрел постоянно пускается в их адрес! Они — «неквалифицированные, нерасторопные, необъективные, и злокозненные, а то и просто непорядочные...» Если команда проиграла — то судья виноват, если выиграла — то, несмотря на все его усилия, если ничья — где-то посредине! Однако будем справедливы и к судьям. Кто не побывал в шкуре футбольного арбитра, не способен понять, что значит, в течение 90 и тем более 120 минут, вдоль и поперек бороздить поле площадью в полгектара, не имея возможности — в отличие от всех прочих участников действа! — расслабиться хоть на мгновение. И который, единственный на поле, не имеет права на ошибку. Недаром из-за физических и моральных перегрузок именно судьи, как правило, за матч теряют в весе больше, чем форварды или защитники! Постоянно перемещаясь, судья решает главную задачу: правильно выбрать место, чтобы, с одной стороны, быть поближе к эпицентру событий (т.е. к мячу), а с другой, — максимально видеть поле. Не приходится доказывать, что в течение всего матча такое удается не всегда: мяч летит быстрее любого спринтера. И последствия того, что судья окажется «не там» и «не тогда», могут оказаться трагическими. Например, я уверен, что, окажись арбитр в «правильном» месте, рокового конфликта между Матерацци и Зиданом в финале последнего чемпионата мира не было бы. И наоборот, мне известен анекдотичный случай, когда мяч, попавший в судью, который хотел «быть поближе…», срикошетил в ворота. При «разборе полетов» этому арбитру мало не показалось!
К тому же судья преследует две противоречивые цели: руководить матчем, держа в руках «все нити заговора», и при этом быть минимально заметным на поле. В качестве отрицательного примера приведу судейство российского арбитра В.Иванова в матче сборных Португалии и Голландии все на том же последнем чемпионате мира. Он был самой «заметной» фигурой на поле, он не допустил ни одной формальной ошибки, немедленно наказывая штрафными ударами, красными и желтыми карточками нарушителей правил, но все его судейство было однозначно ошибочным — такова диалектика этой профессии! «Я как видел, так и судил», — оправдывался арбитр. Именно в этом и был корень зла: судья должен не только видеть, но и предвидеть, как и куда пойдет игра. И, в случае необходимости, всеми доступными ему способами направить ее в нужное русло. Нужно «поймать» и правильно оценить момент истины. А в данном матче такой момент был! Когда три португальских защитника в своей штрафной площадке коллективно «укладывали» на землю голландца, нужно было без колебаний назначать пенальти. Но Иванов не решился сделать этого, и португальцы, почувствовав, что арбитр дрогнул, немедленно распоясались и спровоцировали пожалуй самую интеллигентную команду чемпионата на ответную грубость. Португальцы знали, что соперники уступают им именно в этом «компоненте», поэтому возникающие на поле инциденты, в конечном счете, будут в их пользу. Так и получилось! А Иванов до конца матча безвольно, в качестве статиста, фиксировал происходящие на поле безобразия.
Не приходится спорить, что физические возможности судей не безграничны. У него нет и не будет глаз на затылке. Ни сейчас, ни в обозримом будущем не предвидится какого-либо технического оборудования, которое могло бы хоть частично гарантировать арбитров от ошибок: ну, не с вертолета же им судить! Наконец, нельзя лишать судей права на индивидуальную оценку происходящего на поле. Из этого следует, что судейские ошибки или то, что со стороны принимается за ошибки, неизбежны.
Так на что и на кого надеяться? Что спасет футбол от потери зрелищности?
Думается, ничего, кроме самого футбола, подверженного процессу саморазвития, как и всякое вечное, неумирающее движение. И в силу спонтанности этого движения всегда будут появляться великие тренеры, дарящие футболу новые идеи, и гениальные футболисты, воплощающие эти идеи в жизнь. И в этом залог оптимистических прогнозов будущего игры.
И в заключение: не будем строги к Николаю Верещагину. Он, безусловно, в меру своего понимания, пытался порадеть делу. Ясно, хотел сделать, как лучше. Забыл, правда, куда ведут добрые намерения, и что, когда хотят сделать, как лучше, получается, как всегда, да и то, если очень повезет…


Ян ТОРЧИНСКИЙ