Соединенные Штаты: неразрывная связь со странами мира
Природу американской внешней политики определяют непреходящие американские идеалы. Но это лишь часть динамичного и сложного процесса. Американская внешняя политика должна постоянно уравновешиваться трезвыми соображениями стратегического характера.
Уолтер Рассел Мид, Скотт Эрвин и Эйтан Голдштейн — научные сотрудники Совета по международным отношениям.
Бывший государственный секретарь Генри Киссинджер писал, что американскую внешнюю политику определяют колебания между двумя крайностями — идеализмом и изоляционизмом. Эта знакомая дихотомия, когда страна поочередно или сражается с ветряными мельницами или цинично прячет свою голову в песок, хотя и точна, но все-таки затмевает течения, издавна направляющие внешнюю политику США. Уверенность в том, что Соединенные Штаты призваны служить двигателем распространения демократии, свободных рынков и личной свободы, является неизменным основанием взаимодействия Америки с миром. Политики, разумеется, расходятся во мнениях о том, какими средствами добиваться этих целей, или о способности Соединенных Штатов влиять на такие изменения. Но американские лидеры, представляющие весь политический спектр, давно считают, что успех американской политики в немалой мере зависит от процессов, происходящих в остальном мире.
То, что такие непримиримые соперники, как президенты Вудро Вильсон (1913—1921) и Теодор Рузвельт (1901—1909), одинаково широко рассматривали интересы Америки в мире, исходя из того, что судьба Соединенных Штатов неразрывно связана с характером и поведением стран по всему миру, подчеркивает распространенность этого мировоззрения. Вудро Вильсон утверждал: «Мы участвуем, хотим мы того или нет, в жизни мира. Все, что касается человечества, неизбежно становится нашим делом». Идея Рузвельта о глобальной роли Америки была такой же далеко идущей: «Есть такая вещь, как международная нравственность. Я принимаю эту позицию как американец, который стремится верно служить интересам своей собственной страны, но который также стремится делать все возможное ради достижения справедливости и порядочности по отношению к человечеству в целом, и который поэтому считает себя обязанным судить обо всех других странах по их действиям в каждом конкретном случае». А это явное доказательство того, что природу американской внешней политики определяет служение идеалам, то есть неисправимый идеализм. Но это лишь часть динамичного и сложного процесса. Американская внешняя политика должна постоянно уравновешиваться трезвыми соображениями стратегического характера. Рузвельт оправдывал эти требования и неизбежные последующие компромиссы, предостерегая, что "в стремлении к высокому идеалу мы должны использовать практические методы, если мы не можем всего добиться за один прыжок, мы должны продвигаться вперед шаг за шагом, разумно довольствуясь тем, что действительно добиваемся прогресса в верном направлении". Таким образом, иностранные дела Америки можно лучше понять не как колебания между изоляционизмом и вовлеченностью, а как отражение постоянной напряженности между ее идеалами и ее интересами, которые часто противоречат друг другу.
Таким образом, американская дипломатия 20-го века — это во многом история о том, как политики стремились устанавливать верный баланс между интересами и идеалами. Характеризуя это балансирование, государственный секретарь Кондолиза Райс недавно заметила: «Американской внешней политике всегда был свойствен идеализм. Речь идет о том, чтобы не только найти возможное решение, но и сделать это в контексте принципов и ценностей. Затем мы все обязаны принимать меры, основанные на этих ценностях, и заставлять их работать на повседневной основе, чтобы всегда продвигаться к цели. В этом и заключается связь, повседневная оперативная политическая связь между этими идеалами и результатами проводимой политики». Назвав применяемый администрацией подход «практическим идеализмом», Райс так же ясно, как и любой из ее предшественников, определила суть проблемы взаимодействия Соединенных Штатов с остальным миром в 20-м веке. На решающих развилках минувшего столетия конфликт между интересами и идеалами Америки представал в ярком контрасте. И в эти времена американская внешняя политика проявляла как утопический оптимизм, так и безжалостный прагматизм, часто одновременно.
Само имя Вудро Вильсона стало синонимом американского идеализма. Его решимость «сделать мир безопасным для демократии» заряжала американскую общественность, когда изоляционистская прежде страна вступала в Первую мировую войну. Выступления бывшего профессора за самоопределение вызвали глубокий резонанс среди националистов по всему миру, и самого Вильсона считали почти мессианской фигурой. Репортер «Вашингтон пост», описывая восстание Египта против британского правления весной 1919 года, отмечал, что египетские националисты «зажжены идеалами Вильсона», и делился своими наблюдениями: «Проходя по улицам, участники маршей протеста выкрикивают заповеди Вильсона». Опираясь на кредо Вильсона, египетские националисты умоляли Сенат США поддержать независимость Египта. Однако Вильсон отклонил их просьбы и подтвердил поддержку британского правления в Египте со стороны Соединенных Штатов. Хотя американская поддержка свободы во время войны и после нее оставалась во многом риторической, доктрина Вильсона, как оказалось, сыграла ключевую роль в распространении демократии в 20-м веке.
Однако идеализм Вильсона сочетался с жестким реализмом. Например, сожалея в связи с поступавшими сведениями о жестоком обращении турок с армянами, Вильсон сопротивлялся громким требованиям объявить войну туркам, опасаясь поставить под угрозу американское миссионерское присутствие на Ближнем Востоке. Действительно, нежелание Соединенных Штатов направить американские войска в поддержку зарождавшегося армянского государства после Первой мировой войны способствовало быстрому краху Армении. Ведение войны Вильсоном также исключало всякий намек на мечтательный идеализм. Необходимо было привести в действие всю мощь американской военной машины, поскольку президент провозгласил принцип «силы без ограничений и без меры». Таким образом, в участии Америки в Первой мировой войне мы видим стратегию, рожденную гибридом узко определенных интересов и глубоко укорененных американских принципов.
Опыт, приобретенный Соединенными Штатами в годы Второй мировой войны, еще более наглядно демонстрирует конфликт между американскими ценностями и геополитическими потребностями. Почти за год до японской бомбардировки Перл-Харбора президент Франклин Делано Рузвельт (1933—1945) выступил со знаменитым обращением «Четыре свободы», в котором он заявил, что люди «повсюду в мире» имеют право на свободу слова и вероисповедания, свободу от нужды и свободу от страха. Этим принципам суждено было стать для Соединенных Штатов призывом к сплочению при вступлении во Вторую мировую войну и дать рядовому американцу идеологическую основу для борьбы. И все же, пока художник Норманн Рокуэлл увековечивал «Четыре свободы» в цикле рисунков в газете «Сатердей ивнинг пост», Рузвельт вел переговоры о партнерстве с тоталитарным Советским Союзом. Россия Иосифа Сталина, вымотанная кровавыми чистками, показательными судами и организованным государством голодом, выглядела сомнительным союзником в продвижении принципов, за которые ратовал Рузвельт.
В июле 1941 года Рузвельт направил доверенное лицо, советника Гарри Хопкинса, в долгий путь в Россию, чтобы тот оценил надежность и состоятельность Сталина как стратегического партнера. Хопкинс указал на затруднительное идеологическое положение, создаваемое альянсом с Советским Союзом; визит подчеркнул «разницу между демократией и диктатурой», докладывал он Рузвельту. Президент в ответ оказал СССР помощь в размере одного миллиарда долларов, положив начало настоящему потоку американской щедрости, и санкционировал выпуск цикла пропагандистских фильмов для показа в Соединенных Штатах. Сталин был представлен как достойный человек, а под насильственные эксцессы в России подводилось рациональное обоснование. Желание Рузвельта поддерживать американо-советский альянс заставило его пойти на компромисс в отношении традиционной для Америки защиты самоопределения за рубежом. Размышляя над тем, как стратегические интересы затмили традиционные ценности, президент Джордж Буш-старший посетовал, что американская дипломатия в годы Второй мировой войны пыталась «жертвовать свободой ради стабильности».
Однако объятия, открытые Рузвельтом Советскому Союзу, не означали пренебрежения американскими идеалами. Хотя президент Рузвельт связал Соединенные Штаты с жестоким режимом, президент также использовал возможность продвигать демократию и самоопределение, заложив основу для международного порядка, соответствующего американским идеалам. К большой досаде своих европейских союзников Рузвельт был заклятым врагом империализма и стремился вытеснить британцев и французов из их обширных колоний. На ужине с марокканским правителем во время Касабланкской конференции в 1943 году Рузвельт выступил за независимость Марокко, а Черчилль сидел через стол в ярости и страхе за судьбу собственных колоний Великобритании. Кроме того, Рузвельт отверг британский доминион в Западной Африке и французское правление в Индокитае как не соответствующие провозглашенным союзниками целям войны. Рузвельт также стремился исправить ошибки искаженного урегулирования после Первой мировой войны. Он задумал международную организацию, которая эффективно обеспечивала бы коллективную безопасность и предотвращала возможность возникновения еще одного мирового пожара. Хотя создавать ООН выпало последователю Рузвельта, исходная структура организации во многом отражала его идеи. Соответственно, в годы Второй мировой войны Соединенные Штаты демонстрировали тактическую целесообразность альянса с репрессивной диктатурой, одновременно сохраняя общий стратегический настрой на продвижение американских ценностей.
После смерти Рузвельта в 1945 году совершенно неожиданно Гарри Трумэн стал президентом. В прошлом совладелец магазина готового платья, он должен был преодолевать огромные трудности. Поначалу Трумэн был мало похож на своего обходительного и аристократичного в манерах предшественника. Продукт жесткой политической машины и самоучка, Трумэн, как и Рузвельт до него, вырабатывал политику, сочетая американские интересы и идеалы. В том же году, когда Трумэн навлек на японские города Хиросиму и Нагасаки страшное разрушение, он также стимулировал подготовку Устава ООН как «дела, в котором находит свое выражение глубочайшее благодарение Всемогущему Богу». Искреннее президентское одобрение организации, «полной решимости спасти грядущие поколения от угрозы войны», прозвучавшее на фоне «беспощадной» войны Америки против Японии, служит примером особого соединения возвышенного идеализма с безжалостным реализмом — характерной черты американской внешней политики в 20-м веке.
Трумэн, пожалуй, лучше любого другого президента в Америке за столетие умел сочетать американские интересы и идеалы. План Маршалла — крупномасштабная программа гуманитарной помощи разоренной послевоенной Европе, помог разрушенным экономическим системам континента, предотвратив наступление коммунизма. Сделанный в программе упор на свободное предпринимательство разрушил экономические барьеры в Европе, стимулировав быстрое восстановление, и помог заложить основу для европейской интеграции. Охарактеризованный Уинстоном Черчиллем как «самый бескорыстный поступок во всей писаной истории», план Маршалла дальновидно, хотя и временно, сгладил противоречие между ограничениями стратегического порядка и глубоко укорененными ценностями Америки. В последующие четыре десятилетия, на которые растянулась холодная война, американские политики редко добивались такого успеха в соединении идеалов и принципов, с одной стороны, и практических соображений, с другой, и в большинстве случаев предпочтение отдавалось жесткому реализму.
Распад Советского Союза и кажущийся триумф либеральной демократии не возвестили о прекращении конфликта между американскими интересами и идеалами. Отношения Соединенных Штатов с Китаем в 1990-е годы доказали, что эта неизбежная напряженность сохранилась. Президент Билл Клинтон (1993—2001) вступил в должность на спаде в китайско-американских отношениях после того, как в 1992 году администрация Джорджа Буша-старшего впервые продала Тайваню истребители F-16. Санкции в связи с расправой на площади Тяньаньмэнь и призывы со стороны членов собственной партии занять более жесткую позицию против продолжающихся нарушений прав человека в Китае еще более усугубили отношения и побудили президента подписать в 1993 году административный указ, увязывающий положение в области прав человека с возобновлением режима наибольшего благоприятствования в торговле с Китаем. В присутствии Далай-ламы и Чай Лиина, лидера восстания на площади Тяньаньмэнь, на церемонии подписания лидер сенатского большинства Джордж Митчелл торжественно провозгласил: «Впервые после события на площади Тяньаньмэнь почти четыре года назад у нас есть президент, который готов действовать, чтобы вызвать позитивные перемены».
Этот возвышенный идеализм быстро пал жертвой совокупности факторов — американских деловых интересов в Китае, давления со стороны Пентагона ввиду надвигающегося кризиса с испытаниями ядерного оружия в Северной Корее и ряда язвительных публичных перепалок с Пекином. Это побудило Клинтона повернуть вспять свою торговую политику по отношению к Китаю. Утверждая, что американские идеалы можно наилучшим образом продвигать путем интеграции Китая в мировую экономику, президент принял политику взаимодействия и в мае 1994 года прекратил связывать торговый статус Китая с положением в области прав человека. Министр финансов Роберт Рубин наглядно продемонстрировал это, пояснив, что в интересах Америки «способствовать ускорению интеграции китайской экономики в мировую экономику. Можете не сомневаться в том, что у нас есть серьезные разногласия с Китаем по правам человека, свободе вероисповедания, вопросам безопасности, а также по экономическим делам. Вопрос в том, как лучше всего продвигать наши интересы и убеждения. Мы считаем процесс взаимодействия наиболее вероятным способом добиться прогресса по всем вопросам, которые у нас есть с Китаем». Осенью 1996 года президент Клинтон начал трехлетнюю кампанию по обеспечению вступления Китая во Всемирную торговую организацию. Окончательное вхождение Китая в мировую экономику, которое многие считали главным внешнеполитическим достижением Клинтона, проходило не без трудностей и стало еще одним примером столкновения американских идеалов и американских интересов.
Вторая инаугурационная речь президента Джорджа Буша-младшего продемонстрировала, в какой степени давняя напряженность между американскими идеалами и интересами определяет внешнюю политику США. Провозгласив, что «теперь жизненно важные интересы Америки и ее глубочайшие убеждения едины», президент попытался гармонизировать отношения между этими двумя борющимися между собой силами. Но конфликт между американскими ценностями и требованиями стратегического характера не всегда так легко решается. Несмотря на всю президентскую риторику, такие ключевые союзники Америки, как Пакистан и Саудовская Аравия, часто правят в духе, который противоречит американском установкам. Как и в прошлом, установление баланса между жизненно важными интересами и верностью американским идеалам останется ключевой задачей для американских руководителей на всем протяжении 21-го века.
Уолтер Рассел Мид, Скотт Эрвин и Эйтан Голдштейн, eJournal USA